* * *
Ночь в порту Йокогамы, префектура Канагава, пахла солью и ржавчиной. Тусклые фонари отбрасывали длинные, зыбкие тени на мокрый бетон, а вдали гудели краны, разгружая корабль — тёмный силуэт, вырисовывающийся на фоне мутных вод Токийского залива. Контейнеры с наркотиками, укрытые под фальшивыми грузами риса и электроники, медленно опускались на причал под цепкими взглядами десятка якудза в чёрных куртках. Они работали молча, но в воздухе витало напряжение — слухи о том, что кто-то охотится за их товаром, уже просочились в каждый уголок.
По пирсу шагал человек в длинном чёрном плаще, тёмном, как нефть, с капюшоном, скрывающим лицо. Там, где ткань слегка разошлась у шеи, мелькала татуировка — кривая линия игральных костей, вырезанная так, будто они катились по коже. За спиной болтался потёртый кожаный мешок, туго завязанный верёвкой, покачиваясь в такт шагам. Он двигался неспешно, засунув руки в карманы, но каждый его шаг отдавался порывами ветра. Один из грузчиков заметил его и рявкнул:
— Эй, ты кто такой? Вали отсюда, пока цел!
Незнакомец замер, медленно поднял голову, и капюшон соскользнул, обнажая лицо — острые скулы, глаза, сверкающие, как у игрока перед последней ставкой, и широкая, почти детская улыбка. Он промолчал, лишь потянулся к мешку за спиной, одним движением развязал его и направил в воздух.
В тот же миг с моря рванул ветер — резкий, злой, с воем, от которого задрожали фонари. Небо над портом потемнело, облака закрутились в воронку, и через мгновение шторм обрушился на корабль. Волны хлестнули по борту, накреняя судно набок, а контейнеры с визгом полетели за борт, рушась на причал. Якудза закричали, хватаясь за оружие, но ветер сбивал их с ног, словно тряпичных кукол. Один контейнер треснул, и белый порошок высыпался на бетон, смешиваясь с дождём в грязную кашу.
Незнакомец рассмеялся — громко, от души, перекрикивая бурю.
— Ну что, салаги, как вам мой ход? — бросил он, шагая к ближайшему контейнеру. Наклонившись, он подхватил пакет с наркотиками, взвесил его в руке и небрежно сунул в карман плаща. — Это я заберу. Остальное — на сувениры.
Но тут вода у причала взорвалась фонтаном. Из тени корабля шагнул высокий мужчина с седыми висками, в промокшем пиджаке, с лицом, высеченным будто из камня. Глаза его пылали яростью. Он вскинул руки, и из залива поднялась волна — огромная, как стена — обрушившаяся на незнакомца с оглушительным рёвом.
— Ты что творишь, ублюдок?! — прорычал он, сжимая кулаки, отчего вода вокруг закрутилась воронкой.
Незнакомец хмыкнул, отступил на шаг и потянул мешок с плеча, держа его левой рукой — той, где не хватало безымянного пальца; обрубок белел под светом фонаря. Правой рукой он сунулся внутрь, и ветер завыл снова, образуя барьер — прозрачный, но твёрдый, как сталь. Волна ударила в него и разлетелась брызгами, не задев ни плаща, ни ухмылки.
— Привет, Ямамото, — улыбнулся, голос его был мягким, почти ласковым. — Как твой маленький конгломерат из мусора? Слышал, дела у Сумёси-кай идут в гору?
Мужчина с седыми висками замер, лицо его исказилось, кулаки сжались так, что вода вокруг задрожала.
— Я узнаю этот голос. Такаяма… — прорычал он, стиснув зубы. — Правая рука лидера Ямагути-гуми. Какого хрена тебе надо? Это наш груз!
Такаяма снова засмеялся, откинув голову назад, и поднял левую руку, показывая обрубок пальца.
— Видишь, Ямамото? — крикнул он, перекрикивая шторм. — Лидер не сильно доволен, что ты захватываешь наши территории, а я теряю свои. Думаешь, я прощу тебе такое оскорбление?
Он встряхнул мешок, и ветер взревел сильнее, вырываясь из горловины, подхватывая плащ. Ямамото бросился вперёд, вызывая новый поток воды — из залива вырвалась огромная волна, обрушившаяся на Такаяму с рёвом, достойным прозвища
— Морской Дракон, да? — хохотнул Такаяма, засовывая руку глубже в мешок. Силы ветра едва хватало, чтобы противостоять такой мощи.
Он потянул мешок вверх, и из него вырвался вихрь, закрутившийся в спираль, разрывающий воздух на куски.
— Этот мешок — проклятый инструмент. Моя техника усиливает ветер, а он запирает его внутри, пропитывая проклятой энергией. Чем шире я его открываю, тем больше силы выходит наружу.
Вихрь усилился и ударил в волну Ямамото, разрывая её на клочья; брызги разлетелись, как осколки. Ямамото прорычал что-то невнятное, вскинул руки, и из залива вырвались десятки водяных копий — острых, как сталь — устремившихся к Такаяме. Тот присвистнул, встряхнул мешок ещё раз, и ветер сгустился в спираль, завертевшуюся вокруг него, разрубая копья в воздухе.
— Пока он в мешке, я держу его на поводке, — крикнул он, шагая вперёд. — Но стоит мне открыть его до конца, и ты увидишь, почему меня зовут Фудзином!
Ямамото сжал кулаки, и залив отозвался — огромный водоворот поднялся, втягивая обломки причала и швыряя их в Такаяму. Тот хмыкнул, потянул верёвку мешка чуть сильнее, и ветер вырвался шире, превратившись в ударную волну, что разнесла водоворот и отбросила Ямамото к кораблю. Тот врезался в борт, кашляя от солёной воды, но тут же поднялся, вызывая новую волну — стену воды, рухнувшую сверху с яростью «Морского Дракона».
— Серьёзно? — засмеялся Такаяма, полностью развязывая мешок. — Ставка принята, Ямамото!
Он поднял мешок над головой, и ветер вырвался свободно, взревев, как торнадо, в десять раз мощнее прежнего. Шторм устремился к Ямамото, разрывая стену воды на части, сметая всё на своём пути — обломки, контейнеры, даже часть причала оторвалась и улетела в залив. Такаяма сунул руку в карман, и ветер подхватил два контейнера с наркотиками, подняв их в воздух, словно пушинки. Ямамото, несмотря на свою силу, пришлось отступить.
— Ставок больше нет? — сказал Такаяма, ухмыляясь.
Ветер закружился вокруг него сильнее, унося его и груз в темноту ночи, оставив за собой лишь разбитый причал и проклятия Ямамото, чей голос утонул в вое бури.
* * *
Утренний Токио жил своей привычной жизнью: гул машин за стенами, торопливые шаги прохожих, далёкий звон трамваев. В узком переулке Синдзюку, среди стеклянных громад небоскрёбов, пряталось кафе «Сакура-но-ки» — скромное заведение с деревянными стенами и бумажными фонарями у входа. Мирак шагнул внутрь, не глядя по сторонам.
На нём было тёмно-синее кимоно, подпоясанное широким чёрным оби, и старые сандалии-гэта, тихо постукивающие по асфальту. Длинные волосы, небрежно стянутые в низкий хвост, спадали на плечи. Когда он толкнул дверь, маленький колокольчик над входом звякнул, и взгляды внутри обернулись к нему.
Посетители — студенты с ноутбуками, пара офисных клерков, старик с газетой — разом повернули головы. Кто-то шепнул:
— Это что, косплей?
Другие бросили короткий взгляд и отвернулись. Редко кто в современной Японии, особенно из молодёжи, разгуливал так по столице, да ещё не в праздники. Но Мираку было наплевать. Он прошёл к стойке, не удостоив их внимания.
— Кофе, чёрный, — бросил он низким голосом, кладя на прилавок смятую купюру.
Официантка — юная девушка с короткими тёмными волосами и усталыми глазами — кивнула, принимая заказ. Её движения были резкими, нервными, а за спиной, невидимое для обычных людей, цеплялось проклятие — маленький клубок чёрной паутины с красными глазками, обвивший её плечи тонкими нитями, шепча что-то ей на ухо.
Мирак прищурился, заметив его, пока она отходила к кофеварке.
— “Проклятие четвёртого уровня, слабое, но цепкое”, — подумал он. Проклятие питалось усталостью, бесконечными сменами, тихим отчаянием. Для остальных в кафе она казалась просто измотанной работницей. В памяти всплыли слова Гето, сказанные перед программой обмена:
— “Знаешь, Мирак, помогать людям — это приятно. Избавлять их от проклятий, видеть, как они оживают… В этом вся наша работа, весь смысл”.
Гето тогда улыбнулся, и в его голосе было тепло. Мирак взглянул на официантку ещё раз — её руки дрожали, пока она наливала кофе, а проклятие шептало громче.
— “Многовато их тут. Нет смысла бороться со всеми,” — подумал он, окинув взглядом кафе. У многих владельцев и работников заведений Синдзюку были свои «паразиты», цепляющиеся к простым людям.
Он убил пару таких из доброты, но теперь не видел в этом смысла. Яга был прав. Всем не помочь. Официантка принесла кофе — чёрный, в простой белой чашке — и поставила его на столик у окна, где он сел.
— Вот, — пробормотала она, избегая взгляда, и поспешила обратно за стойку.
Мирак взял чашку, вдохнул горьковатый аромат и сделал глоток. Мир катился своим чередом, и бороться с последствиями не было смысла, если это не приносило денег. Дверной колокольчик звякнул снова, и в кафе вошла девушка — высокая, с длинными волосами, собранными в высокий пучок, в чёрном платье, облегающем фигуру, и с небольшой сумкой через плечо. Увидев Мирака, она прищурилась, остановилась на миг, а затем направилась прямо к его столику. Не спрашивая, плюхнулась на стул напротив.
— Какой-то ты худенький, — сказала она с лёгкой насмешкой, оглядывая его с ног до головы. — Это что, кимоно? Ты будто из музея сбежал.
Мирак поднял взгляд от кофе, встретившись с её глазами.
— Ладно, не смотри на меня так сердито, — хмыкнула она. — Рада познакомиться. Меня зовут Мэй Мэй, шаман первого ранга. Директор Ёсинобу, как ты, должно быть, слышал, назначил меня твоим экзаменатором.
Инумаки кивнул — спокойно, без тени раздражения.
— Мирак, — произнёс он, но его имя заставило девушку удивлённо выгнуть бровь.
— Мне называли другое имя. Это псевдоним? — спросила она, и в ответ последовал короткий кивок. — Ладненько, я не против ролевых игр. Закажешь кофе бедной девушке, прежде чем начнём? — Она невинно моргнула, а голос сочился лёгкой невинностью.
Несмотря на неизбывное высокомерие, Мирак не видел ничего зазорного в том, чтобы проявить благородство и учтивость. Когда перед Мэй-Мэй поставили чашку кофе и тарелку с моти, она взглянула на него с притворным изумлением.
— Какой учтивый, — протянула она, чуть растягивая слова.
Мирак откинулся на спинку стула.
— Учтивость я приберегаю для тех, кто знает ей цену, — сказал он, его голос был ровным, с едва уловимым оттенком превосходства. — Ты здесь от Ёсинобу. Это повод разделить стол.
— Повод, значит? — хмыкнула она, аккуратно ставя чашку на стол. — Ладно, давай к делу. Я твой экзаменатор, так что пора обсудить, чего от тебя ждут.
Она скрестила свои длинные ноги, и её тон стал чуть серьёзнее.
— Чтобы повысить ранг, тебе нужно столкнуться с серьёзной угрозой. Продемонстрировать навыки, достойные противостояния ей. Скорее всего, придётся убить духа первого ранга — ничего сложного, правда? — она замолчала, наблюдая за реакцией. — В зависимости от того, как пройдёшь испытание, тебе дадут ранг. Полупервый — если справишься сносно, но с промахами. Или первый — если сделаешь всё идеально и покажешь больше, чем требуется. Справишься, клановый?
Мирак слушал молча, его лицо оставалось бесстрастным, как гладь пруда в безветренный день.
— Никаких проблем, — ответил он и сделал глоток кофе.
Мэй Мэй заигрывающе прикусила губу, её глаза блеснули.
— Слушай, я тут из деловых соображений глянула, как дела у твоего клана, и заметила, что вы стали зарабатывать куда больше, — сказала она, постукивая пальцем по столу.
Мирак слегка приподнял бровь, но ответил спокойно, с ноткой уверенности:
— Мы начали захватывать больше территорий, с которых клан получает доход.
— Но ведь твои шаманы не контролируют весь регион Канто, — возразила Мэй Мэй, наклоняясь чуть ближе. Её голос стал тише, но острее. — Есть целые районы в больших городах, откуда вас вытесняют. Те же якудза и другие неприятные ребята.
— Да, есть щели, — кивнул он. — Но я найду способ их заткнуть.
— Хм. Слушай, а хочешь, я научу тебя зарабатывать на устранении людей? — она сделала паузу, её взгляд вспыхнул. — А ты будешь откидывать мне часть прибыли с твоего региона — как своему учителю.
Мирак медленно опустил чашку на стол, его взгляд стал острее, но лицо сохранило спокойствие. Он чуть наклонил голову, словно взвешивая её слова с высоты своего опыта.
— Охота за головами? — переспросил он. — Меня не пугают драки с людьми или их убийство.
Мэй Мэй ухмыльнулась, довольная его реакцией.
— Дело в том, что якудза — мои конкуренты, — начала она. — Они незаконно играют на бирже. Взять тех же Ямагути-гуми: у них есть подставные фирмы, вроде Ямаки, которая владеет землёй их штаб-квартиры в Кобе. Через такие конторы они скупают акции компаний, а потом давят на их боссов. В девяностые они вымогали у строительных фирм по пятьдесят миллионов йен, шантажируя акционеров. Сейчас полиция их прижала, суммы стали меньше, но в год на акциях и подобном они поднимают, говорят, до ста миллиардов йен.
Она сделала паузу, отпив кофе, и кивнула в сторону зала.
— Поэтому я и захотела встретиться здесь, в Синдзюку. Людям тут плохо из-за Ямагути-гуми и их делишек. Осмотрись.
Мирак медленно повернул голову, окинув кафе взглядом. Официантка за стойкой — та самая, с проклятием на спине — двигалась как тень, её лицо было бледным, глаза пустыми. У окна студент нервно теребил рукав, пока слабый дух цеплялся за его плечо. Пожилой мужчина с газетой кашлял, и над ним дрожал еле заметный сгусток проклятой энергии. Эти мелкие проклятия были повсюду — привычный фон для Мирака, словно пыль на старых книгах.
Он повернулся к Мэй Мэй, его лицо осталось бесстрастным, но в глазах мелькнула тень размышления.
— И, как я понимаю, ты предлагаешь заработать, очищая мою территорию.
Девушка улыбнулась и кивнула с довольным видом.
— Но для этого придётся подраться не с духом, а с каким-нибудь шаманом первого ранга. Ничего страшного, ведь так?
В этот момент к ним подошла официантка, подливая кофе. Мирак, не отводя взгляда от Мэй Мэй, открыл рот и чётко произнёс:
— Тон Лаа Зи.
Звук прокатился по помещению, мягкий, но властный. В следующий миг плечи людей расслабились, а на их лицах расцвели умиротворённые улыбки. Слова силы, вплетённые в заклинание успокоения школы иллюзии, изгнали весь негатив из мыслей. Слабые духи, питавшиеся этим, лопнули, словно мыльные пузыри.
Официантка удивлённо потёрла плечи, её движения стали легче.
— Легко, — сказал Мирак, его голос был холоден и уверен.
Мэй-Мэй прошептала, едва сдерживая восторг:
— Обожаю работать с лидерами кланов.
* * *
Полутёмный номер ночного отеля в Синдзюку был пропитан запахом дорогого дерева и тонким ароматом жасмина от аромадиффузора на прикроватном столике. Высокие окна, закрытые тяжёлыми бархатными шторами, пропускали лишь тонкие полоски света от неоновых вывесок снаружи, а мягкий ковёр заглушал шаги. На широкой кровати с шёлковым покрывалом лежали разбросанные бумаги.
В центре комнаты, освещённой лишь мерцающим светом ноутбука, сидела Мэй Мэй. В одной руке она держала чашку чая, в другой — калькулятор, её пальцы ловко постукивали по кнопкам. Напротив неё, прислонившись к стене, стоял Мирак, его тёмно-синее кимоно слегка смялось от долгого дня, но осанка оставалась прямой, как у статуи.
На столе между ними лежала карта Канто, испещрённая красными крестиками — базы Якудзы, которые он планировал уничтожить. По карте, словно играя в какую-то странную игру, прыгал чёрный ворон, его когти оставляли мелкие царапины на бумаге.
— “Он что, контролируется напрямую этой женщиной?” — подумал Мирак, бросив короткий взгляд на птицу.
Его глаза сузились, когда он перевёл их на Мэй Мэй, а затем медленно осмотрел номер. Люстра с хрустальными подвесками, кожаный диван у окна, мини-бар с бутылками сакэ, которые он, кстати, оплатил из своего кармана. Всё здесь кричало о роскоши, приятной.
У него с Мэй Мэй были схожие вкусы.
— Зачем мы здесь? — спросил он.
Мэй Мэй подняла взгляд от ноутбука, её губы тронула лёгкая улыбка.
— Отсюда можно удобно работать. Слушай внимательно, — она наклонилась к карте. — Я нашла компанию, которая принадлежит Якудзе. “Кровавая Сакура” — сеть баров по всему Канто. Их акции торгуются на бирже, и сейчас они стоят тысячу йен за штуку. Мы можем заработать на их падении.
Мирак нахмурился, его брови слегка сдвинулись.
— Заработать на падении? Это как? Я думал, акции покупают, чтобы они выросли, а потом продают дороже.
Мэй Мэй подняла палец, её глаза блеснули.
— Обычно да. Но есть другой способ — игра на понижение, — начала Мэй Мэй. — Представь: у тебя есть знакомый, который одалживает тебе дорогую вазу. Ты знаешь, что завтра её разобьют, и она подешевеет. Берёшь вазу, продаёшь её сейчас за тысячу йен, ждёшь, пока цена упадёт до трёхсот, покупаешь такую же за триста и возвращаешь хозяину. Семьсот йен разницы — твои. Пример грубый, но суть ясна. На бирже человек даёт нам акции взаймы — он зарабатывает на комиссии и верит, что мы вернём их в любом случае. Дорогие они или дешёвые, ему всё равно, лишь бы мы отдали столько же штук.
Мирак задумался, потирая подбородок. Его взгляд скользнул по карте, затем вернулся к ней.
— То есть мы берём акции «Кровавой Сакуры» взаймы, продаём их сейчас, а потом, когда бары и их хозяева падут, покупаем обратно дешевле, чтобы вернуть долг?
— Именно! — Мэй Мэй хлопнула в ладоши, и ворон издал хриплый крик, подпрыгнув в воздух.
Она ткнула пальцем в карту, указав на красный крестик в районе Синдзюку.
— Вот их главный филиал. Уничтожим его — новости разлетятся, инвесторы запаникуют, и акции «Кровавой Сакуры» рухнут. Мы заработаем миллионы.
Мирак подошёл к столу, глядя на карту сверху. Его тень легла на бумагу, закрыв несколько крестиков.
— А как мы возьмём акции взаймы?
Мэй Мэй открыла ноутбук и повернула экран к нему, показывая график акций.
— Через брокера. Это человек на бирже, который одалживает акции за плату — вроде процента за аренду. Он берёт их из своего запаса или у клиентов, доверяющих ему свои акции, чтобы он сдавал их и брал комиссию. Мы продаём их по тысяче йен за штуку — это сто миллионов в наших руках. Ты разносишь их филиал, бизнес теряет доход, акции падают, скажем, до трёхсот йен. Покупаем сто тысяч акций обратно за тридцать миллионов — любые, что есть на рынке, — возвращаем брокеру, а семьдесят миллионов, минус его комиссия — наша прибыль.
Она замолчала, глядя на него с лёгкой улыбкой, и добавила:
— А теперь скажи, сколько у тебя денег? Они нужны для залога.
Мирак прищурился, его взгляд стал острым, но он не ответил сразу. Мэй Мэй наклонилась ближе, её тон сделался настойчивей.
— Снимай всё, что есть. Это шанс, который не упускают.
Мирак кивнул, его лицо осталось бесстрастным. Её слова всколыхнули старые воспоминания — отголоски делов Амона Тонг. Эти головорезы процветали на чужом горе, торгуя скумой и выжимая золото из торговцев через рэкет. Они поджигали лавки несговорчивых, ломали кости должникам, а потом скупали их добро за медяки, прикрываясь подставными именами. Их сеть опутывала таверны и рынки, а любой, кто вставал на пути, находил свой дом в огне или нож в спине.
Схема Мэй-Мэй — займы, пепел филиала, выкуп акций — несла тот же зловещий привкус: богатство, выстроенное на обугленных останках. Был ли он против?
— “Я тайно возглавлял этих убийц. Как я могу быть против”.
— Хорошо. Что мне нужно сделать?
Мэй Мэй ухмыльнулась, набирая номер на телефоне.
— Сначала я звоню брокеру. Мы берём акции в долг и продаём их сегодня. Завтра ты идёшь в Синдзюку — один, без лишнего шума. Я помогу с разведкой и прослежу, как ты выполнишь задачу. Когда филиал превратится в пепел, я закрою сделку. Деньги будут у нас позже. А тебе пора переодеться во что-то поприличнее…
* * *
Тем временем в штабе клана, в скромной комнате с деревянными стенами и низким столом, сидела Томоэ. Её светлые волосы были аккуратно собраны в пучок, а перед ней лежали свитки и бухгалтерские книги. Она устало потёрла виски, но в её глазах светилась тихая гордость. Последние дни она трудилась не покладая рук, поддерживая территории клана: распределяла шаманов по ключевым точкам, заключала сделки с местными работниками, следила, чтобы каждая йена попадала на счёт. Её усилия вместе с работой Широе принесли плоды — клан заработал двадцать миллионов йен за последние недели. Быстро, но это был тяжелый труд, оставивший некоторых послушников с ранениями.
Томоэ открыла ноутбук, проверяя общий банковский счёт. Увидев цифру — двадцать миллионов — она улыбнулась, её лицо смягчилось.
— Мы сделали это. Наконец-то стабильность! — подумала она, откинувшись на спинку стула.
Но экран мигнул, и баланс резко обнулился. Двадцать миллионов исчезли, словно их никогда не было. Улыбка пропала.
— А…
Томоэ подалась вперёд, торопливо обновляя страницу, но счёт оставался пустым. Сердце заколотилось, пальцы задрожали.
— Мошенники? Взлом?
Она схватила телефон, пролистала историю транзакций и стиснула зубы.
— Опять он, — мелькнула мысль.
Мирак уже не раз брал огромные суммы из казны клана в прошлом, тратя их на бессмысленное — казино, девочек, ставки. Это давно прекратилось, но мысль, что он мог вернуться к старому и теперь забрать всю казну, оказалась невыносимой. Она набрала его номер, стараясь держать голос ровным, уважительным, как подобает младшей сестре.
— Брат, это Томоэ, — начала она, её тон был спокойным, но дрожь выдавала напряжение. — Я только что видела счёт. Двадцать миллионов… Куда они делись? Ты их взял?
На другом конце линии Мирак помолчал мгновение, затем ответил — его голос был низким, с лёгким оттенком холодной уверенности:
— Да. Они понадобились.
— Понадобились? — Томоэ сжала телефон сильнее. — Для чего? Брат, скажи, что происходит.
— Всё под контролем, — отрезал он и отключился.
Томоэ уставилась на телефон, её дыхание участилось. Она бросила его на стол, провела руками по лицу и тихо выдохнула:
— Нет, он точно нас разорит. Это конец!
Паника нарастала, как буря. Двадцать миллионов — это была их подушка, их шанс укрепить клан. А теперь — ничего. Она встала, зашагав по комнате; её мысли метались между злостью на брата и надеждой, что он не вернулся к казино. Всё как раньше.
* * *
Вечер окутал Синдзюку плотным покрывалом теней, пронизанных резким неоновым светом вывесок.
Улицы гудели голосами, шагами и пряными запахами уличной еды, но Мирак скользил сквозь этот людской поток с холодной уверенностью. На нём был дорогой чёрный костюм — подарок от Мэй Мэй. Она настояла, чтобы он выглядел “под стать игре”, хотя Мирак скучал по своему кимоно. Ткань обнимала его худощавую, но крепкую фигуру, сидя безупречно.
Он остановился перед главным филиалом «Кровавой Сакуры» — двухэтажным зданием, где красные фонари отбрасывали кровавый отблеск на тротуар.
— Значит, тут? — подумал он.
У Ямагути-гуми был один бесспорный лидер и множество высокопоставленных фигур, управляющих филиалами в других городах. Этот же бар считался крупнейшим в сети «Кровавой Сакуры». Мирак поднял взгляд к воронам, кружившим над крышей. Эти птицы, подчинявшиеся Мэй Мэй, были не просто её питомцами на поводке, а её глазами. Она предупреждала: каждые выходные сюда стекаются члены банды в большом числе. Было ясно, что среди них окажутся и те, кого сообщество шаманов считает угрозой.
— Их дела идут всё хуже, особенно после того, как Сатору с Гето взялись за них. Не могут же они собираться и делать вид, что ничего не происходит, — размышлял он.
Мирак слегка прищурился, глядя на вход. Он не мог просто ворваться и разнести бар на людях. Шум среди обычных людей стал бы катастрофой для скрытого мира шаманов. Поэтому он шагнул внутрь спокойно. Его встретил гул голосов и едкий запах табака, смешанный с дешёвым алкоголем. У входа охранник буркнул:
— Сегодня с досмотром.
Мирак молча поднял руки, позволяя обыскать карманы, и прошёл внутрь, растворяясь в толпе. Его взгляд тут же метнулся к лестнице в углу — узкой, уходящей в полумрак, за затемнёнными стёклами VIP-зоны что-то творилось.
Он прислонился к стойке, заказав виски у бармена — худого парня с нервными движениями, то и дело косящегося на лестницу. Мирак отхлебнул, наблюдая за залом. Татуировки — драконы, черепа — мелькали на шеях и руках посетителей в тусклом свете, но его тянуло к верхнему этажу.
Дверь хлопнула. В бар ввалился парень — молодой, с растрёпанными волосами и кровоподтёком на скуле. В руках он сжимал свёрток, туго завязанный тканью, небольшой, но источающий жуткую ауру. Парень торопился к лестнице, почти бегом.
Высокий мужчина у стойки шагнул ему навстречу, его голос прорезал шум:
— Где тебя носило? Он уже трижды спрашивал!
Парень втянул голову в плечи и пробормотал:
— Задержали. Но всё тут.
Мирак прищурился. Свёрток притягивал его, как магнит. Это был момент. Он шепнул:
— Лас Йа Нир.
Слова Ту’ума вырвались не криком, а шёпотом, шелестящим, как ночной ветер. Чтобы обойтись без громкого возгласа, он связал технику пактами — шёпот и жесты. Пальцы слегка дрогнули, проклятая энергия закружилась вокруг, и мир преобразился.
У всех людей вокруг, даже стоящи за стенами вспыхнули ауры: у бармена — тусклая, подёрнутая тревогой; у татуированного — резкая, с привкусом злобы. Но свёрток пылал — багровая нить проклятой энергии тянулась от него, густая и пульсирующая, настолько мощная, что не требовалось даже «шёпота ауры», чтобы понять её опасность.
Татуированный схватил парня за ворот, рявкнув:
— Если из-за тебя Такаяма нас прикончит, я тебя первым прирежу!
Парень, спотыкаясь, рванул наверх и скрылся в VIP-зоне.
— Я так удачно пришёл? — подумал Мирак.
Но не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась снова. Вошёл ещё один человек, неся сундучок, от которого исходила та же проклятая энергия. Он тоже поднялся наверх, и стало ясно: там затевалась проклятая вечеринка.
— Предметы с высоким содержанием проклятой энергии… Шаманы используют их, чтобы отпугивать духов с территорий, но без сдерживающих печатей они, наоборот, притянут духов, как мошек к фонарю, — отметил Мирак и цыкнул.
— “Вот как они натравляют духов на людей, вымогая деньги”, — мелькнула мысль. Но ситуация казалась слишком патовой. Было непохоже, что наверху просто шантажируют пару бизнесменов.
* * *
VIP-комната на втором этаже «Кровавой Сакуры» пропахла дорогим виски и едким дымом сигарет, висящим в воздухе плотным облаком. Тёмные деревянные стены поглощали свет тусклых ламп, а за затемнёнными стёклами, выходящими на шумный зал внизу, мелькали силуэты танцующих. Здесь царила тишина — гул музыки снизу доносился лишь слабым эхом, но она была тяжёлой, давящей. Длинный стол из чёрного лака занимал центр, заваленный проклятыми предметами, словно трофеями: ржавые кинжалы с вырезанными письменами, потрескавшиеся маски, излучающие слабое свечение, свёртки, обмотанные пожелтевшими печатями. Каждый источал густую, липкую проклятую энергию.
За столом сидели пятеро якудза. Один — коренастый, с побитым, покрытым шрамами лицом — стоял у края стола. Его пальцы теребили свёрток, но голос звучал твёрдо, когда он обратился к Киёси Такаяме, развалившемуся в кресле с высокой спинкой на дальнем конце. Вокруг его тела был обёрнут вязаный белый мешок, казавшийся пустым, но источающий тяжёлый сгусток проклятой энергии первого ранга.
— Такаяма-сан, — начал он, слегка склонив голову в знак уважения, — мы готовы ответить этим ублюдкам. Инумаки и якудза из Сумёси-кай совсем оборзели — лезут не в свои дела, думают, что могут отжать наши территории. Проклятые предметы высокого ранга из Нара достать было непросто, но они точно исправят ситуацию.
Он кивнул на стол, где лежали предметы, способные натравить духов на целые кварталы. Остальные якудза — тени в дорогих пиджаках — кивнули, их взгляды прикованы к Такаяме. Тот лениво откинулся назад, сжимая в одной руке стакан виски, в другой — сигарету, дым от которой поднимался тонкими кольцами. Он сделал глоток, выдохнул дым через нос, не торопясь с ответом.
Другой якудза шагнул вперёд и развернул свёрток. Обёртка треснула, открывая проклятый предмет особого ранга, окутанный печатями, — отрезанный палец, высохший и сморщенный, но пульсирующий слабым красным светом в чёрных письменах. Энергия ударила в воздух, заставив остальных напрячься.
— Вот это, Такаяма-сан, — сказал он, голос дрожал от возбуждения, — точно доставит Инумаки самые большие проблемы. Любой дух, проглотив этот предмет, в одиночку разнесёт всех шаманов к чертям.
Киёси Такаяма поставил стакан на стол с лёгким стуком, наклонился вперёд, опираясь локтями на чёрный лак. Его глаза сузились, но губы растянулись в тонкой, опасной улыбке.
— Так ведь и убить этого Инумаки ненароком получится, — заметил он, вызвав сдавленный смешок среди якудза. — Но это даже к лучшему — недавно цена за его голову выросла ещё на пятьдесят миллионов. Теперь его не обязательно оставлять в живых. Главное — взять его сестру и мать.
Его слова повисли в воздухе, но тишину разорвал крик — резкий, пронзительный, донёсшийся снизу.
За ним последовал ещё один, затем десятки — хаотичный хор ужаса пробился сквозь затемнённые стёкла. Якудза замерли, их взгляды метнулись к окнам. Сквозь стекло виднелось, как люди внизу — танцующие, пьющие, смеющиеся — бросились к выходам, толкая друг друга, роняя стаканы и стулья.
Зал опустел за считанные секунды, оставив лишь звон разбитого стекла и эхо шагов. Воздух в комнате сгустился, будто сжатый невидимым кулаком, и якудза ощутили знакомый холод — завесу, проклятую преграду, отрезавшую их от внешнего мира.
Один из якудза вскочил — его шрамы побелели от напряжения.
— Что за чёрт? — рявкнул он, хватаясь за нож на поясе. — Кто-то отпугнул людей и запер нас в завесе? Впервые вижу, чтобы на нас нападали прилюдно!
— Нет, — усмехнулся Такаяма. — Этот кто-то заставил людей ощутить настоящий ужас.
Остальные зашевелились, выхватывая оружие, но Такаяма лишь снял мешок с плеча.
— Пойду взгляну, кто решил сыграть на свою жизнь, — бросил он.
Он шагнул к двери, одним движением распахнул её, и холодный воздух ворвался в комнату, хлопая его плащом. Внизу, посреди опустевшего зала, стоял одинокий силуэт в маске — тёмной, с резкими чертами, скрывающими лицо. Вокруг лежали вырубленные охранники, разбросанные в беспорядке. Такаяма прищурился, его зелёные глаза вспыхнули любопытством, а улыбка стала шире, опаснее.
— Что ты за чёрт такой? — крикнул он вниз, голос хрипло разнёсся над залом, пропитанный азартом. — Дай угадаю: Исакава из Сумёси-кай, явился мстить за груз? Хотя ты маловат — непохож. Хах… Юки из Инагава-кай? В жизни не поверю, что вы осмелились сунуться к нам. Захотели отжать мой бизнес?
Силуэт внизу чуть повернул голову, маска блеснула в тусклом свете, и голос прорезал тишину:
— К сожалению, я не столь милосерден, как перечисленные тобой люди. Всё, что мне нужно — уничтожить тебя и твоё предприятие.
Оба прищурились. Помощники Такаямы, вышедшие с ним, тут же выхватили холодное оружие и направили его на противника, но перед выстрелом услышали лишь короткую фразу.
— Йол Тор Шул, — выдохнул силуэт, и плотная волна огня рванула вперёд.
Это был не просто огонь — раскалённый поток ревел, как живой, с яростным ядром белого пламени, окружённым чёрным дымом и искрами. Волна пронеслась через зал, сметая всё на пути: деревянные столы вспыхнули, рассыпаясь в угли за миг, барная стойка треснула и рухнула, объятая пламенем, стёкла в окнах лопнули от жара, разлетевшись осколками.
Пули якудза растаяли в воздухе, не долетев до цели, превратившись в капли раскалённого металла. Трое помощников Такаямы не успели закричать — огонь поглотил их мгновенно, оставив лишь обугленные силуэты, осевшие на пол в облаке пепла.
Такаяма среагировал в последний момент. Он рванул верёвку мешка за спиной, развязав его полностью, и ветер вырвался наружу с оглушительным воем. Буря закрутилась вокруг него, образуя плотный вихрь, что оттолкнул пламя в стороны. Огонь ударил в барьер ветра, шипя и разлетаясь искрами, но не пробил его. Такаяма стоял в центре, плащ хлопал, как парус в шторму, а зелёные глаза горели азартом.
— Инумаки? — Он мгновенно узнал противника, уловив магию слов, рождённых под маской. Его лицо озарила широкая улыбка, и он засмеялся. — Ха! Инумаки, ты всё-таки решился явиться сам!
Такаяма встряхнул мешок, чуть сжав горлышко, и ветер вырвался вперед— мощный, режущий, как сотня клинков, устремившийся вниз к фигуре в маске. Поток закрутился в спираль, с воем разрывая воздух, поднимая пыль и обломки с пола, словно стая хищных птиц, бросившихся на добычу. Проклятая энергия в ветре гудела низким рёвом, но фигура внизу не дрогнула. Вокруг неё сгустилась тёмная аура — густая защита из чистой проклятой энергии.
Вихрь Такаямы ударил в эту стену, но не пробил её — энергия рассеялась, столкнувшись с барьером, словно волна о скалу. Спираль затрещала, дрогнула и распалась, оставив лишь слабые порывы, осевшие на пол.
Фигура в маске чуть сдвинулась назад под напором, но тут же выпрямилась, её аура запульсировала сильнее. Она шагнула вперёд, и воздух вокруг сжался, предвещая атаку — тёмная энергия закрутилась, готовая вырваться наружу. Такаяма прищурился, его улыбка стала шире, почти безумной.
— В закрытых стенах я слаб, — крикнул он, голос хрипел от смеха. — Но ты сам напросился на игру без клетки!
Он резко вскинул мешок вверх, полностью развязав его, и ветер взревел с новой силой, вырываясь неудержимой бурей. Поток рванул к потолку, срывая крышу «Кровавой Сакуры» с оглушительным треском — балки ломались, как спички, черепица разлеталась в стороны, обломки уносились в небо, будто листья в урагане. Вокруг воцарился хаос: столы и стулья взлетели вверх, крутясь в вихре, стены задрожали, а небо над зданием затянули тёмные облака, закрутившиеся в воронку. Ветер завывал, как тысячи голосов, превращая зал в арену стихийного безумия.
— Сам разнёс базу? Мне же легче, — пожал плечами Мирак. В этот момент сбоку в него врезалась огромная стальная балка, вырванная из здания.
Он мгновенно перенаправил ауру в защиту, подняв руку и ногу — балка согнулась под его телом, отшвырнув его по земле. Но тут же несколько потоков ветра сгустились и ударили в ослабленную часть тела, оставив крупные синяки и порезы.
— Всё же успел? — моргнул Такаяма. Инумаки ловко манипулировал потоками проклятой энергии, доказав, что может полагаться не только на речь. — Вижу, ты силён, Инумаки, но прислушивался ли ты к потокам ветра? Пытался понять их силу? Знал, что его нельзя сдержать?
Последние слова, зловещие и тяжёлые, звучали, пока ветер формировал торнадо, подхватывая обломки. Но Мирак, не сходя с места, словно насмехаясь над ним, выкрикнул:
— Лок Ва Кор!
Волна разошлась по округе и ударила в небо завесы, заполнив всё пространство. Миг — и небо стало чистым, торнадо исчезло, облака рассеялись. Такаяма, ошеломлённый этим трюком, рухнул на землю, приземлившись на колени с глухим стуком.
Его зелёные глаза расширились, он недоверчиво взглянул на мешок, всё ещё сжимая его в руках. Резко сунул в него руку, но из мешка вырвался лишь слабый поток ветра — лёгкий, как вздох, не способный поднять пыль. Он встряхнул его сильнее, надеясь вызвать бурю, но ветер лишь слегка подтолкнул его вперёд, словно мягкий бриз, бессильный перед штормом.
Мирак стоял неподвижно, маска скрывала лицо, но голос — низкий, холодный, пропитанный презрением — прорезал тишину:
— Ты не сможешь изменить погоду или создать сильный порыв, пока действуют мои слова силы — Чистое Небо. Они успокаивают погоду и рассеивают облака, — Он улыбнулся под маской. — Должно быть, я лучше тебя понимаю, как управлять стихией.
— Да ты… — Такаяма раскрыл мешок шире, скрипя сердцем признавая, что ветер действует лишь на него. Сжав зубы, он обвязал его вокруг талии, позволяя потокам окутать тело. — Так уж и быть. Я всё ещё покажу тебе силу Фудзина.
Он рванулся вперёд, оставляя шлейф пыли, и нанёс удар кулаком, усиленным вихрем. Удар был молниеносным — воздух сжался с резким свистом, словно разрезанный клинком. Мирак, несмотря на расчётливость, не успел увернуться полностью. Он влил проклятую энергию в ноги, пытаясь отпрыгнуть, но кулак Такаямы задел плечо. Вихрь взорвался мелкими режущими потоками, разорвав край костюма и оставив кровавый след на коже.
Сила удара отбросила Мирака назад, и он проскользил по земле, оставляя борозду в обломках.
Мирак тут же восстановил равновесие, приземлившись на одно колено. Его аура вспыхнула, смягчая последствия — успел влить энергию в тело, укрепив его в момент удара.
— “Скорость — его оружие, но он бьёт слишком прямолинейно”, — подумал Мирак, стряхивая пыль с маски.
Он выпрямился и вытянул руку, выпуская волну проклятой энергии — сгусток рванулся к Такаяме. Тот, не теряя темпа, выставил ладонь вперёд, создав щит из сжатого ветра. Волна разбилась о барьер, разлетевшись искрами, но Такаяма уже двигался — подхваченный потоком из мешка, он прыгнул в сторону, приземлился на обломок стены, оттолкнулся и обрушил на Инумаки серию ударов. Каждый кулак гудел энергией, оставляя в воздухе вихревые следы, словно стая хищных птиц.
— Бесполезно уклоняться, я быстрее! — выкрикнул он.
Скорость Такаямы была ошеломительной. Мирак, вместо того чтобы отступить, влил проклятую энергию в предплечья, усиливая их, и принял атаку в блок. Гулкий звук столкновения разнёсся по арене, земля под ним треснула от напора, но он устоял.
— “Невозможно среагировать”, — подумал он, заняв устойчивую позу.
Влив энергию в глаза, он стал замечать траекторию прыжков противника, несмотря на его преимущество в скорости. Отскочив от стены, тот приземлился на балку. Оттуда удобно прыгнуть к фонарному столбу. А затем…
— Сила есть, а ума её использовать не хватает.
Мирак уловил момент, когда Такаяма сближался для атаки. Колено, усиленное энергией, резко врезалось в живот, отшвырнув его назад с хрипом.
— Как слабо, — прохрипел Такаяма, мгновенно отпрыгнув в сторону тем самым увернувшись от ещё одного сгустка проклятой энергии.
На место, где он стоял, обрушился поток огня, вырвавшийся изо рта Инумаки. Тело Такаямы тут же понеслось с удвоенной скоростью. Мирак отслеживал его движения, но, попытавшись ответить, понял проблему — его скорости уже не хватало. Враг сжал воздух вокруг кулака, создав ветряной клинок, который легко прорезал защиту, оставляя рваные раны.
— “В этой ситуации нужна броня. Но он не меняет тактику. В таком случае…”
— Моя бабка любила рассказывать о богах и их хитрой натуре, — голос Такаямы гремел, будто доносясь отовсюду. — Свободный и неуловимый, его нельзя загнать в клетку или поймать руками. Я недооценивал его силу, пока шторм не потопил судно моего отца — только тогда я понял мощь ветра!
— Ты прав, сила ветра могущественна. Су Гра Дун! — выкрикнул Мирак, вскинув руки. К удивлению, Такаямы, их окутали потоки ветра, почти такие же, как у него.
Такаяма ощутил укол зависти.
— Инумаки копируют чужие техники, — подумал он, вспоминая, почему с радостью взялся устранять их клан. — Много лет я упорно учился обуздывать ветер, подражая самой природе. Я взбирался на вершины гор, где ледяные порывы хлестали лицо, стоял на краю обрывов, ловя ритм воздушных потоков, часами слушал их вой среди скал, пока пальцы не начинали дрожать от холода. Я учился дышать в унисон с ураганами, чувствуя, как стихия гнётся под волей. А теперь ты одним лёгким словом, украл всё это — годы труда, слитые в миг чужой силой. Бесит.
Сжав зубы, он рванулся за спину Инумаки. Направив ветряной клинок в спину врага, чтобы пробить его и покончить с этим, он не ожидал такой скорости. Руки противника метнулись назад, перехватив его запястья, и кулак врезался в лицо Такаямы. Кровь брызнула из разбитого носа, заливая подбородок. Его глаза расширились от ярости и шока — Инумаки, украв его ветер, оказался быстрее, чем он мог предугадать.
— “Как он посмел воспроизвести мою силу” — пронеслось в голове Такаямы, но времени не осталось.
Он рванулся вперёд, ветер закружился вокруг кулаков, и нанёс прямой выпад в грудь Инумаки, усиленный вихрем. Но это был финт — в последний момент он развернул корпус, перенеся вес на левую ногу, и направил хук справа в висок противника. Инумаки не уклонился. Влив энергию в руки, он принял хук на предплечье, усиливая его прочность. Удар гулко отозвался, вихрь оставил царапины на костюме, но Инумаки ответил тут же. Его кулак, подхваченный ветром, врезался в подбородок Такаямы апперкотом — кровь хлынула изо рта, голова дёрнулась назад.
— Говоришь, долго и упорно тренировался? Молодец, это похвально, — Мирак выпрямил спину, его голос сочился ледяной насмешкой. — Но неужели пара лет, по-твоему, долгий срок? Я знал людей, что отдавали десятки лет упорному труду, добиваясь результатов лишь к старости. Встречал тех, кто провёл в медитациях и размышлениях о силе в сотни раз больше времени, чем ты. Даже я уже не могу сосчитать, сколько часов ушло на постижение истинного смысла каждого доступного мне слова.
— Да что ты несёшь? — огрызнулся Такаяма, его голос дрогнул от раздражения.
Вскинув правую руку, он сделал вид, что метит в лицо, а затем опустил кулак в рёбра Инумаки резким тычком, усиленным вихрем. Тот принял удар на бок, энергия смягчила урон, и левая рука рванулась вперёд, вбивая кулак в солнечное сплетение Такаямы. Удар выбил воздух из лёгких, заставив его согнуться, но он всё ещё сопротивлялся.
— Недостаточно просто много трудиться. Надо стараться сильнее всех остальных! — сказал Мирак, шагнув ближе.
Такаяма дёрнулся, пытаясь вырваться — локоть взметнулся, будто метя в челюсть, но вместо этого в живот Инумаки вонзилось колено. Тот выдержал натиск, усиленный корпус едва дрогнул, и пальцы сжали ворот плаща врага, лишая его шанса отскочить. Правая ладонь, подхваченная вихрем, с пронзительным свистом врезалась в бок Такаямы — точный, мощный выпад вырвал хриплый стон.
Противник зарычал, перехватывая инициативу. Обе кисти взлетели вверх, обрушивая на грудь Инумаки град быстрых тычков. Тот устоял, выждал мгновение и контратаковал: кулак мелькнул, влепившись в челюсть Такаямы, за ним второй — в рёбра. Выпады сверкали, как молнии, не позволяя врагу отступить. Удерживая ворот, он продолжил наступление — ложный замах в голову вынудил Такаяму закрыться, а настоящий тычок в живот заставил его согнуться.
Задыхаясь, Такаяма всё ещё сопротивлялся. Плечи опустились, будто в знак сдачи, но тут же локоть рванулся к виску Инумаки. Тот встретил его плечом, не разжимая хватки, и вонзил кулак в бедро врага, заставив того пошатнуться.
— Как ты… — прохрипел Такаяма, голос дрожал от боли и злобы.
Он топнул, надеясь вызвать воздушный порыв снизу и отшвырнуть Инумаки, но не успел. Ещё до касания земли Мирак напитал кулак энергией и с размаху обрушил его на колено противника. Хруст прозвучал резко — кость раскололась, связки лопнули. Такаяма рухнул с воплем:
— А-а-а-а!
Схватившись за ногу, он скорчился, лицо исказилось от мучений, а мешок соскользнул с плеча, его дуновение стихло. Инумаки возвышался над ним, ладони, оплетённые потоками воздуха, слегка подрагивали от напряжения. Маска скрывала эмоции, но голос резал, как лёд:
— В итоге ты, как и твой отец, пал перед превосходящей силой ветра.
Мирак добил его быстро и хладнокровно. Забрал мешок и направился обратно в здание.
Пол VIP-комнаты «Кровавой Сакуры» покрывали осколки стекла и обугленные пятна на стенах. Проклятые артефакты — кинжалы, маски, свёртки — лежали вперемешку с опрокинутыми стульями и лужами виски. Мирак шагал через этот разгром, движения оставались размеренными, почти небрежными. Костюм от Мэй Мэй, истерзанный в лохмотья, теперь годился только для свалки.
Он наклонился, подцепил ржавый кинжал с письменами и положил в мешок, который противник использовал для драк. Взгляд упал на дальний угол, где виднелись бинты с чёрными знаками, которые ещё не так давно что-то удержали. Но что именно — разобрать не вышло: буря разбросала многие проклятые предметы повсюду. Собрав лишь то, что отозвалось на шёпот ауры, он вытащил телефон и вызвал Мэй Мэй. Гудки смолкли быстро.
— Ну что, всё? — её тон искрился лёгкой насмешкой.
— Да, — отозвался Мирак, голос ровный, как всегда. — Остался один хаос.
Мэй Мэй хмыкнула.
— Возвращайся. Раз ты наложил завесу, общество шаманов разберётся с разрушениями. Новости обо всём остальном всплывут позже, тогда и акции шевельнутся.
Мирак кивнул, хотя она этого не видела, и отключился. Он бросил последний взгляд на разгромленную комнату, повернулся и спустился по лестнице, оставляя за собой тишину.
* * *
Когда он вернулся в номер отеля, Мэй Мэй уже сидела на кожаном диване. На коленях у неё лежал ноутбук, длинные волосы падали на лицо, а рядом, на столе, дымилась чашка чая. Мирак молча прошёл к двуспальной кровати, скинул пиджак и лёг на спину, вытянувшись во весь рост. Его лицо оставалось спокойным — будто он вернулся с утренней прогулки, а не с кровавой разборки.
Мэй Мэй подняла взгляд, её брови удивлённо изогнулись.
— Что, прямо тут спать будешь?
— Я снял этот номер, — ответил он, не открывая глаз. — Ложись рядом, если хочешь.
Она коротко хохотнула, отложила ноутбук в сторону и поднялась. Лёгким движением забралась на другую сторону кровати, устроилась поверх одеяла и повернулась к нему. Её глаза блеснули, встретившись с его взглядом.
— Руки не распускать. Я ещё рынок мониторю.
* * *
Неделю спустя
Утро в кафе «Сакура-но-ки» было тихим: лишь слабый гул Синдзюку просачивался сквозь деревянные стены. Мирак сидел у окна с чашкой чёрного кофе, лениво скользя взглядом по улице. Напротив него Мэй Мэй листала что-то на телефоне, её лицо озаряла довольная ухмылка. Бумажные фонари над входом слегка покачивались от сквозняка, а запах свежесваренного кофе смешивался с тёплым ароматом старого дерева.
— Ну что, — начала она, откинув волосы резким взмахом, — поиграли на рынке, и вышло славно. Мы взяли взаймы двести тысяч акций «Кровавой Сакуры» по тысяче йен за штуку. После твоего «визита» их главный филиал в Синдзюку разнесло в щепки. Через пару дней слухи докатились до биржи: смерть главы и разоблачение его имени подкосили репутацию, доходы рухнули. Акции скатились до шестисот пятидесяти йен. Я выкупила их за сто тридцать миллионов, вернула брокеру, и чистыми у нас семьдесят миллионов. Тебе пятьдесят: ты внёс двадцать миллионов на залог. Конечно, обычно брокер требует тридцать-пятьдесят процентов от заёмных акций — больше шестидесяти миллионов, в нашем случае — но остальное я прикрыла за тебя. На этот раз. Без тебя ведь ничего бы не выгорело.
Мирак кивнул, поднеся кофе к губам. Горячая горечь скользнула по языку, но его лицо осталось бесстрастным, как высеченная маска.
— Но, — она выдержала паузу, ухмылка стала шире, глаза блеснули хитринкой, — я провернула ещё кое-что на стороне. Помнишь, мы говорили, как выжать больше? Я распустила слухи среди бизнесменов: якудза в Синдзюку слабеет. Сгребла двести тысяч акций «Синдзюку Девелопмент» по пятьсот йен за штуку — сто миллионов из своих сбережений. После твоих дел, компания ожила, акции подскочили до восьмисот, и я сорвала шестьдесят миллионов чистыми. А ещё прикупила участок их старого склада за пятьдесят миллионов из резерва — скоро там вырастет торговый центр. Заодно создала траст «Канто Святилище», выпустила его акции по тысяче йен. Через год это может принести ещё сотню миллионов.
Мирак приподнял брови.
— Ты не упоминала об этом.
— А ты не спрашивал, — хмыкнула она, пожав плечами. — Я заработала чуть больше, но ты ведь не против? Твои пятьдесят миллионов — тоже неплохо для одной ночи.
Он отставил чашку.
— Неплохо, — тихо сказал он, глядя в окно.
— Зато ты выполнил работу и поднял себе репутацию. Поверь, она многого стоит для других кланов — не каждый сумел бы справится с Фудзином на открытом воздухе. И да, поздравляю, вот твой приз, — Мэй Мэй положила на стол новенькое удостоверение шамана первого ранга. — В будущем сам будешь знать, на что смотреть, чтобы поднять денег. Надеюсь, ещё поработаем!
В этот момент к столику подошла официантка — та самая, с короткими тёмными волосами, что обслуживала их неделю назад. Теперь она выглядела иначе: движения стали бодрыми, глаза блестели, а лицо озаряла тёплая, искренняя улыбка. Она поставила перед Мираком свежую чашку кофе — хотя он не заказывал — и задержала на нём взгляд, улыбнувшись ещё шире.
— Вот, вам ещё, — сказала она весело. — Сегодня хороший день, правда?
Мирак посмотрел на неё, слегка прищурившись, но кивнул. Его обвели вокруг пальца, зато не посадили в тюрьму на пять тысяч лет.
— И правда хороший.
— Осталась только одна проблема, — задумалась Мэй Мэй, когда довольная официантка ушла под добрым взглядом Мирака. — Шаманы обыскали местность на наличие проклятых вещей, но от некоторых нашли только защитные печати, а не их сами. Возможно, это приведет к небольшим проблемам в городе.
* * *