Вернувшийся_во_мрак_Глава_23.epub
Вернувшийся_во_мрак_Глава_23.docx
Вернувшийся_во_мрак_Глава_23.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 23
Адамант оказался совершенно пустым, как мы того и ожидали. Заброшенным и разрушенным. Стены представляли из себя груды щебня, лестницы — разбитые и покатые склоны, кое-где обвалившиеся, где-то всё ещё державшиеся на честном слове. Признаться, желания изучать за́мок не возникло. Думал, найти где-нибудь местечко, чтобы уединиться с Аркуэнэ не на весу, а как-то более комфортно, но нет, всё было в слишком плохом состоянии. К тому же, Жрица приглядывала за Хартонисом, так что не могла отлучаться надолго.
Однако, несмотря ни на что, капитан объявил привал. Сегодня заночуем здесь — в месте, которое не стали восстанавливать даже орлесианцы. Похоже, их счетоводы решили, что проще отстроить новую крепость, чем восстанавливать эту. Серые Стражи же, по какой-то причине, надумали проигнорировать один из своих замков. Вполне себе возможно, что тоже из-за финансов.
На Глубинные тропы пойдём завтра. Последний, хе-хе, рывок! Всё как и говорил Нарсиан. Кстати о последнем…
Вечером пользуясь обширным, хоть и разваленным двором, взял эльфийку за руку, да направился «гулять». Конечно, ей нужно приглядывать за Хартонисом, но мы ведь быстренько, да?
Вскоре нам «повезло» наткнуться на Нарсиана.
— Не стал брать парней, пусть отвлекают внимания, изображая, что я отошёл посрать, — «поприветствовал» он меня этими словами, заодно жирно намекнув, что Гешрен и Рокс уже обо всём в курсе. А кого ещё он имел в виду? Не Дирсона же!
— Тогда надеюсь, что тебя поразил не понос, — хмыкнул я, одновременно давая понять, чтобы он поспешил.
Нарсиан усмехнулся, а потом утёр нос тыльной стороной руки, да покосился на Жрицу и её мешочек, который она всегда брала с собой. Мужчина открыл было рот, но задумался и не стал говорить слова, готовые слететь с губ. Отчего-то мне почудилось, что он хотел как-то прокомментировать хирви. Хм… или у наркоманов всё, так или иначе, связано с ним?
— Скоро мы доберёмся до Ронгора, — заявил Нарсиан. — Я хотел быть уверен, что ты с нами, Зир.
— Я с вами, — степенно наклонил я голову.
Бывший королевский солдат некоторое время рассматривал меня, будто выискивая ростки предательства или чего-то иного.
— А ты, Жрица? — в конечном итоге перевёл он взгляд на эльфийку.
— Я с Зиркиртом, — слабо улыбнулась она, сильнее сжимая свою хватку на моей руке. Я поддержал её ответным сжатием.
— Хорошо, — тоже улыбнулся мужчина. — Это я и хотел услышать и… — на мгновение Нарсиан замялся, — надеюсь, я не ошибся.
Я не стал спрашивать его, что он задумал. Очевидно, что всё будет понятно и так. К тому же, не хотелось лишний раз давать повод к подозрению. Суртон, как-никак, уже неоднократно доказывал, что его опасно недооценивать. И если Нарсиан считал, что у него мало времени, лучше бы с этим не спорить.
Махнув рукой, я продолжил путь, пока головорез направился обратно ко своим. Причём сделал это в обход, чтобы выйти к нашей стоянке с другого направления.
Мы тоже не задерживались слишком долго. Не люблю такое, когда даже секс приходится сокращать. Но сейчас и впрямь была такая ситуация, когда нужно максимально сосредоточиться на чём-то одном.
К заходу солнца, когда мы изображали почти привычный антураж, Хартонис начал рычать на капитана сквозь мокрую от слюны тряпку, крича с такой гортанной яростью, что тот даже подошёл к нему. Ноздри старика раздувались. Глаза сверкали с безумной интенсивностью. Он кричал так, что его вырвало. Но Суртон оставался всё таким же невозмутимым, как и всегда. Капитан стоял перед магом и ждал, пока тот не утихнет. Затем схватил волшебника за волосы и прижал лицом к земле, окуная в собственную рвоту и удерживая там, пока тот не начал задыхаться от вони.
Мельком я заметил улыбающийся взгляд, которым обменялись Нарсиан и Роксмар.
А потом, когда Теллер закончил с Хартом, то заставил его открыть рот и едва ли не запихал внутрь порцию хирви. Теперь старик принимал его каждый день. Элисса, впрочем, тоже. Но последняя делала это сугубо добровольно. То ли из страха, то ли и правда пристрастилась — уже и не поймёшь.
Мы все наблюдали за этим, как за шоу. Даже Дирсон, последний «Спрут», одиноко сгорбился в пыльной траве, глядя на остальных мёртвыми глазами. Признаться, не помню, когда в последний раз слышал его голос. Говорил ли он вообще?
«Спруты» больше не казались существующими или даже реальными. Но что тогда казалось?
Покосившись вдаль, я задумался, следует ли всё ещё за нами демон в обличье Лотшиля и лицом Элиссы? Теперь уже не понять. Даже «на живца» не поймать, ведь Суртон не рисковал отпускать девушку даже в туалет, заставляя делать все свои дела на виду остальных. Такое себе зрелище, которое, как я видел, изрядно её унижало. Но сделать ничего было нельзя. Отпускать Кусланд в кусты — значит попрощаться с ней.
А ещё я заметил, как изменились бросаемые на неё взгляды. Если раньше, когда мы только покинули Марзагар, «Гончие» начали относиться к девушке более дружелюбно, хоть и всё ещё с оттенком желания близости, то сейчас тот же Нарсиан и Роксмар глядели на Элиссу с напускным безразличием. Они делали ставку на свою похоть, думая, что волшебник — её единственная защита. Теперь, когда их намерения раскрылись, они вели себя как набожные воры, как люди, наказанные за то, что обижали других. Они предпочитали молчать и лишний раз не раскрывать рта. В этом я их понимал — все слова уже были сказаны. Поэтому все мы смотрели лишь на свои руки или горизонт. Мятежный воздух, который нагноился ещё со времён Марзагара, теперь стал и вовсе гангренозным. Экспедиция казалась скорее собранием враждующих племён, чем людьми, связанными единственной целью.
Ночью в Адаманте ничего не произошло. Спал я неожиданно крепко, а проснулся легко и просто, ощущая неожиданный прилив сил. Скоро… конец всего…
В половине дня пути покоилась дыра в земле, шириной с четыре телеги, а высотой с двухэтажный дом. Достаточно большой размер, чтобы возникли сложности с банальным забрасыванием её землёй или камнями. От дыры воняло Порождениями. Местами была заметна скверна. Похоже, кто-то дрался или кого-то убили прямо тут. Может, затоптали… Это уже не важно.
— Единственный проход на сотни километров вокруг, — проворчал Гешрен. — Зир, идём на разведку.
И мы пошли, изучая туннель, который без каких-либо ответвлений спускался вперёд и вниз почти на полкилометра, постепенно расширяясь, пока не превратился в огромную пещеру с десятками ответвлений.
— Всё, как старик и говорил, — буркнул я. — Чёртов лабиринт.
— Но теперь у нас есть путь, верно? — улыбнулся следопыт. — Значит, никаких трудностей.
— Будем надеяться… — вздохнул я, не в полной мере веря в свои слова.
Мы наскоро обследовали несколько ближайших проходов, уходя в них не более чем на сотню метров и быстро возвращались обратно. Даже этого было достаточно, чтобы понять: проходы разветвлялись, как дерево или вены на руках. Идти по ним без проводника или карты, означало стать кормом Порождений Тьмы.
Благо, что пока зрение не подводило. Имею в виду, на стенах росло достаточно глубинных грибов, чтобы при добавлении энергии в глаза, можно было ориентироваться в туннелях.
Когда экспедиция добралась до нас, то Суртон схватил Хартониса и умастил задницей на землю. Его речь была максимально проста: он требовал ответа по поводу дальнейшего пути. К слову, капитан не стал угрожать Элиссе, вместо этого сказав, что если они заблудятся, то девчонка вероятнее всего умрёт от голода, жажды или клыков Порождений. Как и все остальные. После этого Теллер ткнул ему в лицо ранее записанной инструкцией и потребовал конкретики: соответствует ли она тому, с чем мы столкнулись.
Хартонис долго смотрел Суртону в глаза, но потом молчаливо кивнул. И мы направились сквозь лабиринт, по которому какое-то время назад пробиралась орда Порождений Тьмы.
* * *
Элисса Кусланд, взгляд со стороны
Первые несколько ночей на Глубинных тропах она лежала без сна, больше обдумывая возможности, чем действия. Всё тело Элиссы ныло от неудобств: твёрдая земля, мелкие острые камешки, щекотание блох, ползающих у неё по голове. Она видела Бельчонка, торчащего из нищенского узелка, который являлся рюкзаком капитана. Девушке даже казалось, что она чувствовала свой амулет грифона под его туникой — тёмная маленькая точка, полная скверны, всасывающей в себя само забвение.
Она думала, что Суртон спал на привалах, когда они останавливались, но наблюдение за ним снова и снова приносило ей только разочарование. Несмотря на то, что Теллер неизменно ложился на бок, положив голову на поднятую руку, каждый раз, когда Элисса считала, что он провалился в объятия Морфея, капитан поднимал голову и долго неподвижно осматривался, словно тщательно вслушиваясь в окружающую черноту.
Стоило девушке всего лишь начать ползти к нему, и её мысли превращались в безумный вихрь ужаса и хаоса. «Хватай свой меч! — кричали эти мысли сквозь сумятицу. — Хватай свой меч! Перережь ему глотку!» Но она видела, как рука Суртона скользила к поясу, и, продолжая по-кошачьи ползти к нему, подмечала, что его пальцы опустились на почерневшую от копоти рукоять клинка.
После этого она решила, что он не спит никогда. По крайней мере, капитан спал не так, как обычные люди.
С того момента Элисса перевела фокус внимания на единственного человека, который мог бы как-то ей помочь — Зиркирта. Проблема была в том, что он не выглядел заинтересованным в этой самой помощи. И хоть парень не слишком стремился к тому, чтобы создать ей трудности, а ещё он, пожалуй, являлся единственным, кто не позарится на её тело (всю свою сексуальную энергию Зир и Аркуэнэ спускали друг на друга), но девушка всё равно не доверяла ему до конца.
Вот только выбора не было.
По ночам она обдумывала, как попросить помощи, но из раза в раз осознавала: ей не удастся сделать это незамеченной. Кроме того, Зиркирт отлично видел всё, что происходит. И она не сможет поведать ему что-то, чего бы он не знал.
«Если у него и есть желание мне помочь, то он ждёт подходящего момента, а если нет, то и смысла просить тоже нет», — осознала она.
После этого откровения Кусланд окончательно смирилась со своей ролью наблюдателя. Она смотрела и оценивала, надеясь, что когда-нибудь у неё выдастся возможность воспользоваться своими знаниями.
Например она подметила, что Жрица и капитан редко разговаривали и почти никогда не обращались к ней. На протяжении всего их путешествия какая-то часть её удивлялась их отношениям. Выгода капитана от них казалась достаточно очевидной: убийство для охотника за головами — это прибыль, и Элисса едва ли могла представить себе убийцу более грозного, чем Аркуэнэ. Но что могло заставить эльфийку, а тем более волшебницу, подчиниться воле человека — даже такой сверхъестественной, как воля лорда Суртона?
И если в отношениях Зира и Жрицы всё казалось почти обыденным, то как к ним относился Теллер?
Кусланд зациклилась на этой тайне, ей страстно хотелось разгадать её, и девушка надеялась, что, по крайней мере, на этот вопрос ей будет дан ответ. Но проходили дни (следила по ночёвкам), она продолжала незаметно наблюдать за происходящим, а отношения Жрицы и капитана становились всё более загадочными.
Через неделю после пленения волшебника, Зиркирт и Гешрен привычно направились в дальние пещеры лабиринта, чтобы добыть еды. Группа давно прикончила все свои запасы, а по пути почти ничего не попадалось. Были шансы, что охота в дальних пещерах позволит что-то добыть, а потому пара следопытов собралась искать дичь чуть ли не всю ночь. И именно в эту ночь, пока Аркуэнэ была одна, капитан начал действовать.
Элисса проснулась от звука, который сначала казался ей необъяснимым, пока, моргая, она не заметила Жрицу, сидящую, скрестив ноги, возле дремлющего Суртона. Она плакала. Кусланд неподвижно лежала на твёрдой земле, чувствуя сквозь ткань выпирающие из земли примятые камни. Она боролась с внезапно охватившим её страхом шумно вдохнуть. Жрица сидела, сложив руки на коленях, голова эльфийки была опущена так низко, что виднелись сухожилия, обвивающие её шею сзади, и выступающие из спины позвонки. Дыхание Аркуэнэ было по-собачьи быстрым и по-лошадиному глубоким. Она стонала — и этот звук был глубок, как Марзагар. Она что-то бормотала, шептала — слова, которые Элисса не могла разобрать. Время от времени Жрицу пробивала дрожь: сначала дёргалась рука, потом плечо, как будто в ней бился, пытаясь вырваться, призрак какой-то птицы. Кажется, что от неё исходило чувство героической меланхолии, столь же тягостной и величественной, как и века́, породившие её…
Печаль, способная расколоть человеческую душу.
— Зиркирт… — прохрипела она. — Я… вспомнила…
Это первый раз, не считая саму себя, когда Элисса слышала, как Жрица обращалась к кому-то по имени. Это почему-то причинило ей острую боль. Капитан приподнялся и уселся напротив эльфийки. Кусланд видела только спину мужчины, игру тусклого света глубинных грибов на потрёпанных линиях его составной кольчуги. Волосы, спутанные в центре спины, выбивались из похожей на верёвку аристократической косы и в беспорядке свисали вокруг.
Элисса уже знала, что здравомыслие Жрицы не являлось постоянной вещью, что оно приходило и уходило в соответствии со своим собственным беспорядочным ритмом. Но она только догадывалась о той роли, которую в этом играл капитан.
Дрожь пробежала по телу эльфийки.
— Зир… я борюсь, — прошептала она.
— Зиркирт на охоте. Здесь лишь я, — в голосе капитана слышалась нехарактерная для него мягкость, которая скорее свидетельствовала о жажде сохранить тайну, чем о нежности.
— Т-ты… — прошептала Аркуэнэ. — Т-ты…
— Я, — ответил он.
— Я помню, — шепнула Жрица. — Да-а…
Теллер промолчал, наблюдая за ней.
— Кто… Кто эти люди? — внезапно, с долей удивления спросила Аркуэнэ, оглядевшись вокруг. — Почему они не закованы?
— Это твои дети, — произнёс Суртон.
— Что? Что это значит? — взгляд эльфийки помутился, она обхватила пальцами свои виски. — Проклятье… При пробуждении, старые воспоминания вытесняют новые… Я… что я делаю?
— Ты готовишься, — сказал капитан.
Жрица снова опустила свою светловолосую голову в тень.
— Готовлюсь?.. — она осматривала свои пальцы, словно в первый раз их увидела. — Что это за язык, на котором я говорю? Где я научилась этому языку?
— Ты готовишься, — повторил Теллер.
— Готовлюсь? — точно также повторила Аркуэнэ.
— Да, — уверенно заявил Суртон. — Вспомнить.
Эльфийка подняла лицо к мрачной фигуре, сидящей перед ней. Затем, без всякого предупреждения, её чёрный взгляд на татуированном лице устремился выше, над плечом капитана, и остановился на Элиссе, которая притворялась спящей.
— Да… — произнесли её белые губы, кажущиеся полными в игре черноты и тусклого света. — Они напоминают мне…
Теллер повернулся, чтобы проследить за её взглядом, и лишь на мгновение приоткрыл свой дикий профиль, прежде чем отвернуться.
— Именно, — кивнул он. — Они напоминают тебе о ком-то, кого ты когда-то любила.
Лорд Суртон встал, заслоняя плечом свет грибов, а затем увлёк Жрицу в абсолютную темноту.
Этот обмен репликами встревожил Элиссу, но он больше походил на известие о растущем голоде за границей, чем на какую-либо непосредственную угрозу. И всё же, обмозговав эту ситуацию, она, кажется, начала понимать. Одна лишь фраза о том, что старые воспоминания вытесняют новые, позволила девушке осознать, что Теллер предложил Жрице.
Он стал её памятью. Тем, кто мог объяснить, что происходит снаружи, за пределами её разбитого сознания.
Вот что предложил ей капитан. Награда, которую он бросил на весы их сделки. Жрица отдавала свою силу, а лорд Суртон предлагал ей память. Людей, которых надо любить. Людей, которых надо уничтожить…
Людей, которых надо помнить.
Именно так, как поступали демоны. Обретали в эмоциях частички себя. Запоминали свою жизнь по грехам, которые совершили. А что может быть бóльшим грехом, чем убийство собственных детей, которых ты так любишь?..
Что если… что если демон никогда не покидал тело Аркуэнэ? Что если она всегда была им?
Элисса дёрнулась, ощущая, как дрожь охватила всё её тело.
И всё же, Теллер явно имел какой-то план. Он был фанатично предан идеям Ордена Серых Стражей, а ещё зачем-то защитил её от извращённой похоти остальных. Хотел передать Брайсу и Элеоноре? А если нет?
Человек, готовый отдать всё, чтобы покончить с Мором, вёл экспедицию в старый заброшенный тейг, где по преданию находилась Сокровищница. В место… где по словам Хартониса находился таинственный тевинтерский магистр.
Что если капитан каким-то образом знал об этом?!
«И его оговорка про проклятие, от которого я должна их спасти… Случайность?»
Что-то было не так. Девушка поняла, что сделка, которую Суртон заключил с Аркуэнэ, могла оказаться ложной. Если так, то капитан играл в самую смертельную игру.
Стоит ли рассказать об этом Зиркирту? Прямо перед всеми остальными? Рассказать всё, как есть?
Как и многие другие, Элисса привыкла не обращать внимания на своё таинственное зрение. Но Жрица несла свой отпечаток, остаток своей многовековой колдовской практики, слишком глубоко в себе. За свою жизнь эльфийка совершила столько тяжких грехов, что вся её суть буквально была покрыта шрамами от бесчисленных преступлений против созидания. И к этому добавлялась явная красота её физического облика — очень резкое противоречие, так что порой казалось, что самый простой взгляд на неё вырвет глаза из орбит. Даже если бы Элисса не видела Аркуэнэ сражающейся в подземных глубинах Марзагара или под зелёными навесами Великих Косм, девушка бы знала, что Жрица была силой — великой силой.
Если Аркуэнэ решит уничтожить «Гончих»…
Лишь Зиркирт мог бы остановить её. Но станет ли он делать это или снова предпочтёт роль наблюдателя? Тогда вся надежда была лишь на Хартониса — если он будет свободен.
Утром всё продолжилось. Они снова шли по тёмным, узким коридорам, притворяясь, что ничего не случилось. Только теперь она была одна. Совершенно и абсолютно одна в окружении врагов. Это были охотники за головами. Неумолимые. Это были те мужчины, которые никогда не останавливались, чтобы поразмыслить, и задавали женщинам вопросы только для того, чтобы те могли дать им один-единственный ответ, который они сами считали бы правильным. Даже без хирви они были навечно пойманы в ловушку на стремительном краю страсти и мысли, полностью веря в то, что им нужно, чтобы их голод был утолён. Там, где некоторые трепетали от одного лишь подозрения в легкомыслии, ничто, кроме откровенной беды, не могло принудить этих людей вернуться к самим себе. Только кровь — их кровь — могла заставить их задуматься.
Для этих людей существовало лишь то, что было у них перед глазами. Лорд Суртон был фанатичным интриганом. Хартонис — его пленником. Они отправились грабить Сокровищницу.
И если они попали в колёса какой-то великой махинации, то так тому и быть.
* * *
Одинокий гарлок оказался лёгкой целью. Под скрытностью я подошёл к нему вплотную и наблюдал, как он бессмысленно сидел на камне, смотря в стену. Он не двигался и казался мёртвым, однако, как только какой-либо звук достигал его ушей, Порождение дёргалось и мгновенно поворачивало изуродованную морду. Двигало носом, шевелило ушами.
Устав наблюдать, я пробил его насквозь, используя лезвие крови. Тихий писк умирающей крысы.
В следующий миг кровь втянулась, заставляя труп упасть. Я наклонился и посмотрел в маленькие глазки твари, из которых стремительно утекала жизнь. Монстр казался удивлённым и раздосадованным. Надо же, эти существа и правда похожи на нас, людей! Тоже чувствуют, тоже понимают. И страдают.
Наполнив правую руку энергией, я схватил гарлока за шею и поднял перед собой. Он был чуть массивнее среднего человека. Я бы дал под сотню килограмм. Мощная туша, даже если не учитывать лёгкие доспехи.
— Интересно, а ты съедобный? — с лёгкой ухмылкой спросил я. — Всё-таки от поедания осквернённых животных мы не испытали никаких проблем.
Мы бродили в лабиринте уже две недели. Всё в рамках, которые обозначил маг, но от подобного не становилось легче. Напротив, каждая охота заводила меня с Гешреном всё дальше. Не слишком приятное ощущение. Особенно если приходилось возвращаться с пустыми руками.
Радовало лишь то, что тварей было не просто мало — их практически не было. Все ушли на поверхность? Ощущение, будто бы их кто-то разогнал, освобождая нам дорогу. Мерзкое чувство, с которым я решительно ничего не мог поделать.
— Если бы нам ещё и еду подкидывали, то точно насторожился бы, а пока… — едва заметно усмехнулся я, — можно скидывать на удачу. У-да-чу…
Немного подумав, я снова использовал кровь и отрезал кусок мяса от мёртвого Порождения, а потом понюхал его.
Скверна потекла по пальцам, но я, как и любой другой Страж, был к ней иммунен.
— Рискнуть не рискнуть? — философски пробормотал я, а потом припомнил, как в детстве, с мальчишками, легко мог на спор съесть жука. А уж немытые яблоки, которые мы срывали с деревьев, шли за особое лакомство! Особенно, если были соседские. — Аркуэнэ подлечит, — пробормотал я, а потом закрыл глаза и откусил кусочек плоти.
Мясо было жёстким и грубым. А ещё сырым, что очень даже логично. Но с другой стороны, Порождения едят друг друга и ничего… живы. Так чем же Серые Стражи отличались от них, особенно если учитывать, что Скверна не имела над нами силы?
Прожевав, я заставил себя проглотить этот не слишком приятный кусок. Желания выблевать его обратно, впрочем, тоже не имелось. Но и продолжать не хотелось.
Вообще, твари были довольно вонючими, но я взял плоть ближе к плечам, а потому посчитал, что желудок сумеет с ней справиться.
— Если разобьёт понос, буду винить протухшую воду, — хмыкнул я.
С водой, кстати, всё было замечательно, её создавала Жрица, но в этом и был комичный эффект.
На стоянке я столкнулся с радостным ажиотажем: Гешрен притащил нага. Я великодушно отказался от своей порции в пользу Аркуэнэ. Эльфийка постаралась настоять на том, чтобы я восстановил силы, но обняв девушку, которая, как мне в последнее время казалось, стала чуточку более… человечной? В общем, кусочек всё-таки нашёл своё пристанище именно в её животе. Свой я, ха-ха, уже съел!
Связанный волшебник, которого никто и не думал освобождать, с ненавистью смотрел на всех нас, кроме Элиссы, но оказался проигнорирован. «Гончим» уже было плевать на всё, кроме самых естественных потребностей: безопасности и еды. Пока обе, с трудом, но выполнялись. Ах да, как же я мог забыть про хирви?..
К ночи я уверенно мог сказать: Порождения съедобны. Во всяком случае, хуже мне не стало. Может это открытие и не делало тварей полезными, но съедобными точно. Теперь, в крайнем случае, хотя бы не сдохнем с голоду.
Следующим утром Элисса решила попробовать ещё один способ добиться перемен. Хороших или плохих — уже не мне решать.
— Я беременна, — подошла и сказала она капитану. Причём сделала это чуть ли не при всех, посреди лагеря.
По неумолимому лицу Теллера пробежала дрожь.
— Разве тебе не любопытно? — спросила она.
Его взгляд не дрогнул. Я видел, что Суртон приводит девушку в ужас, но она не отступала.
— Ты это знаешь… ведь знаешь же? — дополнила Кусланд.
Бородатое лицо капитана не шелохнулось.
Отчего-то я задумался о том, что меня окружают бороды. То есть… я не могу вспомнить мужчин этого мира, которые бы в должной степени брились на постоянной основе. И ладно ещё нашу ситуацию за пример взять, но нет — в Ферелдене было тоже самое. Исключения можно пересчитать по пальцам.
Кажется, это вселенная бород. И чем больше бороды были к лицу, тем выше становилось положение их носителей.
Капитан, конечно, выглядел не самым лучшим образом. За время хождения по Глубинным тропам, он ещё больше измарался землёй и грязью. Некогда почти чистые, снятые с тел орлесианцев одежды, оказались безнадёжно испачканы. Сейчас он не походил даже на разбойника у дороги, скорее на нищего попрошайку. Но это было весьма обманчивое зрелище.
— Знаю что? — проскрежетал он зубами.
— Кто его отец… — чуточку тише произнесла Элисса.
Я нахмурился. Что она имела в виду?
Невольно оглянувшись, заметил Жрицу. Эльфийка настраивала магические оповещатели, точнее — убирала их. Теперь именно она ставила их каждую ночь, чтобы ни одна тварь не потревожила наш чуткий сон.
Теллер вновь ничего не ответил девушке.
— Скажи мне, капитан, — продолжила говорить Кусланд пронзительно-сдавленным голосом. — Как ты думаешь, почему я сбежала из Хайевера?
Даже когда Суртон моргал, его лицо казалось высеченным из камня, как будто простая плоть была слишком мягкой, чтобы вместить такой взгляд.
— Я поясню, — Элисса едва уловимо подалась вперёд. Я заметил, как подрагивали её колени. — Моя мать, Элеонора, не была верна Брайсу. На самом деле я не его дочь. И мой отчим узнал об этом. А теперь я ещё раз спрошу тебя, капитан, почему любая девушка бежит из дома своего отчима?
Глупо, — пожал я плечами. Не укладывается в сроки. Я уже как-то раз считал их, приходя к выводу, что отцом может быть только один из нас. И я бы поставил своё до сих пор сохраняемое ребро дракона, что им является старик-маг.
Впрочем… что может знать такой человек, как Суртон, о беременности, не говоря уже о той, что началась у волшебницы? Признаться, я вот совершенно не удивлюсь, если мне скажут, что чародейки носят детей не девять месяцев, а одиннадцать. Или семь. Пожму плечами и скажу: «Бывает».
Это же мир драконов, магии, энергии и самых, сука, разных чудес. Тут демоны ходят!
— Ты ведь понимаешь, правда? — продолжила Элисса. — Ты осознаёшь, чьего ребёнка я ношу…
Она думает, — осознал я ещё одно откровение, — что Теллер хочет передать её Брайсу. И что знание о беременности именно от него сыграет для капитана какую-то роль.
Но… разве для такого человека, как Суртон, хоть что-то будет играть какую-либо роль?
И всё же, почему Кусланд так думала тоже понятно: капитан защитил её. Не стал ни убивать, ни отдал на потеху остальным. Следовательно, вариант лишь один: вернуть девчонку обратно родителям, целой и невредимой.
Вот только кажется, Элисса ошиблась.
В глазах Теллера что-то мелькнуло. Что-то… отчего я на мгновение даже поверил, что ложь Кусланд всё-таки удалась — так или иначе. Но в следующий миг всё изменилось.
Его выпад был внезапным и достаточно резким, чтобы застать врасплох того же Нарсиана. Но я видел это движение. Не так, как если бы капитан оказался ленивцем, но в должной мере для возможной защиты. Однако то я, а вот Элисса…
Она упала на холодный камень грязного туннеля. Суртон тут же склонился, зажимая ей рот — чтобы не орала понапрасну. В его взгляде светилась какая-то дикая, обезьянья ярость. Теллер наклонился так низко, как только мог. Мне пришлось добавить энергии в уши, чтобы услышать его злобный шёпот:
— Никогда, — сказал он ей, — больше не смей меня обманывать!
Я видел, как рука капитана будто бы рванула вперёд, сжимаясь вокруг её шеи, так сильно, что девушка начала задыхаться, но через несколько секунд он убрал ладонь, а потом отбросил её, как ненужную вещь.
Элисса молчаливо плакала, не в силах даже подняться на ноги.
Это вызвало подсознательную волну жалости. Человеческие инстинкты, ничего не поделать. Мужчина не может пройти мимо плачущей женщины. Его ТЯНЕТ помочь. Точно также женщина не может пройти мимо плачущего ребёнка. Опять же, инстинкты. Всё, чтобы людской род не прервался. Чтобы мы продолжали защищать друг друга и размножаться.
Однако, надо держать себя под контролем. У меня уже есть женщина, о которой нужно заботиться. Кроме того, я в каком-то роде, в ссоре с Элиссой. Не в прямой, но косвенной точно. И даже если мы, типа, помиримся, то что дальше? Я знаю что — она попросит меня ей помочь. И когда я откажусь, то окажусь в положение Лотшиля, если не хуже. То есть, я буду рисковать собой, помогать ей, настрою против себя остальных, чтобы в итоге быть ненавидимым ещё больше, чем эти самые «остальные».
Да пошла ты в жопу, Элисса. Иди на хер и не возвращайся.
День прошёл в бесконечном пути и поворотах. Мы все постоянно спорили на каждом шагу, тыкая пальцами в исписанный корявым почерком Теллера кусок бумаги. Изредка капитан, которого достали наши пререкания, не выдерживал и рявкал, отчего и другие начинали говорить на повышенных тонах.
Лишь смех Лорса разгонял тьму подземных коридоров.
Было понятно, что мы заблудились. Пора было развязывать старика и требовать от него направления. Вот только никто не хотел этим заниматься. Каждый понимал: если маг заартачиться, его придётся убить. Просто придётся и всё. Потому что пытки не помогут — не дадут нам гарантию результата. Впрочем, Нарсиан предлагал пытать Элиссу, разложив её прямо перед Хартонисом. Аркуэнэ даже припомнила чары выкручивания сухожилий, которые, по словам эльфийки, она очень хорошо умела применять.
Я не стал спрашивать, где она этому научилась. Ответ был очевиден — где-то в прошлом.
Мы выбрали тропу наугад, направляясь среди сотен однотипных туннелей. Время от времени под ногами попадались кости Порождений или их старые следы. Похоже, этой дорогой никто не пользовался уже долгое, очень долгое время.
Вскоре я обнаружил, что молчать — значит наблюдать.
Когда меньше говоришь, то больше видишь. Сначала глаза обращены наружу так же бездумно, как они смотрят всегда, когда что-то говоришь — просто ждёшь ответа, оценивая эффективность своих слов или лжи. Но когда голос оказывается замурован в кирпичной стене, когда нет ни желания, ни смысла озвучивать что-то очевидное, то глаза остаются на месте. И как скучающие дети, они начинают придумывать, чем бы заняться. В результате я как будто начал замечать что-то, не замеченное ранее.
Я заметил, что Нарсиан спал отдельно от остальных и что он наносил себе на руки необъяснимые маленькие порезы, когда думал, что его никто не видит. Я заметил, что Роксмар поглядывал на эти маленькие раны, когда Нарсиан казался рассеянным. Я заметил, как Гешрен шептал над своими стрелами что-то вроде молитв или народных заклинаний. Я заметил, что Дирсон регулярно бился в конвульсиях, хотя никто другой, казалось, вообще не замечал его.
Я заметил, какой бесплодной стала жизнь, когда наша группа раз за разом разбивала лагерь посреди очередного туннеля, не разводя огня. Когда люди сидели в темноте, освещённой лишь глубинными грибами.
Только Жрица позволяла мне удерживаться на плаву, не превращаясь в такого же психа, как остальные. Каждый из окружающих меня людей стал меньше, чем человеком. И одновременно больше.
Во что мог превратиться я, если бы не она?..
А может, я уже стал таким же, как они? В конце концов, разве решился бы нормальный человек на самовольный обет молчания, просто по причине того, что ему нечего сказать?
Впрочем, видеть невидимое — значит понимать, что слепота всегда зависит от степени её проявления. Сказать, что все люди слепы в каком-то отношении — к чужим махинациям, к самим себе, — было бы трюизмом, едва ли заслуживающим внимания. Но поразительно было то, как эта самая банальность постоянно ускользала от людей, также как они путали видение простых фрагментов с видением всего, что им нужно видеть.
Я размышлял об этом несколько дней: над невидимостью неизвестного. Над крючком, на котором висел весь обман.
И во время охоты. И во время любовных утех. И во время пути. Молча сжимая руку светловолосой эльфийки, я размышлял. Приходил к выводам и опровергал их. И думал. Думал…
Знакомое ощущение стало тем, что пробудило меня от этого полусна. Чутьё Стража. Порождения близко.
Столкновение с небольшой горсткой отбросило тварей без единого шанса. Мы были злы и голодны, а потому нарубили чудовищ на куски. Я, не обращая внимание на остальных, вырезал себе пару аппетитных частей, в которые вгрызся зубами. Моему примеру почти сразу последовали остальные. Мы пожирали Порождений, поменявшись с ними местами. Из дичи стали охотниками.
Роксмар смеялся, пока скверна текла по его густой бороде. К его смеху присоединился Нарсиан и вот, спустя минуту, все мы хохотали, набивая животы.
Пальцы, измазанные кровью и жиром, ломали кости, вырывали кишки, добираясь до самых вкусных и наименее вонючих частей. Что это, новая порция безумия, которое поразило артель? Или всего лишь способ выжить?
Более-менее мы пришли в себя лишь через пару часов.
— Надо идти туда, — произнёс перемазанный скверной Нарсиан, указав на противоположное направление. — Если твари вылезли с этого участка пути, то нет смысла переть дальше. Наткнёмся на их логово или, ещё хуже, матку. А её, так-то, всегда охраняет целая толпа.
И мы двинулись по указанному пути. Уже без карты и без ориентирования, надеясь лишь на судьбу и удачу. Всё-таки нас не просто так занесло сюда, верно?
Отчего-то мне казалось правильным надеяться на это. Правильным…
Вскоре мясо Порождений стало нашим основным блюдом. Однажды Гешрен и Нарсиан даже подвесили тушу целого гарлока и позвали Жрицу, чтобы та разожгла костёр. Эльфийка разожгла его…
Через некоторое время, когда гарлок поджарился, он стал напоминать человека. Человека, которого жарили на костре и которого мы собирались съесть. Жир капал прямо в огонь, вызывая всполохи пламени. Изредка капала и скверна, хоть она уже почти зажарилась.
Запахи… по началу они были отвратительны, но после нескольких дней поиска и поедания Порождений, они стали казаться достаточно сносными. Мы привыкли. И теперь смотрели на гарлока, давясь слюной. Даже хирви не заглушал голод настолько сильно. Всем требовалась еда. И мы получили её.
Изредка мы обсуждали это друг с другом, но все неизменно вспоминали лишь про то, что некоторые животные ели тварей и обращались в подобие вурдалаков — участь, которая грозит всем, кто заразился скверной. Но что если скверна не может взять тебя? Тогда оставалось лишь мясо. Мясо, нужное для выживания. Нужное, для сохранения сил.
Лишь Харт, Элисса и Дирсон ели глубинные грибы, но их было мало и они давали свет. Нам нельзя было налегать на них, если не хотели оказаться в полнейшей тьме. Всё-таки всегда имелся шанс вынужденного возвращения обратно. И идти по абсолютной тьме было не просто трудно, а почти невозможно.
Обет молчания оказался нарушен, а потому я принялся возвращать потерянный навык. Я говорил с Аркуэнэ, говорил с другими. А ещё размышлял. Вспомнились первые дни экспедиции, когда капитан казнил Орбелла за попытку изнасиловать Элиссу. Капитан, как сказал Лорс, всегда получает первый кусочек. Признаться, какое-то время я считал, что он воспользуется этим и всё-таки поимеет девчонку. Но ни одной попытки за всё время так и не произошло. Суртон игнорировал её. Игнорировал он и старика-мага, чьи руки Жрица изредка лечила, чтобы у него не развилась гангрена из-за верёвок, которые перетягивали его конечности, не давая воспользоваться магией.
Хартониса тоже кормили грибами, хотя кто-то и утверждал, что можно давать ему мясо. Дескать — если и обратится, то случится это ещё не скоро и мы успеем либо найти Сокровищницу, либо свою смерть. Но Теллер запретил. И я понимал его. Нужда в волшебнике всё ещё сохранялась.
Но думаю, был ещё один момент, который заставлял «Гончих» спешить. Мешочек Жрицы. Каждый день артель становилась на колени перед эльфийкой и получала заветную горсть. Точно также было с пленниками. И мешочек этот в любой момент мог показать дно. А значит, надо действовать быстрее. Добыть сокровища и мчаться назад, в Иджхолл, где можно будет купить столько наркоты, сколько будет нужно!
* * *
Элисса Кусланд, взгляд со стороны
Поблизости пролегала подземная река, в которой Зиркирт, после почти трёх часов ожидания, поймал рыбу. Она была небольшой и слепой, но девушка расплакалась от этого проявления своеобразной заботы. Ведь сами Серые ели осквернённое мясо, а потому не нуждались в обычной охоте.
— Это всё, что я могу сделать, — сказал ей парень, передав рыбу, а потом слабо улыбнулся. — Скоро всё закончится.
«Да, — подумала девушка. — Скоро всё закончится, так или иначе».
Порождения периодически нападали то с одной, то с другой стороны, будто бы загоняли их на определённый маршрут. Кусланд даже задумалась, мог ли это быть их таинственный магистр? Мог ли он направлять тварей или его могущество не распространялось так далеко?
В любом случае, возле реки они устроили привал.
Элисса рассматривала жалкие остатки некогда сильнейшей артели Ферелдена. Чужая одежда не выдержала даже двух недель путешествия по Глубинным тропам: она казалась рваной, засаленной тряпкой, которая свисала с худых и измождённых тел. Сапоги успели подгнить, а подошва, местами, оторваться. Лямки сумок развалились, а тот же Роксмар и вовсе вынужден был привязать свой плечевой ремень к поясу, так что скошенный кончик его меча рисовал на грязи ломаную линию. Лорс и вовсе отбросил свою кольчугу, сопровождая это причудливой тирадой, где он попеременно спорил сам с собой, бесновался и смеялся.
— Готовьтесь! — выкрикивал он со слезами на глазах снова и снова. — Это подземелье тварей, ребята! Мы ходим прямо по их дому!
Путь «Гончих» проходил вдоль воды, по направлению, которое казалось правильным. Холодный подземный поток извивался, периодически становясь то широким, как полноценная река, то узким, словно маленький ручеёк. Прежде чем свернуть, прошло несколько дней, каждый из которых они собирались вместе для скудной трапезы, глядя в никуда с подавленной яростью.
«Гончие» ели мясо Порождений, в то время как девушка, старик и Дирсон — глубинные грибы и редкую рыбу, если Зиркирт находил желание и время, чтобы порыбачить.
Иногда Элисса поглядывала на Хартониса. Благодаря лечению Жрицы он не выглядел чрезмерно страдающим. Колдун даже перестал выражать взглядом ненависть. Он смотрел на них всех с осторожностью, которую Элисса находила одновременно ободряющей и тревожащей.
«Было бы лучше, — думала она, — если бы он выглядел более подавленным… Менее опасным».
Хуже всего, как обычно, было Дирсону, который постоянно дрожал и тёр себя руками.
Вновь раздавшийся визг Порождений заставил «Гончих» углубиться в подземные отнорки, где, как ни странно, от них отстали. И это вызвало подозрения не только у Кусланд, но и у всех остальных. Твари не стали бы отпускать добычу. Ощущение, что их направляли, становилось всё более сильным.
Спустя три дня пути по новому туннелю, они наткнулись на огромную пропасть, которая проявилась по правую руку. Щель колоссальной глубины и размера, возле которой на Жрицу снова нашло вдохновение. Сбросив лишнюю одежду и оставшись лишь в скромных кусках ткани, едва прикрывающих её татуированное тело, эльфийка забралась на кучу валунов в форме большого пальца. Она казалась всего лишь серой тенью на близком расстоянии, но все они пристально наблюдали за ней.
Артель слушала её разглагольствования о проклятиях, о веках потерь и тщетности, о деградации жизни.
— Я судила народы! — рявкнула она в туманный мрак. — Кто вы такие, чтобы осуждать меня? Кто вы такие, чтобы делать это?!
Они наблюдали, как Аркуэнэ обменивалась молниями с огромной пропастью, посылая туда потоки магии. Земля содрогалась от грохота и, пока не начались обвалы, Зиркирт спешно бросился успокаивать своё ушастое чудо.
Вскоре путешествие продолжилось. Они были так близки к цели, но при этом столь же далеки, как на моменте выхода из Иджхолла! Какое может быть направление, если все происходящие нападения Порождений лишь ещё глубже загоняли их в лабиринты бесконечных Глубинных троп? Единственная польза от тварей была в мясе. О, да. Мясо стало ещё одной точкой невозврата, как в своё время хирви.
Какое-то животное наслаждение появлялось на лицах «Гончих», когда они вкушали плоть Порождений.
Вскоре, из разговоров Стражей, Элисса узнала, что мясо Порождений оказалось плотным, пахучим, иногда кисловатым, иногда сладковатым. Особенно трудно было справиться с сухожилиями. Среди «Гончих» появился обычай целый день жевать эти хрящи. Внутренности же наваливали отдельными кучами вместе со ступнями и гениталиями, есть которые было или слишком трудно, или противно.
Со временем Серые завели привычку жарить одну из туш целиком, чтобы потом набить кусками свои сумки и есть следующим днём прямо на ходу.
Разрубленные на части конечности, после небольшой обжарки, невозможно было отличить от человеческих. Оттого по вечерам, на стоянках, девушка не знала куда деть взгляд. Вполне себе человеческие на вид ноги и руки, заканчивающиеся почерневшими пальцами, капали жиром в костёр.
Элиссе казалось, что во время этого похода она увидела всё, но судьба раз за разом подбрасывала ей новые испытания.
И всё же, про собственные мысли и сравнения говорить она не спешила. Если кого-то ещё и смущало подобное, то они тоже молчали.
Впрочем, хуже всего девушке было оттого, что с каждым днём желание испробовать осквернённое мясо становилось всё больше. Она всерьёз думала о том, чтобы попросить Суртона отдать ей амулет грифона, который, вроде как, защищал от скверны, а потом взять жареную руку Порождения, запустив в неё зубы.
Столь ли сладко мясо, как его расхваливали?..
Пока она справлялась с этими мыслями, но лишь пока. Кусланд надеялась, что блуждание вскоре закончится и «Гончие» наконец-то дойдут до злополучного тейга. Но когда этот миг настанет?
«Возможно, даже Хартонис уже не сможет вывести нас отсюда», — мелькнула мысль в её голове.
Именно усталость от этого осознания, если уж на то пошло, удивила её. Будь она той самой девушкой, которая сбежала из Хайевера, то сейчас истерила бы в ужасе, но… ничего не было. Все эмоции остались где-то позади. Даже человекоподобные пиры не пугали её, а лишь начали привлекать. Привлекать!
«Сколь сильно потемнела моя душа?» — изредка думала она.
Всё происходящее вокруг казалось не более чем мусором перед лицом мучительного страдания Элиссы. Мир казался ей слишком тёмным, слишком холодным и сырым.
Один коридор сменялся другим. Время от времени им встречались пещеры, как маленькие, так и большие. И всегда были разветвления. Десятки проходов и путей, которые вели куда угодно, но только не туда, куда было нужно.
Сокровищница. Где она?..
Отчего-то Элисса вспомнила прошлый мир и несколько своих путешествий. Как те, которые провела в юности, так и те, которые провела «по работе». Кто бы мог подумать, что когда-то ей придётся преодолеть столь большое расстояние пешком?..
Сегодня им повезло. Гешрен сумел обнаружить логово гигантских пауков. А раз есть пауки, значит, поблизости водилась дичь. Зиркирт со Жрицей уничтожили огромных насекомых, а следопыт, за это время, сумел найти стаю глубинных охотников, из которых подстрелил целых трёх.
«Гончие» смотрели на новое мясо с некоторым сомнением. Как Элисса успела узнать, они привыкли к плоти Порождений, однако это не означало, что те не были готовы вернуть прежний рацион.
Ловко сняв с глубинных охотников шкуры, туши передали Аркуэнэ, которая стала готовить дичь при помощи какого-то непонятного заклинания. Во время применения чар её и без того чёрные глаза и вовсе потеряли свой цвет, зато кончик пальца начал сиять так же ярко, как пламя свечи. В этот миг Элисса не могла не думать о великолепном порошке, хирви, который сделает этот палец чёрным позже вечером. Пока же Жрица медленно водила его подушечкой по лапам, а затем и рёбрам глубинного охотника, превращая багровую плоть в шипящее, дымящееся мясо.
Сглотнув слюну, Кусланд не могла оторвать от дичи взгляд.
«Наконец-то что-то нечеловекоподобное и то, что мне можно!» — думала девушка. И она не ошиблась, получив свой кусок.
После ужина Элисса отошла в сторону, ускользнув от рассеянного внимания капитана, который следил за разговором остальных, начавших обсуждать собственные вкусовые предпочтения. «Гончие» всерьёз спорили, что вкуснее и в кое-то веки к спору подключился почти весь отряд. Даже Суртон вставил пару фраз, что было необычайной редкостью. Подобное нельзя было игнорировать!
Скрывшись во тьме, девушка прокралась назад широким кругом, нырнув под наклонившиеся камни и пробираясь через заросли какого-то ветвистого растения, способного расти без солнечного света. Чуть дальше располагались секции грубых сталагмитов, поделивших пространство на своеобразные маленькие «комнаты», которые «Гончие» уже успели поделить.
Теллер поместил волшебника в дальнем конце одной из «комнат», как всегда стараясь держать его отдельно от остальных. Девушка спешила, хоть и понимала, что рискует быть услышанной сверхъестественным слухом любого представителя команды охотников, пусть даже те и были увлечены разговором. Надежда была лишь на то, что никто не будет напрягаться после сытной трапезы, тем более во время горячей дискуссии.
Элисса замедлилась, приближаясь к стене позади старого волшебника, следуя скорее за представлением о его нахождении, чем за любым видимым сигналом. Она прокралась между густым и объёмным чёрным мхом, прижалась к холодному камню, вытянулась на ставшем заметным животе и поползла вперёд со змеиным терпением, пока не увидела, как перед ней появился клок волос старика.
— Харт… — прошептала она.
Когда Элисса начала говорить, её охватило тепло, необъяснимая уверенность, как будто из всех её безумных тягот признание — единственное реальное препятствие. Скрытность свойственна каждому бывшему рабу, и она ничем не отличалась от них. Рабы копят знания не ради реальной силы, которую эти знания дают, а ради вкуса этой силы. Всё это время, ещё до пленения Хартониса, она накапливала факты и подозрения. Всё это время она обманывала себя, как обманывают себя все люди, думая, что только она одна обладает наивысшим преимуществом и только она одна командует полем боя.
Всё это время девушка была полной дурой.
Она рассказала волшебнику всё, что узнала о капитане и о его миссии.
— Он знает, что проклят и обречён пасть во тьму под грузом своих грехов, — торопливо говорила Кусланд. — Однако считает, что я или Сокровищница как-то способны это изменить. Не знаю точно. Может, там есть нечто, что позволит ему искупить вину. Я почти уверена, речь о том, чтобы остановить Мор. Возможно этот поступок перевесит всё, что когда-либо было и будет совершено. Так или иначе, именно поэтому он так хочет найти Ронгор и Сокровищницу. И пока этого не случилось, пока мы ему нужны, то в безопасности… Как только я узнаю больше, то обещаю — найду способ сказать тебе об этом!
На этом Элиссе полагалось так же скрытно уйти, но она не остановилась, продолжая рассказывать всё, что только случилось, всё, что наболело и всё, что требовало быть высказанным. Кусланд плакала и рассказывала о своей жизни. О нынешней и предыдущей. О людях, которые приходили и о тех, которые уходили, оставляя деньги на тумбочке возле кровати.
Девушка чувствовала, что внутри неё что-то сломалось. Что-то важное. Ей хотелось высказаться. Поведать всё, что только можно. Выплеснуть эмоции. Выплеснуть страх и стылый холод, который пробирал её до костей.
— Я видела тебя во сне… тебя, Харт, — шепнула Элисса, касаясь его головы.
Потому что он был ненастоящим. Потому что фиктивная любовь была единственной любовью, которую она могла вынести.
Девушка всегда знала, что маг отвергнет её, что он откажется от своего отцовства и откажет ей в знании, которое она так отчаянно искала. Она всегда знала, как это ни странно для искалеченных душ, что любила его, потому что он ничего о ней не знал и поэтому не имел никаких оснований для небрежного осуждения — или, что ещё хуже, настороженной жалости, которую она так презирала в глазах немногих знакомых из прошлой жизни.
И кажется, каким-то непостижимым образом Элисса знала, что дойдёт до этого, когда она будет рыться в сырой земле, съеживаясь у крошащегося камня, шепча в отчаянии…
Обхватив руками живот, Кусланд призналась ему в любви.
Благодать более чем бессмертна. Чем сильнее мир осаждал её, тем больше сияло её значение. И она могла почувствовать это, в этот самый миг — почувствовать искру, сияющую в бесконечной ладони Создателя.
— Ребёнок твой, — всхлипывая, шептала девушка. — Видишь? Я ношу твоего ребёнка вместо своей матери…
Элисса протянула руку, пальцы которой не дрожали даже тогда, когда всю её сотрясала дрожь. Она вдавила их в спутанное гнездо волос Хартониса и громко всхлипнула, когда коснулась горячей кожи его головы. Впервые она ощутила движение в своем чреве — движение младенческой пятки…
— Мы здесь, Харт… возле самого Ронгора. Наконец-то мы здесь!
Раздавшийся голос капитана, кажется, вдребезги разбил все её надежды.
— В этой земле много костей, — произнёс он с дальней стороны камня. — Я это чувствую.
Лорд Суртон, до этого сидевший на корточках и невидимый, поднялся и навис над ней и над волшебником, проверяя свои стареющие колени. Элисса так резко втянула воздух, что это звучало, как вывернутый наизнанку крик. По странному совпадению Теллер встал так, что гроздь глубинных грибов оказалась позади него и освещала волосы капитана, отчего он казался скорее нечестивым призраком, чем человеком. Тёмным богом, пришедшим наказать за простые прегрешения. Суртон держал в руках ребро глубинного охотника и зубами сдирал с него последние оставшиеся ошмётки мяса. Жир стекал по его бороде.
— Продолжай испытывать судьбу, девочка, и ты присоединишься к этим костям, — дополнил капитан.
Теллер наклонился к ней с неторопливой жестокостью мясника, собирающего свою добычу. Он схватил её за шею сзади и рывком поднял на ноги, а потом швырнул на землю в направлении остальных. Когда девушка попыталась подняться, он снова толкнул её вниз. Острые камешки поцарапали её щёки.
— Это моя тропа! — рычал Суртон, отстёгивая один из своих ремней.
Внезапно она вернулась в прошлую жизнь. В момент, когда ещё будучи юной девушкой, оказалась на крючке сутенёра. Элисса вздрогнула под жестокими тенями, съёживаясь и съёживаясь, пока совсем не превратилась в дитя, причём не человеческое, а в нечто маленькое, слепое и мяукающее. Нечто, что можно сломать в меркантильных челюстях, нечто, что можно попробовать на вкус…
— Лорс! — ревел безжалостный голос. — Что гласит правило?
— Пожа-а-алуйста! — рыдала она, пятясь назад. — Прос… прости!..
— Никакого коварства! — хихикал безумец. — Никакого перешёптывания на тропе!
Элисса отчаянно подняла ладонь, защищаясь. Ремень издавал негромкие воркующие звуки, когда хлестал по воздуху. Это напомнило ей струны, которые музыканты использовали для выступлений в переулках больших трущоб Хайевера. Те бездыханные песни, которые они сочиняли, не давали ей покоя, словно их инструменты были детьми, кричащими во сне.
Девушка смотрела мимо теней тех, кто смеялся и рычал. Она смотрела на Зиркирта, который сидел рядом со Жрицей. Смотрела на своего собрата-попаданца. Она взывала к ужасу, который видела в его глазах. Она сплюнула кровь и, всхлипывая, произнесла его имя.
Но он просто наблюдал…
Элисса знала, что он запомнит всё, что здесь случится. И будет вспоминать это всю свою жизнь.
В ту же ночь Зиркирт пришёл к ней, значительно позже. За его спиной маячила тень Жрицы, которая подошла ближе, опустившись на колени, рядом, и протянула ей почерневший кончик пальца.
— Возьми, — сказала Аркуэнэ. — И береги его. Он сделает тебя сильной.
Словно маленькая девочка она сжала её руку, останавливая эльфийку. Какое-то время Элисса держала её палец, а затем направила испачканный кончик себе в рот. Она приподнялась и заключила палец в кольцо собственных губ, тщательно слизывая всё, что на нём было.
Сила хирви пробежала по её коже, а затем впиталась в тело, смывая созвездие боли.
— Ты мог бы остановить его, — рыдая, прохрипела Элисса, взглянув в лицо Зиркирта.
— Я мог бы остановить его, — подтвердил он, а потом коснулся плеча Аркуэнэ, которая поднялась, чтобы вместе с мужчиной уйти во тьму.
На следующее утро открылся её взгляд Истины.
Избитая, чувствующая, как боль пробирает её до костей, она завтракала с украшенными угольными струпьями демонами. Даже старый волшебник сидел с покрытой волдырями кожей, и его окружала тень будущих испытаний его души. Нарсиан посмотрел на Элиссу и сказал что-то остальным, отчего смех пронёсся по их компании мелкими, раздражёнными шквалами. И кажется, она видела это — нагромождение греха, бесчестья во всём его зверином разнообразии. Воровство и предательство, обман и чревоугодие, тщеславие и жестокость, а также убийство — прежде всего убийство.
— Насчёт твоих визгов… — произнёс ей Нарсиан, и лицо его потемнело от смеха. — Тебе действительно следует почаще перебегать дорогу капитану. Мы с мальчиками были совершенно ошарашены.
Роксмар откровенно захохотал. Гешрен ухмыльнулся, занимаясь своим луком. Лишь Зиркирт снова промолчал, выбрав привычную роль незримого наблюдателя.
Девушка уже давно удивлялась преображению Нарсиана. Поначалу он казался другом, человеком, которому можно доверять, хотя бы потому, что он был ироничным и здравомыслящим. Но по мере того как его борода росла, а одежда и снаряжение гнили, он становился всё более отдалённым, всё более трудным для доверия. Тяготы пути, думала она, вспоминая, сколько милых душ на её глазах озлобила работа шлюхой ещё в прошлом мире.
Но теперь, видя его явленным в божественном свете, она поняла, что месяцы лишений — и даже хирви — очень мало изменили Нарсиана. Он был одним из тех людей, которых можно любить или презирать в зависимости от его капризного отношения к товарищам. Милостивый и щедрый с теми, кого считал своими друзьями, и совершенно не заботящийся о других.
— Багровая бабочка… — пробормотала она, моргая от чужих воспоминаний.
Ухмылка мужчины дрогнула.
— Чего? — переспросил он.
— Ты изнасиловал ребёнка, — ответила Элисса бывшему солдату. — Девочку. Ты убил её, пытаясь заглушить крики… Ты всё ещё видишь во сне багровую бабочку, которую твоя окровавленная ладонь оставила на её лице…
Все четверо мужчин застыли на месте. Роксмар посмотрел на Нарсиана, ожидая насмешливого опровержения, которое так и не прозвучало. Какая-то жалость просочилась сквозь неё, когда Элисса наблюдала, как ужас и высокомерие смешивались в глазах Нарсиана.
Она знала, что отныне его шутки будут скрытыми, незаметными. Пугливыми.
Впрочем, из всех «Гончих» ни на одном не висело более сильного проклятия грехов, чем на Жрице, чьи злодеяния были столь глубоки, что Элисса едва могла взглянуть на неё. Глаза Кусланд изо всех сил сопротивлялись этому. Аркуэнэ — невозможная фигура, вздымающаяся пестрота чудовищ, ангельская красота, омрачённая не только колдовским уродством, но и запятнанная веками моральной непристойности.
Эльфийка опускалась в такие дебри порока, что даже демоны Тени уважительно кивали, силясь запомнить новое.
Но то — старое зло, совершённое ещё до потери памяти. Тут находились и те, чьи грехи были более свежими. И самым страшным из них был капитан. Элисса видела блеск скверны от собственного амулета грифона, пылающего кроваво-чёрной тьмой сквозь его рваную тунику и между деталями кольчуги — мерзость, усиливающая седой отпечаток его прегрешений. Убийства оставили множество следов на его коже, трещины одних жертв пересекались трещинами других. Жестокость дымилась из его глаз.
Суртон объявил, что пора в путь, а затем, по непонятной причине, взгляд Истины закрылся. Грехи исчезли где-то внутри, как в негорящем дереве. Правильное и неправильное в этом мире снова оказалось скрыто.
За всю жизнь её били много раз. Избиение было просто предпоследним ритуалом в суматохе мелких и подлых церемоний, которые составляли прошлую жизнь. Ещё не закончив школу она узнала, что некоторые мужчины находили блаженство только в ярости, а кульминацию — в унижении. И с того времени она научилась убегать от своего тела, прятаться за широко открытыми глазами. Оставляя последний глоток. Её тело плакало, стонало и даже кричало, и всё же она всегда была там, спрятанная на виду, спокойно ожидающая, когда буря пройдёт. У неё оставался один глоток.
Возмущение приходило позже, когда она возвращалась и обнаруживала, что её тело свернулось калачиком и рыдало.
— Ты — хитрая маленькая щель, — чуть позже сказал ей Гешрен, когда поравнялся с девушкой, во время пути. — Остальные боятся таких, как ты. Даже Нарсиан теперь оказался среди них. Они боятся, потому что тебя так трудно увидеть… Такие как ты всё прячутся и прячутся, выжидая удобного случая… возможностей, о которых иные даже не подозревают! Забытого ножа. Осколка стекла. Чьего-нибудь горла, обнажившегося в бездумный момент. Я видел это собственными глазами — о да! Ты даже не знаешь, что это происходит. Ты просто бьёшь, выплёвываешь весь свой яд, и другой человек умирает. — Он рассмеялся, словно мысленно перебирая подробности какого-то безумного воспоминания. — По хорошему, тебя следовало бы держать связанной, как старика, а ещё лучше — просто прирезать, упрощая всем жизнь. Чтобы избавиться от беспокойства, наплевав на твой статус тэйрны. Но капитан видит всё иначе. Быть может потому, что суровые люди не получают никакого удовольствия, ломая то, что уже сломано. А вот таких как ты… — он хмыкнул, — таких как ты можно сломать тысячу раз — ещё тысячу раз!
Элисса посмотрела на Гешрена, мысленно гадая, сколько раз можно сломать этого следопыта. До сих пор его спасало лишь поразительное умение своевременно уходить в скрыт, а также большая нужда в навыках охотника. Однако с каждым днём Зиркирт всё сильнее обгонял его по этим направлениям. Скоро жизнь Гешрена будет цениться так же, как и жизни всех остальных.
Именно об этом она ему и сказала, получив кривую ухмылку. Следопыт развернулся и покинул её общество.
Элисса Кусланд имела опыт избиения, а потому находила силы идти дальше. Холод, который она чувствовала, когда шла, оцепенение души, вздрагивающей от своих собственных острых краёв, для неё знакомое чувство. Она выживет. Во что бы то ни стало.
* * *
Сколько дней мы уже в подземелье? Солнце не пробивается сквозь камень, а потому дни и ночи могли проходить как угодно, никому не давая об этом знать.
Периодически мы сталкивались с Порождениями, что уже не всегда вызывало страх или гнев. Порой это было желание вкусного ужина. М-да… знал ли я, какую дверь открою, когда начал жрать их мясо?.. Ну да не важно, этот момент рано или поздно настал бы, а значит нет смысла думать о нём.
Мы заходили в новые залы и пещеры, выходя из старых. Дважды пытались разговорить Хартониса, но после случившегося с Элиссой колдун молчал, с таким презрением и гневом смотря на всех нас, что становилось и тошно, и смешно.
Бред… эта парочка сама виновата в случившемся. Почему в такой переплёт не попал я, такой же новичок? Почему не попал грёбаный Дирсон, который просто тащится следом и молчит? Может потому что держим длинный язык за зубами?!
Я мог бы убить капитана, но что бы случилось тогда? Хартониса бы наверняка освободили и маг, из мести, убил бы всех. Или умер, пытаясь. Если бы погиб, ничего бы не изменилось, но если бы выжил… Остались бы лишь я, Жрица, Элисса и он. Это привело бы к ещё более худшим последствиям, ибо мы не доверяли друг другу.
Чего уж, я больше верил Суртону, чем Харту. Получилось бы, что весь поход оказался бессмысленным, ведь мы бы перебили друг друга на подходе к цели.
И кстати, не факт, что старик сумел бы нас вывести. Ха-а… не даром Ронгор не был найден за все эти годы. В лабиринте нет путей, нет проходов, есть лишь визжащие твари, от которых чутьё Стража постоянно на взводе, а во рту скапливается слюна. Проклятье, это какое-то влияние скверны! Я не могу постоянно испытывать желание мяса Порождений!
Моё поведение менялось. Я становился более жёстким и грубым. Может, это причина игнорирование Элиссы? Даже в сексе со Жрицей мы начали вести себя более агрессивно, что она, что я. Укусы до крови стали частым явлением. А ещё эта кровь обязательно должна быть размазана по телу, придавая ему оттенок красного.
Вчера Аркуэнэ сказала, что можно обмазаться кровью Порождения, слизывая её с тел друг друга. И эта идея надолго поселилась в моих мозгах. Я ощущал твёрдость в паху от одной лишь мысли об этом! И, что самое гнусное, я понимал, что рано или поздно мы сделаем это. Сделаем!
Боже… в моменты просветления я осознавал, что мы всё дальше уходим от света. Во всех смыслах. Что будет в итоге? Мы превратимся в кучку безумных Порождений, желающих лишь убивать и трахаться?
Но мы продолжали идти. В моменты возвращения разума и толики удачи, «Гончие» ели мясо или рыбу, в иные — плоть Порождений. В очень плохие — глубинные грибы. Хорошо ещё, что вода была всегда.
Я верил, что скверна в больших дозах работает как наркотик. Как-то же хирви. А значит, как только вы выберемся наружу, то всё закончится. И произошедшее здесь останется лишь кошмарным сном.
— Ты когда-нибудь пробовал человека на вкус? — спросила меня Аркуэнэ. — На самом деле разница не столь большая. Напоминает смесь ягнёнка и свинины. Довольно вкусно. Я пробовала во всех видах. А ещё гномов и эльфов. У демонов, к сожалению, всё зависит от тела, в которое они вселились. Но знаешь, теперь я осознаю, что Порождения и тела, подчинённые демоном, довольно похожи по вкусовому диапазону…
Тема, которая нашла отклик в моей душе и невольно я подключился, сравнивая блюда разных видов мяса и кухни.
К чему это приведёт? Выйдем ли мы отсюда на самом деле?..
Потерявшиеся во тьме…
— И всё-таки нас вели, — невольно прошептал я, когда мы заглянули в новую пещеру — целый зал, который был огромным, как Красная площадь. Впереди возвышались ворота, неуловимо напоминая вход в Марзагар.
— Ещё один древний тейг, — сплюнул Рокс, чьи мысли, очевидно, шли по той же колее.
Капитан повернулся к своему пленнику.
— Это оно? — спросил он.
Старый волшебник с завязанным ртом просто смотрел на него с недоверием и отвращением. Теллер выдернул кляп у него изо рта.
— Это оно? — с той же интонацией спросил Суртон.
Хартонис откашлялся и пару мгновений шевелил губами и челюстью. Я заметил язвы, запёкшиеся в складках его губ. Бросив свирепый взгляд на капитана, колдун с притворным величием повернулся к остальным.
— Смотрите! — закричал он сквозь хрипоту давно сорванного голоса. — Взгляните на древний и могучий подземный город! Один из рассадников гномьего величия!
Похоже старик понял, что в такой ситуации отмалчиваться уже нет никакого смысла. Мы добрались.
Теллер швырнул мага на землю, несколько раз хорошенько пнув, за дерзость.
И мы направились вперёд, вдоль нагромождений старых камней, поросших мхом и глубинными грибами. Пещера была огромной, наверное с километр шириной. Высота её терялась где-то далеко во тьме, а длина ограничивалась массивными воротами.
Мы нашли… неужели мы и правда нашли его?.. Заброшенный тейг Ронгор. Сокровищницу…
Уставшие, добрались до разрушенных ворот. Укрепления вокруг давно превратились в груды камней, а стены рассыпались в низкие земляные гребни, похожие на могильные курганы.
Но никто из нас никак не прокомментировал это наблюдение. Не было смысла. Казалось, сам воздух пах этим выводом.
Мы разбили здесь лагерь, чтобы войти внутрь уже отдохнувшими. Под ногами виднелись остатки монументальной каменной дороги, а сами ворота, уже знакомым образом, были изукрашены различными фигурами. Гномы…
Я видел, как «Гончие» скалились, но при этом подрагивали от воспоминаний, которые разбивали их, смотревших на знакомые символы и изображения. Ронгор… что он принесёт нам?
— Здесь хотя бы не должна быть порвана Завеса, — произнёс я, что, как ни странно, и правда позволило людям выдохнуть.
— Значит, мы не только готовы к тому, что будет внутри, но ещё и окажемся в лучших условиях, — усмехнулся Нарсиан.
— Но кто будет проводником? — разумно спросил Роксмар, а потом с отвращением посмотрел на Хартониса.
Уверен, мы все представляли себе, что будет, когда наконец достигнем давно искомых мест. Мы все предвкушали вознаграждение за наш труд и страдания — сиюминутную сумму. Признаться… я предполагал, что увидев легендарный тейг, я почувствую либо глубокое разочарование, либо гнев. Некое… внутреннее смирение.
Но по какой-то причине эти развалины казались мне просто ещё одним заброшенным местом.
«Гончие», судя по виду, испытывали те же эмоции. Им бы порцию хирви… Аха-ха! Да, наркоты, кусок мяса Порождений, да поспать.
Мёртвые могут оставаться здесь до утра…
В эту ночь не было ничего. Ни проповеди, ни кровавых ласк. Только глубокая, будто застывшая тишина, прерываемая лишь хихиканьем Лорса, булькающим в его воспалённом горле, которое постоянно давило на лёгкие сержанта, поднимаясь и опускаясь, как у пьяниц, которые причитали на грани обморока.
— С-с-сокровищница! Ха! Да! Думайте о ней, парни! Такого похода ещё никогда не было! Ателард! Ателард! Хи-хи-и! Что я тебе говорил…
Он всё повторял и повторял это, пока не стало казаться, что в темноте притаилось животное, рычащее от низкой и звериной похоти.
— С-с-сокровищница…
* * *
Примечание автора: понравилась глава? Не забудь поставить лайк вот здесь и конечно же буду ждать твой комментарий :))