12 - Древний и Древнейший.epub
12 - Древний и Древнейший.docx
. На главную . 1 - Глава. 2 том>
* * *
Солнце давно скрылось за горизонтом, и поместье клана Инумаки окутала мягкая тишина вечера. Лишь редкие звуки нарушали покой: скрип половиц под шагами патрульных да шорох листьев, гонимых ветром по двору. Общие комнаты последователей тонули во мраке, который слегка рассеивал слабый лунный свет, пробивавшийся сквозь бумажные ширмы окон. Длинные ряды футонов аккуратно выстроились вдоль стен, и дыхание спящих послушников сливалось в тихий, ровный гул. Усталость после дневных тренировок придавила их к земле, словно невидимая ладонь, и даже самые беспокойные теперь лежали неподвижно, погружённые в сны о силе и славе.
Но среди спящих выделялась одна фигура — пятый из приближённых Мирака, тот, кого не коснулась милость проклятой техники. Он лежал на своём футоне у дальней стены, ближе к выходу, но его широко открытые глаза блестели в полумраке. Руки сжимали край тонкого одеяла, пальцы дрожали от напряжения, а грудь вздымалась чаще, чем у других. Его звали Кейта — имя, которое Мирак так и не заменил звучным прозвищем, как у остальных четверых.
Имена бывших друзей звучали в его ушах, как боевые кличи, а он остался просто Кейтой, безликим и ненужным.
Недавно его судьба окончательно определилась. Когда четвёрка гордо доложила о пробуждении техник, Мирак лишь мельком взглянул на него, пятого, и бросил холодно: «Ты не владеешь личностью. Не способен показать технику». Эти слова, произнесённые без гнева, но с ледяным равнодушием, врезались в память Кейты, точно клеймо. А затем его отправили к Широе — «пусть тренируется с дозорными», сказал глава клана, будто Кейта был не более чем обузой, недостойной внимания лидера. Широя, строгая и непреклонная, гоняла его весь день, заставляя отрабатывать удары до изнеможения, пока пот не заливал глаза, а руки не дрожали от усталости.
— “Техника — не всё, что определяет шамана, работай над телом”, — сказала она, словно пытаясь утешить. Но что она знала? Её надежды не разбивались о суровую скалу.
Для Кейты это было очередным оскорблением, пустым набором слов, брошенным, чтобы унизить его ещё сильнее. Он не понимал, что личность в мире шаманов — это не просто характер или воля, а глубокая внутренняя суть, связывающая человека с его проклятой техникой, тот стержень, что позволяет энергии обрести форму и силу. Недостаточно было просто прочитать пособия. В этой слепоте обида переросла в нечто большее — в жгучее желание доказать, что они ошиблись. Не разобравшись, он принял ошибочное решение: проявить свою личность через месть, надеясь, что это пробудит технику.
Кейта медленно сел, стараясь не шуметь. Одеяло соскользнуло с плеч, обнажив худощавое тело, ещё не закалённое до уровня элиты клана. Он бросил взгляд на спящих. Осторожно поднявшись, натянул серое хаори и бесшумно шагнул к выходу. Тонкие деревянные половицы слегка скрипнули под ногами, но никто не шевельнулся. Дверь отъехала в сторону с тихим шорохом, и холодный ночной воздух ударил в лицо, остудив пылающие щёки.
Он выскользнул в коридор, закрыв за собой ширму. Шаги его были лёгкими, почти невесомыми, пока он двигался вдоль стен, прижимаясь к теням. Внезапно в памяти всплыл образ — смутный, ускользающий, точно дым на ветру: человек, чьё лицо он не мог чётко вспомнить. То ли девушка с длинными волосами, то ли мужчина с усталыми глазами. Они встретились однажды, когда Кейта, разочарованный и потерянный, бродил по улицам неподалёку от поместья клана. Что тот сказал? Что-то важное или вовсе незначительное? Слова и образ быстро выветривались из сознания Кейты, оставляя лишь слепую уверенность: надо испортить клинки, что Лидер выдал четвёрке. Уничтожить их гордость. Кейта не понимал, откуда эти мысли, но они казались его собственными, правильными — единственным способом отомстить.
Он двинулся дальше, к лестнице, ведущей во двор. Но не знал, что за каждым его шагом следили внимательные глаза. В тёмной комнате на верхнем этаже поместья сидела хрупкая фигура. Белёсые волосы, собранные в низкий узел, отливали серебром в лунном свете, а руки покоились на коленях, сжимая старый свиток. Она была тихой, незаметной — той, на кого всем было наплевать. Последователи проходили мимо, едва замечая её, и никто, кроме собственной дочери, не пытался завести разговор.
Акано наблюдала пристально — она видела всё: каждую трещину в верности, каждую слабость в душах приближённых своего сына. Она давно выявила слабые звенья в свите Мирака. Были случаи, и давно, когда враги клана поднимали голову — другие последователи, завидуя избранным, пытались саботировать тренировки или распускать слухи. Иные кланы, жаждавшие поставить Инумаки на колени, прибегали к любым методам. Акано не терпела таких.
Избавляться от них было трудно. Клан и так разваливался, найти предателя — задача не из лёгких. Во времена правления Рейдзо никто не хотел брать на себя такую опасную обязанность, даже Акано, остававшаяся инертной, пассивной, лишённой всякого желания действовать. Но с тех пор, как главой стал её сын, всё изменилось. Он реформировал клан, уделил каждому невиданное внимание, начал поднимать их с колен. Акано ощутила за него гордость и захотела отплатить той же поддержкой.
— “Как бы грустно это ни было, Томоэ стала реже ко мне обращаться — печально видеть, как дети покидают родительское крыло. Но я всё ещё могу быть полезна. Я стану невидимой тенью, оберегающей сына”, — прошептала она себе.
Этой ночью она заметила Кейту. Его беспокойство, колебания его проклятой энергии — всё это не укрылось от её взгляда. Она взяла кусок бумаги, ручкой черкнула несколько строк и сложила записку. Выбор пал на Вокун — девушку-тень, чья техника делала её идеальной для таких дел. Акано протянула записку одному из своих помощников, знавшему язык жестов, и приказала передать её. Через несколько минут Вокун появилась в комнате — стройная фигура в тёмном хаори, с распущенными волосами.
Увидев мать Мирака, Вокун опустилась на одно колено, склонив голову в жесте глубокого почтения. Её голос был тихим, но твёрдым:
— Госпожа Акано, я к вашим услугам.
Акано молча протянула записку. Вокун развернула её, пробежала глазами короткий текст и кивнула. «Кейта. Склад с оружием и кузница. Проследи, что он планирует».
— Вы думаете, что он… — Вокун подняла взгляд, встретившись с глазами матери лидера. Получив молчаливый кивок, она склонила голову в почтительном жесте и исчезла из комнаты так же быстро, как появилась.
* * *
Кейта спустился во двор, прижимаясь к стене, чтобы не попасться патрульным. Кузница была совсем близко, а рядом темнел склад с оружием. Дверь оказалась незапертой — лишь тонкая задвижка отделяла его от цели. Он проскользнул внутрь, и резкий запах угля и металла ударил в нос. В углу, на стойке, поблескивали клинки — тонкие, с изогнутыми лезвиями, третьего ранга, те самые, что Мирак выдал послушникам. Кейта схватил один, но тут же замер: у входа шевельнулась тень.
В тот же миг комнату окутала волна проклятой энергии, и из воздуха проступили тонкие нити, пропитанные силой. Они обвили тело Кейты, цепляясь за одежду, сковывая движения. Вокун возникла из темноты, словно соткалась из теней, её глаза сузились, а рука покоилась на коротком кинжале у пояса. Кейта отступил, судорожно сжимая клинок.
— Что ты тут делаешь? — её глаза внимательно пробежали по другу. — Ты так боишься, что не можешь контролировать свою ауру. Пусть у тебя нет техники, но что стало с твоим рассудком?
— В-Вокун…
— Положи оружие и пойдём со мной. Тебе стоит объяснить, что с твоим состоянием.
— “Как она смеет считать себя лучше меня?” — вспыхнула неуправляемая мысль, заставив Кейту стиснуть лезвие сильнее. Он резко окутал своё тело высококонцентрированной аурой — долгие тренировки, на которых он уверенно следовал приказам и работал упорнее многих своих бывших друзей, не прошли даром. Нити Вокун сжались, перехватывая его тело в попытке удержать, но Кейта, напрягая все силы, оттянул те, что стягивали руки, и провёл по ним клинком, разрубив на куски.
— Посмотри, какая слабая у тебя техника! Как Мирак мог дать тебе новое имя?
Он бросился на неё, размахивая мечом. Вокун уклонилась одним плавным шагом, и нити проклятой энергии вырвались из её пальцев, опутали его запястья и рванули в стороны, с трудом сдерживая яростный напор Кейты. Он почти добрался до неё, но в этот миг Вокун сплела узор из нитей между пальцами. Тело Кейты сковало мгновенно — нити стали прочнее, разорвать их оказалось невозможно. Однако и её защита не могла пробить его сопротивление. Смущённая Вокун слегка покраснела.
— Ты предатель, Кейта. Ты не получил технику не потому, что бесполезен, а потому, что у тебя нет дела, которому ты готов посвятить жизнь. Я, например… — она замялась, видя, как клинок Кейты давит на нить, готовый её разорвать, — я люблю вязать. Когда я формирую узор из нитей, сила моей техники возрастает!
Проклятая энергия в нитях сгустилась, её объём резко увеличился. На коже Кейты проступили кровоподтёки — тёмные пятна расползались под давлением, а затем всё его тело начало сжиматься. Нити впивались глубже, оставляя тонкие красные линии, которые тут же набухали кровью. Кейта вскрикнул, меч выпал из рук, звякнув о каменный пол, и сопротивляться он больше не мог.
Вокун остановилась, её взгляд оставался холодным и бесстрастным. Она не стала его добивать. Вместо этого нити стянули его ещё сильнее — не до смерти, а так, чтобы при малейшем движении он сам себе навредил. Руки оказались связаны за спиной, ноги подогнуты, грудь сдавлена ровно настолько, чтобы дыхание оставалось возможным, но каждый вдох отзывался болью. Кровь сочилась из мелких порезов, капая на пол кузницы, но Вокун не дрогнула. Она подняла его, точно свёрток, перекинула через плечо и молча направилась к поместью.
Вокун опустила его на пол перед матерью Мирака, отступила на шаг и склонила голову в знак почтения. Затем тихо, но твёрдо спросила:
— Зачем ты пошёл в кузницу? Что ты хотел сделать?
В голове Кейты крутилась одна мысль, ясная и непреклонная, словно чужой голос заглушил всё остальное: «Молчи». Сколько бы этот вопрос ни повторялся, он не мог заставить свой рот шевельнуться. Акано, задумчиво сидевшая напротив, хоть и не была погружена в мир шаманов, быстро уловила суть. Она взяла листок и острым пером начеркала несколько слов.
Вокун взяла протянутую бумагу и поняла: вопросы бесполезны. Он не ответит, даже если захочет.
— Медиум, значит, — тихо произнесла она, её голос дрогнул от осознания. — Возможно.
* * *
Солнце уже село, и вечер окутал дорогу в Канто мягким полумраком. Чёрный седан Мэй Мэй с тонированными стёклами бесшумно катился по узкой трассе, а его фары выхватывали из тьмы редкие деревья и мелькающие у обочины тени. За рулём сидел её водитель — молчаливый мужчина в строгом костюме. На заднем сиденье расположились Мирак со своей новой девушкой.
В салоне царила тишина, нарушаемая лишь ровным гудением мотора. Мирак смотрел в окно, его взгляд казался пустым, но мысли блуждали где-то далеко, в невидимых далях. Рядом Мэй Мэй слегка покачивала ногой; её серебристые волосы, чуть растрёпанные ветром из приоткрытого окна, мягко блестели в полумраке. Оба молчали, погружённые в свои размышления: Мирак думал о клане и его будущем, Мэй Мэй — о сделке, связавшей её с этим хитроумным Инумаки.
Наконец она нарушила тишину, повернувшись к нему с лёгким прищуром:
— Ну ты и хитрец, Масакадо. Так изящно заманить меня к себе домой под предлогом «посмотреть, как быстро можно вернуть деньги за браслеты»! — Она чуть наклонилась ближе, и её голос стал мягче, с игривой ноткой. — Или ты просто хотел, чтобы я задержалась с тобой подольше?
Мирак не ответил сразу — лишь уголок его губ дрогнул в едва заметной усмешке. Он не повернулся к ней, продолжая смотреть в окно, но его молчание говорило красноречивее слов. Мэй Мэй хмыкнула, откинулась на сиденье и скрестила руки, явно довольная тем, что сумела хоть немного его задеть.
Машина остановилась у ворот поместья клана Инумаки лишь спустя пару часов. Водитель вышел и молча открыл дверцу сначала для Мэй Мэй, затем для Мирака. Двор встретил их тишиной, которую нарушал только шорох листьев под ногами, когда они ступили на землю.
Мирак кивнул молодой девушке, указав на главный вход, и они двинулись вперёд. Но едва переступив порог, оказались в центре оживления клана. Среди людей мелькнула Томоэ — она быстро заметила их и подбежала ближе.
Остановившись, она внимательно посмотрела на гостью, затем перевела взгляд на брата и выдохнула:
— Что это за милая дама, брат?
“Милая дама” повернулась к Мираку, ожидая, как он её представит.
— Моя невеста. Она была моим экзаменатором на повышении ранга. Мэй Мэй, шаман первого ранга, — сказал он. Упоминание об экзаменаторе ошеломило Томоэ. Она приоткрыла рот, поражённая невероятной ловкостью брата, сумевшего «захватить» почти что свою наставницу, и покачала головой.
— А мне когда мужа найдёшь, а, брат? Или я так и буду вечно тут сидеть, как дополнение к твоим планам?
Мирак бросил на неё спокойный взгляд, слегка приподняв бровь.
— Не торопись, Томоэ. Всему своё время. — Он прошёл мимо, не ввязываясь в спор, а Мэй Мэй лишь тихо хихикнула, прикрыв рот рукой, явно наслаждаясь этой сценкой.
— Приятно познакомиться! Так ты сестрёнка Масакадо? Твой дорогой братишка недавно меня купил, так что теперь я вся его.
— Ч-что? — Томоэ покраснела, глядя на девушку, последовавшую за братом. — К-купил? Что это значит?..
Ошеломлённая, она замерла в ступоре и не успела сообщить брату новость. Впрочем, он уже узнал всё от послушников, выступивших вперёд.
* * *
В небольшой комнате, где Акано принимала гостей, царила тёплая, но сдержанная атмосфера. Мать Мирака сидела на подушке у низкого стола, её хрупкая фигура казалась почти невесомой в мягком свете лампы. Перед ней стояла чашка чая, а рядом лежал аккуратно сложенный свиток.
Глядя на сына, занявшего место напротив, и девушку, что пришла с ним — или, быть может, привела его сама? — Акано подлила гостье чая и пододвинула угощения. В ответ Мэй Мэй благодарно кивнула. Движения Акано были плавными, исполненными заботы, но в её глазах сквозила холодная внимательность. Она ухаживала за Мэй Мэй, как хозяйка, знающая цену каждому гостю, хотя за этой учтивостью таилась её истинная суть — желание увидеть её насквозь.
Мирак, сидящий рядом, думал лишь о том, что сообщили послушники. Нападение медиума на клан — тревожная новость. Это был явный ход на дезориентацию: внедрится в послушника, использовать как скрытое оружие.
Мэй Мэй, отхлебнув чая, вдруг подняла взгляд и сказала:
— Знаешь, можно нарисовать символы, что защищают от проклятых духов или энергии. От медиумов они тоже помогают.
Мирак кивнул, не меняя выражения лица.
— Они давно стоят в клане, но, похоже, Рейдзо не думал об их обновлении. Придётся переделывать защиту с учётом многих деталей.
Он подошёл к столу, взял чистый лист бумаги и перо, лежавшие подле Акано. Его пальцы двигались уверенно, выводя линии и символы — пара сутр, простых, но мощных, способных отогнать чужую энергию. Правда, рисовать их следовало только кистью и чернилами, пропитанными проклятой энергией.
Это была обычная магия, доступная каждому, подобно завесам. Но сутры работали иначе: они не создавали барьер, а замыкали проклятую энергию в цикл, усиливая негативные эмоции создателя и отражая их наружу, словно зеркало. В мире, где проклятая энергия рождалась из страха, гнева или боли, такие сутры становились бумажными талисманами — офуда, что вешают в храмах для защиты от духов. Каждый символ, выведенный Мираком, нёс его собственную энергию; линии, точно каналы, направляли её, создавая невидимую волну, отталкивающую чужое вмешательство — вроде того, что устроил медиум. Это не требовало редких техник, но точности и воли, чтобы энергия не рассеялась зря.
Сложив сутры аккуратной стопкой, он передал их патрульному, ждавшему у входа, с коротким приказом:
— Разместите по периметру. Это обезопасит территорию.
Теперь послушника можно было допросить заново, хотя Мирак сомневался, что тот скажет что-то ценное.
— “Офуды клана не могли ослабеть так просто — я проверял их недавно”, — размышлял он, провожая взглядом уходящего помощника, которому такие детали знать не полагалось. — “Для подобного нужна проклятая техника. Месть могли задумать Зенины или Камо. У якудза тоже найдутся медиумы — эта сила не так редка, как хотелось бы. Но теперь я почувствую, если энергия из печатей потечёт не туда”.
Мирак взглянул на бумажку, оставленную себе. Он связал энергию всех офуда с ней — если хоть одна будет повреждена, бумажка вспыхнет, предупреждая его.
— Кхм-кхм, — кашель Акано прервал его мысли. Он заметил, что все женщины смотрят на него, ожидая объяснений насчёт помолвки. Выдохнув, Мирак отложил этот вопрос и коснулся темы, волновавшей остальных.
— Пожалуй, стоит рассказать подробности, — начал он. Голос звучал ровно, но в нём сквозила холодная уверенность. — Моё предложение Мэй Мэй не случайно. Клан Инумаки растёт, но нам не хватает того, что есть у великих — влияния и средств, чтобы их обуздать. Она — мой ключ к переменам. У неё чутьё на возможности и связи. К тому же, в отличие от нас, она разбирается в современных способах заработка.
Акано и Томоэ переглянулись, признавая, что шаманы часто цеплялись за старое. Мирак тоже видел в этом непаханое поле, требующее времени для изучения. А тут человек, который уже и так идеально во всём разбирается.
— Я предложил ей союз, чтобы переписать правила игры: использовать новые пути заработка и влияния, которыми владеет разве что клан Хигасибодзе. Она найдёт, как обратить нашу силу в выгоду, а я укреплю основу, чтобы нас никто не тронул.
Он замолчал, скрестив руки, и посмотрел на Акано. Её взгляд оставался непроницаемым, но лёгкий кивок выдал одобрение — она поняла его замысел. Томоэ прищурилась, явно прикидывая, чем это сулит ей, а затем фыркнула, скрестив руки:
— То есть ты просто купил себе помощницу?
Мэй Мэй, до того молчавшая, отставила чашку. Её губы тронула лёгкая улыбка, и она заговорила, не скрывая мыслей:
— Всё просто. Наши отношения — деловые. Я не верю в построение чего-либо без денег. Любовь? Доверие? Красиво, но без йен в кармане это песок. А он, — девушка чуть подвинулась к Мираку, — меня заинтересовал. Предложил выгодные условия. Канто, торговые пути, проклятые объекты — это всё настоящая золотая жила, и я не дура, чтобы отказываться. Он управляет, я зарабатываю. Всё честно. Только на такой логике, я считаю, и стоит строить семью.
Мирак выдохнул, не меняя выражения лица. Её слова не удивили — он и не ждал иного. Акано чуть наклонила голову, словно взвешивая, как далеко зайдёт этот союз, а Томоэ фыркнула громче, пробормотав:
— Ну и скучно же у вас.
Мэй Мэй лишь хмыкнула, отхлебнув чая, довольная ясностью.
— Но ты теперь будешь жить у нас? — подалась вперёд Томоэ, заставив Мэй Мэй замереть.
Та быстро обвела взглядом стены клана, мельком глянула на марширующих людей в окне и слегка замялась.
— Я не дума… — начала она, но Мирак перебил, его голос прозвучал твёрдо:
— Да.
Он выдержал паузу, глядя на неё спокойно, но с лёгким прищуром, предугадывая возражения. Затем продолжил:
— Здесь ты будешь свободна — не как мои последователи, которых я держу в узде ради дисциплины, а как равная, чья воля служит нам обоим. Ты нужна мне не как пешка, а как та, кто разбирается в вещах, которые для меня пока туманны. Твоя сила — в уме и в том, как ты сама прокладываешь путь. Я не заставлю тебя маршировать или кланяться — это мне не выгодно. Ты принесёшь больше, оставаясь собой.
Мэй Мэй замерла, глядя на него широко раскрытыми глазами. Её пальцы дрогнули на чашке, а затем она тепло улыбнулась.
— А говорил, что не умеешь в романтику. Так и быть — но мне нужно перевезти пару вещей и обустроить комнату, ладно? И ещё: примите моего водителя — неохота ночью куда-то ехать.
— Конечно, — оживилась Томоэ. — Я прикажу приготовить тебе ванну, сестра!
— Фу-фу-фу, мне уже нравится, как за мной ухаживают.
Когда Мирак остался с Акано наедине, его взгляд стал твёрже. Он поднял небольшую сумку и поставил её на стол.
— Позови моих послушников.
Акано тут же поднялась с подушки с привычной грацией. Её шаги были бесшумны, и вскоре она вернулась, ведя четверых. Они опустились на одно колено, склонив головы в почтении, и замерли, ожидая слов.
Мирак кивнул, принимая их уважение, и открыл сумку. Достав оружие с аукциона, он разложил его на столе.
— Это ваше. Найдите их скрытые свойства. Разберитесь, что они могут, и доложите мне.
Он замолчал, наблюдая, как послушники медленно поднялись и подошли к столу. Каждый взял своё оружие, их движения были осторожны, но в глазах горело любопытство.
Вокун первой протянула руки к паре канаси — тонких, изящных стилетов, что мерцали слабым проклятым светом. Она взяла их, повертела в пальцах, проверяя баланс, и выпустила нити своей энергии, соединяя оружие с техникой. Иглы и нить — теперь она полностью напоминала швею.
Вольсунг шагнул вперёд и взял связку из трёх проклятых клинков, чьи рукояти были обмотаны старой верёвкой. Развязав её, он разложил мечи перед собой и провёл рукой над лезвиями, ощущая дрожь их ауры. Сжав один клинок, он прищурился, словно прислушиваясь к чему-то внутри, затем взял второй и третий, проверяя их отклик. Его лицо озарилось суровым интересом — парень ощущал, что клинки связаны.
Накрин потянулся к массивному молоту с шипами, чья аура пульсировала тяжёлой, почти осязаемой силой. Взяв его обеими руками, он слегка подбросил оружие, проверяя вес, и качнул — воздух загудел в ответ. Глаза Накрина загорелись восторгом, уголок губ дрогнул в довольной ухмылке. Опустив молот к земле, он уже представлял, как испытает его в бою, чтобы раскрыть особенность.
Акано молча наблюдала, её взгляд скользил от одного послушника к другому, а затем остановился на сыне. Тот неспешно вытащил последний предмет — два браслета — и надел их на себя.
Сначала ничего не происходило. Он задумчиво применил пару техник, постучал по себе, а затем коснулся браслета и влил в него энергию.
В следующий миг Акано расширила глаза: аура Мирака, до того спокойная, стала плотнее и ярче. Его эмоции не изменились, но сила явно возросла.
— Да, не зря я выбрал их, — произнёс Инумаки. — Они увеличивают запас проклятой энергии за счёт собственного резерва. И количество энергии, что я могу использовать разом, тоже выросло.
Он поднял руку, сформировав шарик проклятия. Тот не шёл в сравнение со сферами Рагота — у того это была чистая техника — но оказался куда мощнее, чем без браслетов. Упав на подушку, шарик не просто смял её или оставил след — он разорвал ткань, разметав перья по комнате.
— У браслетов два режима, — продолжил он. — Первый рассеивает чужую энергию, второй обостряет мою.
Это звучало впечатляюще — предмет второго ранга с двойной техникой, редкость даже для аукциона Годзё.
Но Мирак не поражался сверх меры: он всё чаще замечал сходство между зачарованиями этого мира и Нирна. Создать подобное самому? Это уже не казалось невозможным — нужны лишь время и ресурсы, чтобы понять, как проклятая энергия вплетается в предметы. Его мысли унеслись к другому вопросу, давно зревшему в голове: почему Сатору не выкупает такие артефакты, чтобы перепродавать их с наценкой? Видеть скрытые свойства, скупать недооценённое и сбывать великим кланам — это же золотая жила.
— Хм… — Мирак нахмурился, когда в голове всплыла мысль о том, чтобы занять его место. Он тут же осознал проблему. Кланы вроде Зенин или Камо такого не потерпят. Они могут ввести санкции — попросту отказаться покупать твои товары, даже если это ценный артефакт. Да, они упустят ценный предмет, но их склады и без того ломятся от проклятого оружия и реликвий, накопленных за века. Куда выгоднее задушить клан-конкурента, вроде Инумаки, не дать ему нажиться на умении распознавать техники в предметах. Без их денег торговля захиреет, и вся задумка рухнет под собственным весом.
Можно ли это обойти? Потенциально — да. Нанять посредника — бескланового шамана или мелкого торговца с хорошими связями, но без явной привязки к Инумаки. Такой человек мог бы сбывать товары под видом независимого дельца, скрывая источник. Деньги текли бы через подставные сделки, а клан оставался бы в тени, избегая гнева великих.
Но тут же возник контраргумент, холодный и тяжёлый, как вся система Великих: кланы всё равно найдут способ задавить. Они не глупцы — слухи, шпионы, случайные проверки быстро раскроют посредника. Великие кланы веками держали рынок в железной хватке: они станут проверять дельцов, пытаться перекупить артефакты до аукциона, да и мало ли что ещё придумают.
Получается, посредников придётся менять постоянно, а это невозможно. Шаманы ведь не бесконечны.
Мирак поднялся с лёгким вздохом, пробормотав себе под нос:
— Эх, надо обсудить это с Мэй Мэй. — Он стянул верхнюю одежду, небрежно бросив её на спинку стула, и добавил: — Пойду помоюсь.
Его шаги гулко отдавались в коридоре, пока он направлялся к купальням. Мысли о посредниках и деньгах всё ещё ворочались в голове, но он отмахнулся от них — горячая вода манила, обещая хоть немного снять напряжение.
Купальни встретили его тёплым паром и приглушёнными голосами. Сквозь дымку виднелись слуги, хлопотавшие у дальнего края: они подавали полотенца и переговаривались шёпотом, стараясь не нарушить тишину. Мирак вошёл, окинув пространство привычным взглядом, и замер, заметив знакомую фигуру.
Мэй Мэй полулежала в воде, вытянувшись вдоль каменного края бассейна. Её изящная фигура проступала сквозь влажный пар: длинные стройные ноги лениво покачивались под поверхностью, а тонкий изгиб талии подчёркивал грацию её позы.
Мокрые бинты плотно облегали грудь, прилипнув к коже и обрисовывая её формы; тонкие струйки воды стекали по плечам и рукам, поблескивая в мягком свете. Волосы, пропитанные влагой, прилипли к шее и спине, придавая ей небрежную, но притягательную красоту. Она выглядела расслабленной, но в её глазах мелькала смесь чувств переживания.
Молодая девушка рассуждала в какую ситуацию попала и правильное ли решение приняла.
Когда Мирак приблизился и, не колеблясь, опустился в тот же бассейн рядом, Мэй Мэй слегка напряглась. Её полуулыбка дрогнула — в ней промелькнуло удивление.
— Уютно тут, правда? — он удобно устроился в воде.
— А ты на удивление смел, — в глазах Мэй Мэй зажёгся привычный хитрый огонёк. Она явно оценивала его дерзость, прикидывая, что за этим кроется. В глубине души её разбирало любопытство, смешанное с лёгкой насмешкой: ей нравилось держать всё под контролем, но сейчас она ощущала, что Мирак играет по своим правилам, и это слегка выбивало её из равновесия.
Мирак же сел рядом, сохраняя хладнокровие. Его взгляд скользнул по ней с холодной ясностью, будто он изучал не девушку, а очередной проклятый артефакт. Он отметил, как капли воды блестят на её влажной коже, как пар смягчает контуры её силуэта, подчёркивая сдержанную, но пленительную утончённость. Не задерживая взгляд, он откинулся на край бассейна, позволяя воде обнять уставшее тело.
— Не привык стоять в стороне или чего-то ждать.
Мэй Мэй, заметив его невозмутимость, чуть прищурилась, но осталась лежать в той же позе, словно бросая ему молчаливый вызов.
— Знаешь, как заключаются браки? — усмехнулся Мирак, развеивая тишину. — Пара подаёт заявление в муниципалитет, заполняет пару бумаг, и готово — они официально муж и жена. Иногда добавляют церемонию в храме, с кимоно, саке и всей этой традиционной красотой, но по сути это формальность. Семьи договариваются, дарят подарки, устраивают застолье — и всё ради того, чтобы показать, какие они правильные, — он чуть усмехнулся, глядя в потолок, где пар клубился густыми завитками. — Но я не вижу причин возиться с этим. Для меня вся эта официальная мишура — пустая трата времени, бессмысленная шелуха, не стоящая внимания. Бумажки, печати, чужие взгляды — кому это нужно? Лучше заключить договор — чёткий, понятный, где всё прописано: что мы друг от друга хотим и что даём взамен. Это честнее, чем клятвы перед алтарём, которые потом всё равно забывают.
Мирак любил послушать о новых традициях, с интересом слушал истории новых людей, смотрел на искусство, но смотрел на все это со своей колокольни и плевался. Для него искусство — это способ внушить идею и контролировать толпы. Например, путем создания мифа о себе.
— Договор, — задумалась Мэй Мэй. — Ты имеешь ввиду пакт?
— Да, — кивнул Мирак, и в его глазах мелькнула искра удовлетворения: они говорили на одном языке, их мысли были только о магии. — Не просто слова или бумагу, которая в нашем мире, в мире силы, не имеет основания, а связь, скреплённую энергией. Слова не защитят от настоящего предательства. Пакт — да.
Он замолчал, глядя на неё с холодной ясностью, вспоминал свою сестру и её последствия. Но в его тоне чувствовалась честность, почти осязаемая в этом влажном воздухе.
Мэй Мэй задумалась, её пальцы замерли на краю бассейна, а взгляд стал острее, будто она взвешивала каждый его слово. В голове закрутились мысли: он поступил хитро — встретил её здесь, в купальнях, застал в момент уязвимости, окружённой паром и теплом, когда она меньше всего ждала давления. Он давил, но не грубо — его прямота была обезоруживающей, почти завораживающей. И всё же она поняла: пакт, скреплённый магией, защитит их союз куда надёжнее любых бумаг или клятв. Это не просто сделка — это нерушимая нить, и он знал, как её подать, чтобы она не смогла отказаться.
— Я заметила, что у тебя очень цепкие руки, — покивала девушка, осознав, что отказ приведет лишь к тому, что их дорожки сразу же разойдутся. — Что ж, я не могу отказаться. Так и быть, заключим честный брак.
В этот момент Мирак шелкнул своим слугам пальцами, и те быстро принесли сакэ с несколькими чашами. Мэй Мэй выгнула бровь.
— Ты же сказал, что тебе не нравятся традиции.
— Да. Но я с интересом исследую их влияние, — и смотря прямо в глаза, зажатой со всех сторон леди, на её понимающую улыбку, и отпил. — А теперь насчёт пакта…
* * *
В просторной комнате, пропитанной дымом и запахом металла, стоял Кадзуо Таока, лидер Инагава-кай. Его глаза горели холодной насмешкой — он явно упивался моментом, готовый расписать всем, какой он особенный гений.
— Слушайте сюда, крысы, — прорычал он, заставив людей невольно сжаться. — Клан Инумаки думал, что отгородится за своими новыми стенами — как бы не так. Я уже позаботился о печатях в их клане, и прямо сейчас… — он взглянул на наручные часы, — один из их послушников должен устроить им переполох: разнести склад с оружием и поджечь всё к чёрту.
Его люди замерли, заворожённые. Худощавый парень с нервным взглядом, осмелев, выдавил:
— Босс, но как… как вы это провернули? Мы много лет не могли высунуть нос из-за их давления. А теперь ощущение, что всё перевернулось… .
Кадзуо разразился резким, грубым хохотом, обнажив зубы в кривой ухмылке.
— Как? Потому что я не тупой, как вы! Печати Инумаки — ребус для тех, у кого башка варит. Вам не понять, так что нечего объяснять! — Его люди переглянулись, подавленные его авторитетом, но в их глазах вспыхнуло восхищение. — Собирайте парней — скоро выступаем. А я пойду поймаю духа первого ранга.
Он поднялся, провёл рукой по куртке. Глаза послушников широко раскрылись.
— В одиночку?!
— Ну, я же не ничтожество.
Махнув рукой, словно отгоняя мух, он шагнул наружу, оставив людей шептаться в ошарашенном молчании. Ночной воздух ударил в лицо резким холодом, обжигая лёгкие. Кадзуо вытащил сигарету, чиркнул зажигалкой — крохотный огонёк мигнул в темноте — и глубоко затянулся, выпуская дым в чёрное небо. Его глаза сузились, уловив движение в тенях. Закутанная в плащ фигура медленно выступила вперёд, и губы Кадзуо растянулись в широкой, почти безумной улыбке.
— Ну наконец-то, — процедил он, не вынимая сигарету изо рта. Его взгляд помутнел, словно стирая образ этого человека, выхватывая обрывки мыслей.
От фигуры веяло чем-то тяжёлым, почти осязаемым. Это был мастер манипуляции разумом — медиум, чья техника перекраивала сознание с хирургической точностью. Она могла стереть воспоминания, заставить жертву забыть её саму, и всё так тонко, что человек не замечал, как им управляют.
Фигура шагнула ближе, протянув руку. В ладони лежала большая ваза, оплетённая изысканными сутрами — их качество поражало, словно мастер столетиями оттачивал почерк и умение обращаться с проклятой энергией.
Запечатать духа четвёртого ранга было просто: хватало одной печати и обычной клетки — шаманы часто запирали их для исследований. Для третьего ранга требовался мастер, глубоко понимающий суть офуда; такие трудились в храмах по всей Японии, обновляя печати. Запечатать духа второго ранга мог лишь исключительный специалист — убить такого было в тысячу раз проще, чем схватить. Дух первого ранга? Общество шаманов давно забыло, когда кто-то последний раз их запечатывал.
А внутри этой вазы томился ёкай первого ранга, заключённый в артефакт. Кадзуо взял его, ощутив, как по пальцам пробежала дрожь мощи, и ухмылка на его лице стала шире, обнажая зубы.
— С этим я их раздавлю в лепёшку, — пробормотал он, глядя на фигуру с хищным восторгом. Затем заговорил, будто внушая себе установку: — Я не дам клану Инумаки вмешиваться в наши дела. Можете быть чертовски уверены: Масакадо больше не будет учеником Токийской школы, обещаю. И когда я закончу, от их гордости не останется даже пепла.
Фигура в тени изящно улыбнулась. Её грудь слегка колыхнулась, и молодая женщина в чёрном платье, со шрамом, пересекающим лоб, мило склонила голову.
— Уж постарайся.
* * *
Тем временем, в нескольких километрах от поместья клана Инумаки, по узкой дороге пронеслись чёрные машины. Их двигатели рычали глухо, сдерживая нетерпение, пока не замерли у кромки леса. Из салонов высыпались фигуры в тёмных одеждах — люди Кадзуо Таоки, стремительные и бесшумные, словно волчья стая. Они рванули через лес; шаги были быстрыми, но точными. Впереди маячило поместье Инумаки — тёмный силуэт, обнесённый высокими стенами.
Один из последователей, жилистый мужчина с суровым лицом, остановился у границы поместья. В его руках сверкнул длинный гвоздь, покрытый вязью печатей. Он вонзил его в землю с резким усилием, и воздух задрожал, сгущаясь в невидимую завесу. Барьер поднялся мгновенно — плотный, непроницаемый, напитанный проклятой энергией. Гвоздь и печати наделили его особым свойством: никто не мог выйти наружу, кроме самих якудза, и проникнуть внутрь тоже было невозможно. Товарищи переглянулись, ощутив, как пространство стянуло в ловушку.
Взоры устремились к молодому парню, стоявшему чуть поодаль. Он сжимал тёмный сосуд — тот самый артефакт с ёкаем первого ранга. Лицо его побледнело, глаза бегали от страха, но он знал свою роль: открыть вазу и скормить духу палец Сукуны. Остальные уже отступали, оставляя его наедине с барьером. Сглотнув, он прошептал дрожащими губами:
— Открою вазу и сразу убегу.
Шагнув к сосуду, он протянул руку к сутрам, мерцающим на его гладкой поверхности. Проклятая энергия потекла к нему, и он впитывал её, разрушая защиту слой за слоем, пока от печатей не осталось лишь слабое эхо. Затем он торопливо вытащил из кармана палец Сукуны — сморщенный, красный, пульсирующий зловещей мощью — и бросил его к подножию вазы. Не оглядываясь, парень рванул прочь, ноги подкашивались от напряжения.
Спустя мгновение ваза треснула. Из неё вырвался дух — тёмный вихрь с горящими глазами, воплощённое проклятие. Он тут же устремил взгляд на источник энергии, втянув палец в себя, точно голодный зверь. Воздух содрогнулся от его силы, земля под ногами якудза завибрировала.
Крепкий мужчина с коротким ежиком волос нахмурился и буркнул:
— Говорят, если съесть этот палец, тебя разорвёт на куски. Почему духам плевать?
Кадзуо Таока обернулся с презрительной ухмылкой.
— Они его не едят, кретин. Используют как топливо, чтобы напитать тело. Сейчас дух окуклится, переваривая силу, но его сразу почуют так близко от клана. Ваша задача — задержать шаманов Инумаки, пока он не откроет глаза! И помните про главу клана: его техника — в звуках. Кто может — закройте уши проклятой энергией, если увидите этого Масакадо.
Кадзуо резко махнул рукой, и его отряд — пёстрая смесь шаманов в тёмных одеждах и головорезов с пистолетами в руках — сорвался с места, словно стая, почуявшая добычу. Они устремились к стенам поместья с хищной стремительностью.
Перебраться удалось почти бесшумно. Дыхание вырывалось короткими облачками пара в холодном воздухе, пока под сапогом одного из головорезов не хрустнул щебень. Звук разнёсся в тишине, резкий и предательский. Следом затрещала ещё горсть камней под ногой шамана — и скрытность рухнула.
В поместье и так была тревога из-за завесы: кто-то заметил, другой доложил, и звон колокола расколол ночь. Шаманы Инумаки — быстрые, собранные, с лицами, застывшими в холодной решимости, — разбежались по территории, точно муравьи, защищающие улей. Они хватали клинки, талисманы, свитки с печатями, бросали короткие приказы. Якудза, уже проникшие внутрь, стиснули зубы, готовясь к схватке.
Нападавшие рванули вперёд, сапоги загрохотали по мощёным дорожкам, вдоль которых стояли фонари, расставленные с изящной точностью золотого сечения. Свет отбрасывал длинные тени, искажая силуэты, пока те мчались к сердцу поместья. Внезапно двое шаманов-якудза промчались мимо тёмного участка — узкого прохода между зданиями, где свет не доставал. Из мрака, словно молнии, вылетели метательные ножи, нацеленные в спины врагов. Четверо послушников, затаившихся в засаде, выступили на свет, отсекая группу бегущих.
Остальные якудза, не теряя времени, двинулись глубже. Несколько головорезов с бутылками зажигательной смеси отделились от отряда. Их лица искажала злоба, смешанная с азартом. Один за другим они швыряли молотовы на крыши — стекло разбивалось о черепицу с резким звоном, жидкий огонь растекался, вспыхивая яркими оранжевыми языками.
Но пламя, что должно было пожрать всё, быстро угасло. Огонь лизнул крышу, зашипел, будто в агонии, и потух, оставив лишь тонкий дымок, тающий в ночи. Черепица, выложенная с хитроумной точностью, оказалась огнеупорной — её гладкая, холодная поверхность не поддавалась жару, отражая попытки поджога. Один из нападавших, с перекошенным от досады лицом, выругался, швырнув пустую бутылку в сторону:
— Да что за чёрт? Это заколдованная крыша, что ли?
— Кретин, кидай в окна — дома-то из бумаги и дерева! — рявкнул другой, ударив товарища по затылку. Тот, чертыхнувшись, схватил новую бутылку и занёс руку. Но не успел он бросить, как из здания, точно рой ос, выскочили молодые послушники Инумаки. Их клинки сверкнули в свете фонарей, и в миг мужчины оказались разрублены — кровь брызнула на гравий, тела рухнули с глухим стуком.
— Говорят, как якудза, а слабые какие-то, — переглянулись послушники, вытирая лезвия. Один даже хмыкнул, но их насмешка оборвалась: воздух сгустился, а тела сковал леденящий страх.
По гравийной дорожке медленно выступили фигуры — опасные шаманы якудза, чья аура давила, точно пресс. Их шаги были неспешны, почти ленивы, но каждое движение несло смерть. Они проходили мимо тёмных участков, и послушники, затаившиеся там, падали замертво от лёгких взмахов рук. Один шаман в длинном плаще шевельнул пальцами — и шея засадного хрустнула, тело рухнуло. Другой, с татуировкой на запястье, щёлкнул языком — из-под земли вырвался шип проклятой энергии, пронзив грудь юнца.
Когда они приблизились к двум говорящим послушникам, те замерли. Лидер Инагава-кай шагнул вперёд. Его рука поднялась, и невидимая сила сдавила горло одного из парней — тот захрипел, бился в агонии. Второй рванулся в сторону, но якудза сжал кулак — кости хрустнули, тело обмякло в луже крови.
— Слабаки, говорите? — хохотнул один из врагов, пнув труп. Остальные загоготали, их смех резал тишину, пока они не ощутили, что ноги больше не слушаются. Тонкие нити проклятой энергии закружились вокруг, сжимая их в невидимую клетку. Смех смолк, сменившись настороженностью.
Из тени выступила девушка, глаза её пылали гневом.
— Как вы посмели? — прошипела она, и два стилета, прикреплённых к её иглам, вонзились в шею одного из якудза. Тот захрипел, хватаясь за горло, и упал. Лидер махнул рукой, и невидимая рука, видимая лишь с большой концентрацией, разорвала нити. Другой выбросил волну энергии, отбивая атаку. Нити лопнули с треском, и Вокун не успела вскрикнуть, как к ней метнулся мужчина с длинным шипом из энергии, занося его для удара.
Но его движение прервал Накрин, рухнувший с воздуха. Он обрушил молот, но враг отскочил в последний миг.
— А вот и собачки с техниками, — усмехнулся якудза. — Сопляки ещё. Даже мою атаку не заблокируете!
Земля под Накрином задрожала, и чёрные шипы проклятой энергии вырвались вверх, пробив его барьер. Они вонзились в ноги, оставляя дымящиеся раны, кровь брызнула на гравий. Якудза захохотал, вытирая рот, но лицо Накрина осталось ледяным, глаза — пронзающими.
— А? — ухмылка врага дрогнула.
— Проверим, на что способен этот молот, — голос Накрина был низким, угрожающим. Он сжал оружие, и его аура вспыхнула, поднимая пыль. В мгновение ока он пронёсся вперёд и молот обрушился на врага, превратив его в кровавое месиво. Кости хрустнули, плоть разлетелась, эхо удара прокатилось по двору.
Накрин приземлился, тяжело дыша. Рука дрогнула, и он нахмурился.
— Хм? Он стал тяжелее? — пробормотал парень, ощущая, как молот перевешивает. Мысль мелькнула — неприятная, но занятная: у оружия явно была своя хитрая особенность, и она только начинала себя показывать.
Бой вспыхнул с новой силой. Из тени выскочил ещё один якудза, вскинул оружие — грянул выстрел и пуля разрослась в огромный шар, несущийся на Накрина и Вокун с грохотом. Одновременно Кадзуо Таока рванулся вперёд, чёрное кимоно взметнулось, эфирная рука нацелилась на шею Вокун, сверкая в свете фонарей.
Но Накрин и Вокун были начеку. Накрин, стиснув зубы, выбросил молот вверх — его энергия сгустилась в барьер, расколовший снаряд на куски, разлетевшиеся шрапнелью. Вокун крутанулась, метнув нити в плотную паутину, поймавшую эфирную руку Кадзуо в миллиметре от горла. Лидер зарычал, дёрнув эфирную конечность, но нитей стало больше, прорастая из паучьего узора между её пальцами.
Из тени, точно призрак, возник Вольсунг, паря на летающем мече. Его глаза сузились, второй клинок закружился вокруг, подчинённый воле. С резким выдохом он направил меч в спину Кадзуо — сталь со свистом рассекла воздух. Лидер, почуяв угрозу, развернулся в последний миг, отбив удар с лязгом. Искры брызнули в темноту, и он оскалился в дикой ухмылке.
Тут же Рагот, стоявший в тени, выбросил руку. Из ладони вырвалась огненная сфера, метнувшаяся к стрелку. Тот выстрелил — пуля, разрастаясь, врезалась в шар с оглушительным взрывом, разметав щебень и дым. Якудза отшатнулся, щурясь от жара, но устояли, готовые к рывку.
— Оставим пару из вас в живых, уроды, но сначала заставим пожалеть, что вы вообще сюда сунулись! — выкрикнул Рагот, кипя нетерпением. Окружённые якудза встали спина к спине, сохраняя спокойствие — угрозы в парнях они не видели. Рагот сунул руку в мешок и продолжил: — Моя техника вытаскивает один из двух видов огненных шаров — маленький или большой, даже я не знаю, какой будет. А ещё у каждого есть по три подвида, так что…
Рагот резко выдернул руку из мешка, и его ладонь вспыхнула ослепительным светом, точно солнце, разрывающее ночную тьму. Огромный, пылающий шар заставил якудза напрячься — они ощутили, как проклятая энергия хлещет из него волнами.
— Повезло-повезло! А теперь… получите! — выкрикнул он и с размаху швырнул исполинский снаряд в противников. Два якудза мгновенно выставили свои техники, но Рагот ухмыльнулся: — Это обманка, бейте их!
Вольсунг тут же сорвался с места, пролетев на мече. Два левитирующих клинка, подчинённых его воле, сверкнули в воздухе и рассекли руки стрелка, оставив их болтаться на тонких лоскутах кожи и костей. Огненный шар, не причинив вреда, угас — это был всего лишь яркий фонарь для запугивания. Двое других якудза бросились в атаку, но разъярённый Кадзуо взмахнул эфирной рукой — с оглушительным треском он сорвал пласт земли и швырнул противников на десятки метров назад. Некоторые шаманы Инумаки рухнули с тяжёлыми ранами: у одного хрустнули рёбра, у другого вывернулась рука, торчащая под неестественным углом. С холодными, застывшими лицами они стиснули зубы, накладывая повязки и вправляя кости, не издав ни звука.
— Что за чертовщина?! Вы же просто новички, и какого хрена у вас осталось оружие, которое должны были выкрасть! — орал Кадзуо Таока, не в силах понять происходящего.
Послушники Инумаки, не теряя времени, бросились вперёд, их фигуры слились в яростный порыв отчаяния и решимости. Накрин рванул первым — молот в его руках гудел от проклятой энергии, каждый шаг сотрясал землю. Вокун метнула нити, что извивались в воздухе, точно серебряные змеи, стремясь опутать Таоку. Вольсунг, паря на летающем мече, направил клинки в стремительный вихрь — лезвия сверкали в отблесках фонарей.
Но все атаки разбились о защиту Кадзуо. Рагот, стиснув кулак, сунул руку в мешок и вытащил маленький огненный шарик. С коротким выдохом он швырнул его к ногам Таоки. Шар упал на гравий с обманчивой тишиной, и когда Кадзуо понял, что его снова обманули, снаряд взорвался, как граната. Волна жара и осколков разметалась в стороны, осветив лица врагов яростным багрянцем.
Таока не дрогнул. Его аура, точно несокрушимая машина, поглотила пламя и отразила удары, словно каменная стена, насмехающаяся над новичками.
— Твои люди почти все мертвы, — высказал Рагот.
— Да плевать! Потом отожму территории у Сумёси-кай и найму кучу нового, полезного отребья, — бросил он с презрением.
Тут из тени, медленно, словно выныривая из глубин ночи, выступила Широя. Её клинок, испачканный тёмной кровью, тускло блестел в свете фонарей. Шаги были бесшумны, как шёпот смерти, а аура — тяжёлая, ледяная, пронизывающая до костей. Послушники замерли, ощутив этот холод, и невольно отступили, их взгляды метались между ней и врагом. Кадзуо повернулся, губы искривились в насмешливой ухмылке.
— Что, ещё одна мелочь хочет поиграть? — бросил он и резко направил эфирную руку в атаку.
Широя молчала. Одним движением, быстрым и точным, как удар молнии, она рассекла эфирную конечность — та треснула, точно хрусталь, и рассыпалась в облаке тёмной пыли, осевшей на гравий. Кадзуо взревел, лицо исказилось от ярости и боли, но не успел шагнуть — Широя, не замедляясь, ударила кулаком в его грудь, оставляя его живым. Сила удара заставила глаза мужчины расшириться от неверия.
— О-откуда… такая мощь?
— Не загоняйся. Просто наши послушники пока слабоваты, — ответила она холодно.
Он рухнул на колени, а затем лицом в гравий.
— М-мисс Широя и правда сильна, — выдохнула Вокун.
— Эм… А г-где лидер?
— Фус! — резкий звук разнёсся из глубины поместья, и земля содрогнулась, заставив гравий подпрыгнуть. Широя лениво повернулась, её окровавленный клинок небрежно висел в руке. Она махнула пальцами, будто отгоняя назойливую мысль. — Добивает последних шаманов. Похоже, все эти странности спланировали, чтобы доставить нам побольше проблем. Но неужели это всё, на что они рассчитывали?
Проклятая энергия, витавшая в воздухе, начала рассеиваться, точно дым, уносимый ветром. Напряжение спадало, но вместо облегчения в ноздри ударил резкий, тошнотворный запах — гниль, пропитанная смертью. Земля дрогнула сильнее, и окрестности поместья преобразились: завеса сгустилась, стены вытянулись вверх, обрастая тёмным камнем, дорожки исчезли, сменившись коридорами, а двор превратился в лабиринт комнат. Мрачный, бесконечный замок вырос из ниоткуда.
Широя оглянулась, её взгляд скользнул по сторонам, но рядом никого не было — ни Вокун, ни Накрина, ни других послушников. Тишина давила на уши. Она нахмурилась, быстро сообразив:
— Это что… территория?
Тут её тело сковал леденящий страх. В нескольких шагах стоял дух. Его серая кожа тускло блестела в полумраке, красные отростки на лысой голове напоминали пальцы. Губы растянулись в усмешке, обнажая острые зубы, и он шагнул вперёд, выпуская волну проклятой энергии.
— Мать тво…
Волна мощи обрушилась на Широю, словно ураган — её тело оторвалось от земли и с оглушительным треском пробило несколько стен замка. Кровь хлынула изо рта, заливая подбородок алым, пока она рухнула среди обломков, окружённая клубами пыли.
Сквозь пелену боли она разглядела Накрина — его силуэт вырисовывался в мутном воздухе.
— Беги! — выкрикнула она. Голос сорвался в хрип.
Накрин лишь крепче сжал молот, его глаза вспыхнули холодным огнём.
— Кто это был? Я отомщу любому, кто угрожает клану, — прорычал он и обернулся, заметив существо, что посмело напасть на его мастера. Аура Накрина взорвалась, молот засветился проклятой энергией, но дух лишь хмыкнул с презрением.
Пальценосец выбросил руку, и из ладони вырвалась сфера — чёрная, пульсирующая, превосходящая даже самые мощные шары Рагота. Она ударила в Накрина с такой силой, что воздух загудел от напряжения. Его тело отлетело назад, кости хрустнули, точно сухие ветки, и он рухнул на пол, сломленный, но всё ещё сжимая молот, пока сознание медленно угасало.
— Н-Накрин! — Широя выкрикнула его имя, голос дрожал от боли. Она подняла дрожащую руку, едва способную двигаться. Проклятая энергия, струясь по её венам, поддерживала тело — единственное, что спасло её от полного уничтожения под ударом этого духа особого ранга. Кровь стекала с губ, но взгляд оставался острым, как клинок. Сжимая рукоять катаны до побелевших костяшек, она прохрипела, глядя на врага:
— Если ты выживешь… ты перебьёшь всех в моём клане. Я этого не допущу.
Пальценосец усмехнулся, его серая кожа дрогнула, неуклюже напитавшись энергией — предсказуемо, но увернуться всё равно было невозможно. Он рванулся вперёд, воздух завибрировал от его мощи, когти нацелились на Широю. Но в этот миг ближайшая стена взорвалась с оглушительным грохотом — обломки разлетелись, точно шрапнель, и мощный удар впечатал духа в противоположную стену. Из облака пыли выступил Мирак, его голос прогремел, как раскат грома:
— Фус Ро Да!
Камень крошился под телом пальценосца, вдавленного в стену с такой силой, что трещины побежали по залу. Мирак стоял в центре, окружённый бронёй из проклятой энергии — она мерцала, обволакивая его, усиливая каждый выброс силы. Браслеты на запястьях пульсировали, добавляя мощи ауре. Рядом возникла Мэй Мэй, на её плечах сидели мелкие вороны с горящими глазами, а на губах играла ухмылка, выдающая удивление этой внезапной сценой.
Мирак окинул духа взглядом, лицо оставалось холодным, но в глазах мелькнула искра презрения.
— Так вот от кого несёт этой мерзкой аурой, — бросил он.
Широя, опираясь на катану, чтобы не рухнуть, прохрипела:
— Мирак, беги… он слишком силён…
Но Мирак даже не взглянул на неё, игнорируя слова с ледяным спокойствием. В этот миг пальценосец поднялся с гравия, его серая кожа затрещала, регенерируя на глазах. Он рванулся вперёд с такой скоростью, что Широя не успела уловить движения — лишь тень мелькнула в воздухе.
С плеча Мэй Мэй сорвался ворон — чёрный, как ночь, с пылающими глазами. Птица бросилась навстречу духу, жертвенно устремившись в атаку. Она врезалась в противника, и её тело разорвалось с оглушительным хлопком, разметав половину туловища пальценосца в клочья плоти и энергии.
Но дух лишь моргнул, усмешка не дрогнула. Проклятая энергия закружилась вокруг, и в считанные мгновения его тело срослось — кожа затянулась, кости затрещали, возвращаясь на место. В отличие от шаманов, ему не нужны были сложные техники — он просто направлял потоки обычной проклятой энергии.
— А ведь я в голову целилась. Осталось только два ворона, надо быть осторожнее, — вздохнула Мэй Мэй с лёгкой грустью, одним движением показав, почему она шаман первого ранга.
Как и Вольсунг, она могла вливать в объекты — в именно в воронов, свою проклятую энергию, управляя ими. Заставляя их отдать жизнь для атаки, эта самая энергия многократно множилась.
Мирак и Мэй Мэй, не теряя времени, рванули в ближний бой с пугающей слаженностью. Их фигуры слились в вихре движений. Мэй Мэй ударила первой — её кулак врезался в грудь духа с такой силой, что воздух загудел, а глаза пальценосца полезли на лоб от неожиданности. Широя, наблюдая с земли, мысленно отметила:
— “Физическая мощь этой девушки почти не уступает моей”.
Мирак подхватил атаку, его броня из проклятой энергии сверкала, усиливая каждый удар. Он обрушил на духа град кулаков, каждый из них гремел, как молот о наковальню, и выкрикнул:
— Кри Лун Аус!
Проклятая энергия хлынула вперёд, окутывая пальценосца сиянием, призванным ослабить его защиту. Но эффект был слабым — броня духа лишь слегка дрогнула, выдержав натиск. Его запас энергии был так велик, что потеря малой части не значила ничего.
Пальценосец контратаковал: когти мелькнули, и ещё один ворон, сорвавшийся с плеча Мэй Мэй, разорвался в воздухе, не долетев до цели. Кровь птицы брызнула на пол, а дух ухмыльнулся шире, серая кожа отливала зловещим блеском, пока он готовился к новому рывку.
Мирак бросился вперёд, его кулаки, усиленные браслетами, врезались в плечо духа — плоть разлетелась с влажным хрустом, оставив рваную дыру. Пальценосец изогнулся, уходя от следующего удара с нечеловеческой скоростью, но Мирак, не сбавляя темпа, крутнулся на пятке и впечатал локоть в его челюсть — самую уязвимую точку. Удар отшвырнул врага к стене с треском ломающегося камня. Чёрная кровь хлынула из разбитого рта духа, но он тут же метнулся в сторону, избежав удара ногой, что расколол пол под ним.
Мэй Мэй вступила в бой с хитрой улыбкой, её движения были лёгкими, почти обманчиво небрежными. Она выпустила ворона, направив его прямо в лицо пальценосцу — тот размахнулся когтями, разорвав птицу в клочья, но это дало ей драгоценное мгновение. Скользнув сбоку, она вонзила кулак, напитанный проклятой техникой, в бок духа — удар оставил дымящуюся рану. Пальценосец взревел, бросившись к ней, но Мэй Мэй ловко упала на спину, пропуская его атаку над собой, и тут же пнула вверх, целясь в колено. Кость хрустнула с резким треском, дух пошатнулся, открывшись для следующего удара.
— А я ведь только помылась, — вздохнула она с лёгкой грустью, когда брызги крови духа окатили её лицо.
Пальценосец уклонялся с ловкостью тени, его тело изгибалось, избегая половины атак, но раны множились: оторванный коготь, пробитая грудь, ожоги на руках. Его неопытность становилась ахиллесовой пятой — он полагался на грубую силу, а не на тактику, и это разрушало его под слаженным напором двоих.
— Меня беспокоит эта территория — странная она, — бросил Мирак, не упуская из виду ни одного из союзников.
Внезапно дух контратаковал, метнув когти в Мирака, но тот пригнулся с молниеносной реакцией и выхватил молот Нарика, путь к которому он упорно прокладывал.
— Лови! — крикнул он, швырнув оружие Мэй Мэй. Она поймала его, крутанула в руках и обрушила на духа, вбив головку в плечо — кость раскололась, серая кожа лопнула с влажным хрустом. Молот стал ещё тяжелее, но в её руках это не ощущалось. Занеся новый удар, она снесла противника увеличившейся массой, отбросив его назад.
Мирак метнулся к Широе, выдернул катану из её ослабевших пальцев и вернулся в бой. Клинок в его руках вспыхнул проклятой энергией, и он нанёс стремительный удар — лезвие вонзилось в затылок пальценосца, пробив его насквозь, оставив дымящуюся дыру.
— Уходи! — почти выкрикнула Мэй Мэй, но Мирак уже отпрыгнул сам. Дух высвободил мощную волну энергии, разнёсшую несколько этажей — стены замка обвалились с оглушительным грохотом.
Внезапно он выбросил руку, и пол под Мэй Мэй треснул — шипы проклятой энергии рванулись вверх, целясь в неё. Она отскочила в последний миг, но один шип полоснул по ноге, оставив кровавый след. Мирак, заметив это, обманул духа, сделав вид, что атакует спереди, но вместо того метнул катану, как копьё — лезвие вонзилось в бедро пальценосца, пригвоздив его к полу. Мэй Мэй тут же добила сверху ударом молота, расколов череп духа с оглушительным треском. Их неожиданные манёвры и слаженность превратили неопытного духа в жертву, чья мощь таяла под их натиском.
Казалось, ещё мгновение — и пальценосец будет раздавлен и изрублен. Его серая кожа висела лохмотьями, кровь текла рекой, движения становились хаотичными. Но вдруг здание содрогнулось, точно от удара невидимого великана. Каменные колонны рухнули с потолка с оглушительным треском, разделив Мирака и Мэй Мэй стеной обломков. Пыль взвилась в воздух, заглушив крик девушки, и глава клана остался один на один с пальценосцем, чьи глаза вспыхнули злобным торжеством.
— Ты и управлять этим местом научился? Неужели разделил нас, чтобы было проще разобраться? — бросил он, осознав, что дух использует замок как оружие, подчиняя территорию своей воле, учась.
Пространство задрожало, и пальценосец выбросил руки вперёд. Из его ладоней вырвались огромные шары проклятой энергии — чёрные, пульсирующие, размером с валуны. Первый врезался в стену за Мираком, разнёс её в щебень; второй пролетел мимо, расколов пол и подняв облако пыли; третий устремился прямо в него, разрушая всё на пути. Стены рушились, как карточные домики, колонны трещали, замок превращался в хаос камней и проклятой мощи, пока пальценосец наступал, загоняя Мирака в угол своей новой стратегии.
— Как будто сражаюсь с ребёнком, которому дали слишком большую силу, — процедил Мирак. Когда один из шаров понёсся к нему, он втянул воздух и рявкнул: — Фус Ро Да!
Голос, мощный и раскатистый, разорвал воздух. Шар лопнул, как мыльный пузырь, а ударная волна швырнула пальценосца назад, впечатав в стену с хрустом костей. Горло Мирака саднило от напряжения, но он рванулся вперёд, оказавшись перед духом, и его кулаки полетели в бой.
Он начал с резкого удара снизу — кулак врезался в челюсть особого духа, голова дёрнулась вверх, чёрная кровь брызнула в воздух. Враг попытался ответить когтями, но Мирак уклонился и ударил ногой в живот — серый противник согнулся, хрипя от боли. Выхватив катану, Мирак рубанул сверху вниз, оставив глубокий разрез на груди духа, из которого потекла дымящаяся жижа. Пальценосец извернулся, но Мирак бил снова, точно мастер, не выпускавший клинок из рук всю жизнь: боковой удар коленом расколол рёбра, а кулак в висок отшвырнул голову врага в сторону.
— Получается, всё, что у тебя есть — это сила?
Пальценосец замер, его серая кожа дрогнула, глаза вспыхнули яростью. Он втянул воздух, будто копируя Мирака, и выдохнул с рёвом — из пасти вырвалась волна проклятой энергии, чёрная и яростная. Она ударила в округу, разнося стены в щебень, вырывая куски пола, превращая пространство в хаос пыли и обломков. Мирак, предвидя удар, прыгнул в сторону, приземлившись рядом с кучкой паникующих якудза, что жались к остаткам колонны, их лица искажал страх.
— Кретины, — бросил он, окинув их презрительным взглядом, но в голове уже созрел план: эти жалкие головорезы могли пригодиться.
Он втянул воздух, горло саднило, но голос остался твёрдым:
— Гол Ха Рий!
Звук, низкий и пронизывающий, хлынул вперёд, окутав якудза. Их тела задрожали, глаза закатились, и в одно мгновение они перестали быть людьми — плоть растворилась, уступив место призрачным фигурам из проклятой энергии. Эти духи, пожертвовавшие жизнью ради силы Мирака, повернулись к нему с пустыми взглядами, подчиняясь его воле. Первые два слова крика подчиняли мысли, заставляя жертву отдать жизнь; последнее вырывало их сущность, превращая в духов.
— Задержите его, — приказал он, указав на пальценосца.
Духи рванулись вперёд, их эфирные когти и клинки замелькали в воздухе. Они окружили врага: один вцепился в руку, другой рубанул по ногам, третий попытался пронзить грудь. Сила каждого была невелика, но жертва обострила их скрытые способности. Пальценосец взревел, разрывая духов когтями одного за другим, но они выиграли Мираку время. Он отступил, сжимая катану, и начал анализировать врага с холодной ясностью.
— Регенерация быстрая, но не бесконечная: раны на ногах и руках заживают медленнее, а источник ауры — в груди, там вся его сила. Нужно ударить так, чтобы покончить одним разом, — подумал он.
Пока духи отвлекали врага, Мирак двигался по кругу, выискивая брешь. Пальценосец был силён, но предсказуем — его выпады широкие, рассчитанные на разрушение, а не на защиту. Он оборонял лишь центр груди. Мирак заметил, как тот пригибается после каждого удара, открывая спину на долю секунды. Это был его шанс.
Он сосредоточился, разум стал острым, как лезвие. Дождавшись, пока последний дух отвлечёт врага, Мирак рванулся вперёд, сжимая катану обеими руками. Пальценосец повернулся, готовясь выдохнуть энергию, но Мирак опередил его. Метнувшись вбок, он ушёл от атаки и рубанул по ногам духа, заставив того рухнуть на колени. Катана взлетела вверх, целясь в шею, но проклятию блокировал удар рукой — лезвие вонзилось в предплечье, застряв в кости.
Мирак полностью сосредоточился. Его глаза вспыхнули, и он выбросил свободную руку вперёд. В этот миг произошло нечто странное — аура, влитая в последний момент, вызвала резонанс, подобный реактивному выбросу. Из его ладони вырвалась чёрная молния — зигзаг энергии, ослепительный и беспощадный, пронзил проклятие прямо в грудь. Рука вышла с обратной стороны, сжимая в ладони красноватый палец. Уродец рухнул на пол, его тело дёрнулось в последний раз и затихло, окружённое дымом и искрами.
Мирак стоял над ним, тяжело дыша, но с холодной уверенностью в глазах — бой был окончен. Территория рассеялась, поместье клана вернулось в прежний вид. Он замер, кровь стекала с уголка рта, а взгляд был прикован к пальцу.
— Что это ещё было? — он посмотрел на себя и ощутил невероятное. Его понимание магии, как будто, достигло новых вершин. — Я стал сильнее?
* * *