Веди нас, предводитель! (Глава 20)

Скачать все главы одним файлом можно тут

Глава 20. Агент Талмора

Фургон вновь подпрыгнул на камне. В голове крутились мысли об отце и деде.

Отец… да, ты оказался совсем не таким, как я думал. Твоё недоверие я принял за слабость. Нежелание принимать участие в смертоносных играх гордыни и отмщения — за трусость. Но даже так, что сделал ты, чтобы отвратить нас от этих обычаев? Ничего. Ты лишь скрылся, спрятался… и принижал мои заслуги, насмехался над моим рвением…

Чтобы приготовить меня к этому мигу.

Что же, отец, я уже вижу в твоих глазах удовлетворённый блеск. Но вот что я тебе скажу: лишь раны нанёс ты своему сыну. А ран у меня и так достаточно.

Малакат со мной. Он и все его приближённые. Подобное могущество защитит меня от всего, что грозит орочьему духу. Я докажу ему, что достоин стать его Чемпионом! Докажу, что смогу быть не хуже — нет, лучше! — чем вся его свита.

И даже эти события, которые окружают меня здесь и сейчас, сыграют на пользу. Дадут опыт, которого так не хватает мне. Душа! Я думал, ты наделила меня мудростью, но это обман! Без памяти нет мудрости и разума, лишь смутные обрывки инстинктов и ощущений. Что мне проку от уверенности, что путешествие по Скайриму сделает меня сильнее, нежели сами Принцы даэдра?! Какой прок от подобного, если я теперь пленник?!

Ничего… Однажды я вернусь к своему народу и уничтожу прежние обычаи. Объединю вначале клановых орсимеров, а потом и остальных: «цивилизованных» из Орсиниума, из орочьих крепостей… отовсюду. И они пойдут за мной… на Империю.

И до того дня всё, что было прежде, — всё, что терзает меня ныне, — лишь подготовка. Я стану оружием возмездия, и теперь сам враг закаляет меня. Не только тело, но и дух. Узри, Малакат, я не сломаюсь, что бы ни случилось!

Аха-ха-ха! Видно, слепотой прокляты обе стороны. Так явлена будет истинность моих слов!

Долгое лежание с закрытыми глазами и не до конца прошедшая травма сделали своё дело. Я сам не заметил, как уснул.

Сколько спал — не знаю. Проснулся, заслышав возбуждённые голоса. Стояли сумерки, в воздухе разлились запахи лошадей, пыли и перчёной еды. Дно фургона подо мной больше не двигалось. По инерции подёргавшись, услышал негромкий перезвон цепей, а ещё неразборчивое многоголосье, звуки множества людей и занятий на фоне плеска реки.

— Ага, снова очнулся, — отметил Гуньяр Плиний.

Перестав изучать цепи — слишком толстые, даже для меня, — я прекратил шевелиться. Голова полностью прошла. Я восстановился. Отлично.

— Мы у Гремучки. Река хоть и небольшая, но течение ого-го. Горная. Так что на переправе встали, у Сосновой заставы, — не смутившись моего молчания, продолжил норд, — и последние вести с севера подняли здесь настоящую бурю. Ну, ладно, маленькую бурю, учитывая размер этого загаженного поселения. А я ведь помню, как тут всего с пара охотничьих хижин стояло, да огород маленький. Но нет, десяти лет не прошло, как деревенька выросла, а название сохранилось. Перевозками, значится, теперь живут. Людей с того берега на этот за мзду малую возят. Кхм, — прочистил он горло, — в общем, чего имперская рота-то возбудилась? Подтвердились ведь слухи. Ульфрика Буревестника и правда поймали. Он с малыми силами на переговоры с Рифтеном ехал, вроде как своя земля, а тут имперская засада. Разбили его возле Чёрного Брода, да сразу и повязали. Ох, Талосом клянусь, не всё так гладко, как говорят, но другой информации и нет. У-у, как же я хотел бы оказаться там и своими глазами на всё посмотреть! Но нет, приходится тут торчать. И теперь что, восстанию конец? Ульфрика-то на рудники не отправят. Казнят на месте, как и его приближённых. Имперцы, небось, после этого обратно вернутся. Вроде бы и хорошо, но ведь Скайрим так и останется провинцией Тамриэля, а вера в Талоса так и не будет возвращена обратно. А всё из-за эльфов и Альдмерского Доминиона. Империя боится их, лижет их ноги, вот только почему? Не хватает силы? Так вроде и хватает…

— Ничего мы не боимся, — вдруг вклинился голос Антиоха, и фургон качнулся, когда солдат забрался внутрь. — Не забывай, норд, мы выиграли войну против клятых талморцев. Император Тит Мид лично разгромил их в Битве Красного Кольца.

— А чего тогда земли отдал? — хитро усмехнулся Гуньяр.

— Потому что они и так были захвачены, — насупился имперец. — Талморцы, Обливион их побери, неплохо нас потрепали. Хоть Империя и выиграла, положение оказалось шатким. Нам был нужен перерыв. А уж потом, как сил наберёмся, всю эту погань сотрём с лица земли.

— Ага, — фыркнул норд. — Редгарды в Хаммерфелле, которые оказались с тем, что вы их бросили, отдав половину земли, сражались в одиночку и через пять лет самостоятельно, силами одной провинции, одолели Талмор.

— Да как ты не понимаешь, тугодум? Империя хотела взять передышку, чтобы потом сокрушить Талмор и эльфов одним решительным ударом. Отказ Хаммерфелла проявить гибкость послужил в первую очередь интересам Талмора. Вот что сейчас у нас происходит? Хаммерфелл откололся, дипломатические отношения шаткие донельзя. Не воюем — и то хорошо. Теперь и Скайрим его примеру следует. Вместо того, чтобы пойти императору навстречу, решили поднять это дурацкое восстание. И снова Имперский Легион воюет, но уже со своими!

— Нечего было идти у Талмора на поводу. Они вас переигрывают, потому что умнее, смиритесь, отвечайте силой.

— Много ты понимаешь, мятежник, — хмыкнул Антиох. — Ульфрик боролся силой. И где он теперь? Едет в Хелген, как и мы. Генерал Туллий проведёт красочную казнь, а потом все поедем домой.

— Но разве Ульфрик не хотел всего лишь признания Талоса, как одного из Девяти богов? Не забывай, солдат, Талмор выступил против поклонения ему только потому, что Талос был человеком. Это ещё раз доказывает — Альдмерский Доминион ненавидит людей. И их аванпосты, появившиеся в Скайриме, тому доказательство. Что они делают? Истребляют нас, нордов, с полной поддержкой Империи. Вы своими же руками убиваете собственное население. Ради чего? Чтобы угодить Талмору? Выходит, ваша «передышка» идёт врагу лишь на руку, не так ли? Империя не укрепляет силы, а только ослабляет их!

Антиох недовольно уставился на Гуньяра Плиния:

— А с чего бы мне вообще с тобой болтать, мятежник? Больно много ты знаешь, для какого-то ополченца из Братьев Бури! Да ты, может, сам на Талмор работаешь! Один из шпионов сучки Эленвен!

— Если так, солдат, то вы не слишком-то нежно со мной обошлись. Эту деталь я не забуду упомянуть в своём докладе — в секретном, который я вот сейчас пишу. «Антиох», правильно? Рассказывал, что Империя планирует уничтожить Талмор, а ещё назвал первого эмиссара Эленвен сучкой…

— Заткнись, — прорычал имперец.

— Я лишь прояснил очевидное, солдат.

— Это ты так думаешь! — криво ухмыльнулся Антиох. Он спрыгнул вниз и пропал из поля зрения.

Долгое время Гуньяр Плиний молчал, а затем посмотрел на меня:

— Драгар Геснер, ты хоть примерно понимаешь, что этот человек имел в виду последним своим замечанием?

Но мне было совершенно насрать на то, что он имел или не имел в виду. Я заговорил очень тихо:

— Гуньяр Плиний, слушай внимательно. Воин, которого я вёл, Болдог Толзон, получил удар в голову. Череп у него раскололся, вытекла кровь мыслей. Его разум не сумел вернуться обратно. И воин стал беспомощным, безвредным. Меня тоже ударили по голове. Череп мой треснул и вытекла кровь мыслей…

— Да ладно, только немного слюней…

— Тихо! Слушай. И отвечай потом шёпотом. Теперь я очнулся, дважды, и ты увидел…

Гуньяр перебил меня таким же тихим шёпотом:

— Что разум твой заблудился в пути или что-то в этом роде. Это я увидел? Ты бормочешь бессмысленные слова, поёшь детские песенки и всякое такое. Ладно, хорошо. Я тебе подыграю, но с одним условием.

— Каким условием?

— Когда сумеешь сбежать, ты освободишь и меня тоже. Мелочь, как тебе может показаться, но уверяю тебя…

— Хорошо. Я, Драгар Геснер из племени крогнаров, даю слово, — торжественно произнёс я.

— Отлично. Мне нравится такая ритуальная клятва. Звучит так, будто дана всерьёз.

— Она и дана всерьёз. И не насмехайся надо мной, иначе я убью тебя после того, как освобожу.

— Ага, вот теперь я разобрал и формальное предостережение. Придётся, видимо, вытянуть из тебя ещё одну клятву, увы…

Зло заворчав, я протяжно вдохнул и выдохнул, потом расслабился и проговорил:

— Я, Драгар Геснер, не убью тебя, когда освобожу, если не дашь мне на то причины.

— Уточни природу таковой причины? — подозрительно прищурился он.

— Все норды похожи на тебя?

— Не нужно полный список. «Причиной» назовут, к примеру, покушение на убийство, предательство и, разумеется, насмешки. Ещё что-нибудь?

— Слишком много болтать.

— Хм, а вот здесь мы попадаем в очень смутные, очень тонкие оттенки серого, тебе не кажется? Это ведь вопрос культурных различий…

— Думаю, Скайрим станет первым местом, который я покорю…

— Что-то мне подсказывает, что для начала тебе придётся покорить Империю. А потом разбить Талмор. И если ты это сделаешь, то тогда Скайрим сам, добровольно и с полной радостью, пойдёт под твою руку. Я даже искренне выпью в таверне за твоё здоровье. В любом случае… о, тс-с-с, кто-то идёт.

Приблизились шаги, затем я, из-под полуприкрытых век, разглядел, как в повозку забрался сержант Терций и смерил Гуньяра Плиния долгим взглядом.

— Нет, положительно на талморского агента ты не похож… — наконец проговорил имперец. — Пенитус Окулатус? Хм… тоже нет. Но, может, в том-то всё и дело.

— Возможно, — Гуньяр незаинтересованно пожал плечами.

Голова сержанта начала поворачиваться в мою сторону и я зажмурился.

— Он уже приходил в себя?

— Дважды. Только слюни пускал и скулил, как животное. Полагаю, ты ему мозги повредил, если они у него вообще были, конечно.

Терций хмыкнул:

— Глядишь, так и лучше будет, если только он у нас на руках не помрёт. Так, о чём это я?

— Гуньяр Плиний, агент Талмора и Пенитус Окулатус под прикрытием. А может, бывший Клинок? Как считаешь?

— Да. Точно. Даже если и так, мы с тобой будем обращаться как с разбойником — пока не докажешь обратного — и ты отправишься на железные рудники вместе со всеми остальными. Так что если ты вправду секретный агент, лучше скажи об этом прежде, чем мы покинем Скайрим.

Отчего-то у меня вдруг возникло сомнение, что Имперский Легион покинет Скайрим в ближайшее время. Бездна! Ненавижу такое. Ощущение, словно что-то забыл, будто бы оно свербит в мозгах и никак не появится на поверхности. Хм… и причём тут драконы?

— Если, конечно, — улыбнулся Гуньяр, — моё задание не требует, чтобы я под прикрытием оказался среди заключённых на железных рудниках.

Терций нахмурился, прошипел проклятье, а затем спрыгнул за борт повозки. Я отчётливо услышал его крик:

— Заводите этот треклятый фургон на паром! Живо!

Волы заревели, и колёса вдруг пришли в движение.

Гуньяр Плиний вздохнул, прислонился головой к стенке и прикрыл глаза.

— В опасную игру ты играешь, — пробормотал я.

Норд приоткрыл один глаз:

— Игру, орк? Может, и так, но точно не в ту, о которой ты думаешь.

Рыкнув, я оборвал поток его глупости.

— Не спеши так легко отмахиваться от того, что я и правда могу оказаться… — с толикой возмущения начал говорить он, но оказался прерван.

— Уже отмахнулся, — отрезал я, когда волы повлекли повозку по деревянным мосткам вверх. — Причинами будут считаться покушение на убийство, предательство, насмешки и принадлежность к этим агентам Талмора.

— А «слишком много болтать»? — уточнил Гуньяр.

— Видно, эту кару мне придётся снести, — вздохнул я.

Гуньяр медленно поднял голову, затем ухмыльнулся:

— По рукам!

* * *

Дни тянулись мучительно и медленно.

Как ни странно, именно необходимость постоянно поддерживать иллюзию безумия больше всего помогла мне сохранить разум. Смешно! Я легко переносил физические трудности, но оказался весьма уязвим к духовным. Даже слияние этому не помогло. Напротив, кажется, вторая часть моей души некогда была весьма трепетна к духовной части: необходимость получения новой информации, разговор, какое-то занятие… Я буквально изнывал от желания занять себя!

Хорошо ещё, что никаких пролежней или натёртостей не имелось вначале из-за регенерации, а потом и адаптации, иначе, боги свидетели, я бы принялся грызть цепь зубами. Однако за меня взялись местные паразиты, которыми я не мог назвать даже имперцев. Нет, всё куда проще. Это были клопы, вши и мошкара.

Проклятье! Я знал как крупных зверей, иной раз, сводят с ума чёрные мухи и мошкара, но лишь теперь в должной мере понял, как такое могло произойти.

Каждый вечер меня окатывали ледяной водой из ведра. Благо, что водоёмов в этом холодном крае было выше крыши. После мойки возница, дряхлый, вонючий бретон, присаживался на корточки рядом с моей головой и кормил каким-то густым, зернистым варевом из закопчённого железного котелка. Старик брал большую деревянную ложку и заливал обжигающую злаковую кашу с жилистым мясом прямо мне в рот.

Как же я ненавидел его в этот момент! Он вливал в меня практически кипяток!

Во рту моментально появились волдыри, которые покрыли губы, нёбо и внутреннюю поверхность щёк. С трудом сдерживаясь, я проглатывал всю эту массу практически не жуя, чем дополнительно обжигал горло.

Отчего-то в голове возникла мысль, что таким образом когда-то пытали людей. Заливали нечто раскалённое в глотку.

Процесс адаптации оказался не столь резким, как я рассчитывал, а потому следующий день тоже превратился в мучение.

Наверное я бы выработал полноценное сопротивление ещё через день-два, но Гуньяр сумел уговорить возницу доверить ему это задание, так что норд начал следить, дабы варево достаточно остыло, прежде чем заливать его мне в рот.

Что же, ещё успею «прокачать» собственное сопротивление обжигающим субстанциям.

В свободное время — почти вегда — занимался тем, что напрягал и расслаблял мышцы. Старался не бренчать цепями, так как это нервировало имперцев, но всё равно организовывал себе нечто вроде тренировок. Даже несмотря на регенерацию, ощущал, как от вынужденной неподвижности болят суставы. К счастью, они прекратили уже через три дня.

А до клятого Хелгена ещё четыре… Слишком уж медленно мы идём.

Временами мысли обращались к даэдра, которую освободил я с Меграсом и Болдогом. Эта женщина, Ителия, провела невообразимо долгое время под огромным камнем. Сумела даже добиться некоторой свободы движения, сохраняла волю к освобождению, когда прорывала и выцарапывала в камне борозды. И всё равно я не мог понять, как эта демоница ухитрилась противостоять безумию и смерти, к которой неизбежно вело сумасшествие.

Подобные размышления не приводили ни к чему хорошему. Я ощущал, что пойман в ловушку тела, загнан в угол. Чёртовы мухи, вши, клопы и блохи кусали воспалённую кожу, которая не спешила укрепляться и игнорировать их потуги — видать нужно больше времени; воняла изгаженная одежда; жёсткие доски так и норовили наполнить спину и плечи занозами, стерев её до крови…

На пятый день я почувствовал, что насекомые вроде и продолжали вошкаться, но укусы ослабли. Неужто моя шкура наконец-то стала излишне плотной для их жал? Хорошо бы, иначе я бы точно свихнулся.

Впрочем, во многом спасали скорее разговоры Гуньяра. Он уже какое-то время общался со мной как с ребёнком или домашним животным. Успокаивающие слова, ласковый тон, и проклятье болтовни норда превратилось для меня в спасительную соломинку, за которую можно было ухватиться и держаться — тем сильнее, чем ближе подступало отчаяние.

Слова питали дух, спасали его от душевного голода. Слова отсчитывали циклы дней и ночей, облегчали понимание языка Скайрима и Сиродила — родины имперцев, — описывали места, которые проходил отряд.

После Сосновой заставы и Гремучки солдаты шли по относительно ровной дороге, останавливаясь на ночлег в постоялых дворах. В последнем из них целая толпа детей забралась в фургон: они тыкали в меня палками и смеялись, пока не явился Антиох и не разогнал мелких выродков.

* * *

Предыдущая глава (Глава 19)