Кости_мотылька_Книга_VI_Глава_5.epub
Кости_мотылька_Книга_VI_Глава_5.docx
Кости_мотылька_Книга_VI_Глава_5.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 5
«Они разят слабых и именуют это правосудием. Они распоясывают свои чресла и именуют это возмещением. Они лают как псы и именуют это рассудком».
Дамъях Макбтан, «О глупости людской».
* * *
Континент Азур-Сабба, королевство Нилиния, времена Великой Войны, взгляд со стороны
Закрученные пропитанные дымом тучи плакали кровавым дождём. Последние летучие крепости гисилентилов — куда меньшие по размеру, чем Аурас-Изизис, — объятые огнём и изрыгающие чёрный дым, с шумом падали на землю. Огонь вырывался из огромных труб, расположенных внизу и по бокам — зачарование, не имеющее равных, ведь оно обходилось без рун, — но был не в силах удерживать их в небе.
Падая, крепости, состоящие из стали, пропахивали в земле глубокие борозды и разлетались со страшным грохотом мириадами мелких и крупных обломков по кучам трупов, устилавших землю до горизонта.
Континент Азур-Сабба, королевство Нилиния, место, неподалёку от огромного провала в земле, куда когда-то упал воздушный город гисилентилов, с которого и вышли «боги красоты», прекрасные снаружи и уродливые изнутри. Именно отсюда началось их шествие, именно здесь они обосновали свою столицу, именно сюда их загнали объединённые людские армии.
Аурас-Изизис был повержен Вращателем, когда людские друиды сумели в должной мере промыть мозги одному из драконов, после чего, спрятавшись в его тень, крупный отряд диверсантов, во главе с Джорисом Орозоном, названным «героем человечества», сумел незаметно подобраться к чудовищному летающему городу. Множество колдовских орудий, чья мощь вызывала оторопь, располагались на его внешнем железном куполе. Даже Вращатель не мог уничтожить такое за один удар, а потому он был нанесён по самым уязвимым местам: по артефактам, удерживающим махину в полёте.
И Аурас-Изизис пал. А сейчас ему составили компанию остальные, куда меньшие по размеру, но столь же опасные железные крепости.
Бой с ними был сложнейшим испытанием, который практически уничтожил объединённые людские армии. Остались лишь усыпанные пеплом развалины и встающие над ними громадные дымы, несущие к небу следы разрушения — дымы, наполненные сором, размолотой плотью и брызгами крови, которые закручивались вихрями рассеянного тепла, расползаясь по небу.
Посреди уничтоженных армий легионы победителей собирались на центральной равнине, большей частью покрытой точно пригнанными плитками — там, где остатки летающих крепостей не вырыли глубоких воронок, — хотя выстроить ровные ряды людям мешали бесчисленные трупы поверженных чудовищ гисов. И смертельная усталость. Легионы принадлежали двум последним союзным армиям человечества, и было ясно видно, что одной из них пришлось гораздо хуже, чем другой.
Верхом на гудящей и искрящейся магической повозке гисов, захваченной как трофей, способный летать по воздуху, на землю спускался Лайтикаль Атерний, один из самых влиятельных полководцев объединённой армии. Снижаясь широкими кругами, он осматривал своих победоносных солдат, подмечая, что его сын, Стиракс, к сожалению, снова весьма посредственно справился с выданным поручением, однако ситуацию в свои руки взял Джорис Орозон, один из героев, наряду с юным магом Хоресом, Занари, Мэглисом Изгнанником и Феогаром Мантеррийским.
Лишь благодаря этим людям человечество сумело вырвать победу из цепких лап врага. Их выдающаяся доблесть, дерзкие планы и действия, невозможная смелость и неимоверная везучесть позволила людям сокрушить опаснейшего и могущественнейшего противника.
Однако война близилась к завершению и мысли полководца всё чаще затрагивали мирное время, где «все эти герои» были откровенно не нужны. Даже сейчас, когда в них всё ещё сохранялась нужда.
«Уж точно не после плена гисов, — подумал Лайтикаль. — Нет Орозону веры».
Разумеется некоторые утверждали, что война ещё не окончена. Оно и понятно, ибо Верховная Ложа гисилентилов не была уничтожена — только запечатана. Эти существа оказались слишком могучи, у людей не имелось иных вариантов действий. Но Атерний не слишком огорчался этому. Мужчина попросту не верил, что даже сущности, чья мощь не уступала богам, смогут долго протянуть, отрезанные и запечатанные от мира. Может через сто лет, а может через тысячу, они окончательно ослабнут, обезумят и погибнут. Думать иначе у Лайтикаля попросту не получалось.
Следовательно, человечество победило. Зубами выгрызло победу у врага. А значит, настало время послевоенного восстановления, где старые «герои» уже не были нужны.
Но как-то изменить ситуацию Атерний не мог. Люди не поймут, если он прикажет убить того же Джориза Орозона, человека, сыгравшего одну из ключевых ролей в победе над чудовищным врагом. И оставить его в живых Лайтикаль тоже не мог. Орозон был родом из той же страны, а значит составлял политическую конкуренцию самому Атернию. И ладно ему, но ведь когда-то его сменит сын, Стиракс, гораздо более слабый и внушаемый юноша!
«Орозон окрутит его, а потом ототрёт от кормушки власти. Не для того я планирую пойти на крайности, чтобы сохранить контроль над объединённой частью человечества, стран и народов, чтобы какой-то отброс, какой-то выскочка…»
Моргнув, Лайтикаль заметил наконец начавшееся движение. Яркие стяги легионов Солнца, которыми он командовал, стали смещаться согласно ранее отданным распоряжениям. В живых, насколько полководец мог судить глядя с небес, осталось не меньше двадцати тысяч. Вечером будет плач в войсковом лагере, ведь день начался с того, что больше двухсот тысяч воинов вышли на равнину. И всё же… их достаточно.
Солдаты, под командованием Атерния, ударили в восточный фланг армии гисилентилов, вслед за волнами опустошительной магии. Строй противника был рассчитан на лобовую атаку, и чудовищные создания гисов разворачивались навстречу угрозе с фланга со смертельной медлительностью. Словно клинок, легионы Солнца ударили в сердце армии врага.
Снижаясь, Лайтикиль тут и там видел измазанные сажей знамёна легиона Буревестника. Второй части объединённой армии человечества, сражавшейся под командованием Изабилигаса Гранна. В них тоже находилось двести тысяч солдат, однако ныне в живых осталось порядка трёх тысяч, если не меньше.
Потрёпанным союзникам победа далась тяжело. Они сошлись с преображёнными, элитой кровавых армий гисилентилов. Двести тысяч воинов легиона Буревестника против сорока тысяч преображённых (последние остатки, которые гисы сумели наскрести на скорую руку).
Другие батальоны — и Солнца, и Буревестника — атаковали летающие крепости. Они ведали, что отправляются на верную смерть, и их жертва стала в тот день главной для общей победы: летающие крепости не смогли прийти на помощь армиям на равнине, а вскоре стали жертвой последнего Вращателя, которым завладел Джорис Орозон, уничтоживший их все — одну за другой.
«Это оружие тоже нужно отнять», — кивнул сам себе Атерний.
Полководец скользнул туда, где высилась неровная гора трупов бронированных паукообразных чудовищ, каждый из которых был лишь вполовину меньше дракона — последняя линия обороны верховного гисилентила Лэйлусура. Слаженный отряд боевых магов разметал защитников, сумев добраться до одного из членов Верховной Ложи — высшего совета врагов человечества.
«Действительно ли он погиб? — задумался Лайтикиль. — Всё-таки некоторые гисилентилы обладали поистине уникальной силой. Кого-то из них получилось только запечатать и даже боги не могли сказать, что случится дальше».
Атерний направил летающую повозку гисов вниз, взметнул душный воздух, и приземлился на кучу тел мёртвых чудовищ.
Через мгновение он выбрался наружу, встал на трупы и вдохнул сладковатый воздух гнили с примесью гари. Его начавшие седеть, туго стянутые в косу волосы, затрепетали от налетевшего ветра. Острый нос недовольно расширился, а близко посаженные глаза оглядели окрестности. Широкий рот с опущенными уголками губ едва уловимо исказился. Несколько ранних морщин будто бы приобрели глубину.
Он стоял и смотрел, как строились легионы. Воины Солнца, заметив его, ускорились и начали двигаться более быстро и активно.
Лайтикиль обратил взор на северо-запад, прищурившись на клубящиеся тучи. Через мгновение из них появилась ещё одна летающая повозка. Полководец следил, как приближается союзник, отступив на шаг, только когда тот приземлился рядом, а потом аналогичным образом покинул хитрый артефакт побеждённого врага.
Чрезмерно худощавый, но высокий мужчина — на голову выше самого Атерния, — встал с ним рядом.
С толикой зависти Лайтикиль оценил мускулистое телосложение воина. Этот полководец предпочитал отдавать команды не на расстоянии и в глубоком тылу, а непосредственно на линии фронта.
Атерний склонил голову в приветствии.
— Изабилигас Гранн, взгляни на это. Гисы повержены. По-настоящему повержены. Мы победили. Человечество победило!
Мускулистый мужчина злобно сплюнул. Его лицо пошло желваками.
— Победа… но какой ценой? — руки Гранна сжались в кулаки.
А на поле, тем временем, легионы Солнца планомерно выстроились неровным кольцом вокруг последних оставшихся в живых войск Буревестника.
— Смерть пропитала воздух, — прорычал Изабилигас. — Даже говорить трудно.
— Нам хватит времени обсудить новые планы, — Лайтикиль пожал плечами.
— Мой легион мёртв, а остатки окружили твои войска.
— Легион — это не всё человечество, — возвышенно ответил Атерний. — Они сражались храбро. Разве не отдал бы ты или я свои собственные жизни, чтобы истребить врага? Брось. Мы победили — и это главное. Теперь нашим народам и странам ничего не угрожает. Можно, наконец, налаживать мирную жизнь.
Гранн нахмурился ещё сильнее.
— Сегодняшняя победа горька, — только и смог, что произнести он.
— Чудовищ гисилентилов почти не осталось. Остатки преображённых разбежались, но их быстро найдут. Главное, что не выжил никто из самих гисов. Кроме, конечно, запечатанной Амманиэль и нескольких представителей Верховной Ложи, составившие ей компанию. Но ближайшие сотни лет о них можно не думать, — улыбнулся Лайтикиль. — Нам остаётся лишь подвести итоги, собрать трофеи, да вернуться на родину — зализывать раны и восстанавливать былое величие. Более того, сейчас человечество сильно, как никогда! Мы объединены, чего не происходило никогда ранее. Ни разу за всю историю! Мир, Изабилигас, весь мир лежит перед нами!
— Мир, на который ты, Атерний, имеешь самые хищнические планы, — усмехнулся Гранн.
Он всё ещё разглядывал армии внизу и не заметил вспышки гнева, вызванной его бездумным замечанием. Вспышка угасла мгновение спустя, и на лицо Лайтикиля вернулось равнодушное выражение.
— Мир принадлежит нам, друг мой, — повторил Атерний.
— Смотри, один из сионов отошёл и залез на дальний холм, — прищурился Изабилигас. — Это случайно не герой Орозон? Что он там увидел? Или вернулся Хорес?
— Что ты думаешь о героях войны, Гранн? — спросил Лайтикиль, оставив слова собеседника без ответа. — Они сражались совместно с нами, против общего врага, но некоторые из них почему-то взошли на престол поверженных гисами богов и стали новыми, пока совсем юными и слабыми, но владыками мира. Не кажется ли тебе, что это… излишне высокая награда за то, что солдаты всего лишь выполняли приказы?
— Нет, Атерний. Они изменились не более нашего. И награду получили себе под стать. Те, кто хотел, стали новыми божествами. Но взамен им предстоит столкнуться с тяжелейшей и сложнейшей задачей: бесконечность времени сдерживать могучее непобеждённое зло в лице Верховной Ложи гисилентилов. Кто, кроме богов, будет способен повторить этот подвиг? Кто, кроме тех, кто сражался здесь и сейчас, чьи глаза застилает кровь и кошмары, ужасы этой войны, Великой Войны, способен на сей подвиг?
— Великой Войны?
— Как ещё назвать то, что случилось? Великая Война — и никак иначе. Историки сложат о ней сотни книг, барды напишут тысячу песен, — он пожал плечами. — Они возвеличат нас. Всех нас.
— Сильно сказано, Гранн, и странно услышать такое от тебя. — Лайтикиль пожал плечами и аккуратно начал обходить его по шатким трупам. — Говоришь, возвеличат…
Атерний пристально следил за соратником, но Изабилигас стоял к нему спиной и не отрываясь смотрел на немногих выживших Буревестников на равнине.
— Джорис Орозон… выдающийся человек. Пережил плен. Уничтожил крепости гисов. Лично поразил Лэйлусура. Человек-легенда. Я знаю, что как минимум два бога предлагали ему принять свой титул, когда умирали, но он отказался. Хотел бы я знать…
Гранн не успел договорить, ведь Лайтикиль вытащил артефактный кинжал из голенища своего сапога и всадил прямо в спину воина.
Мускулистый мужчина содрогнулся и заревел…
…а легионы Солнца разом развернулись на Буревестников и бросились со всех сторон, завершая последнюю бойню дня.
Многочисленные артефакты, заключённые контракты, защитные руны — ничего не помогло против специально созданного кинжала, чья цель была ОБХОДИТЬ любые ограничения.
Изабилигас рухнул на мёртвые тела паукообразных тварей гисов, а потом, не удержавшись, покатился по трупной горе вниз, добавляя своей крови в общее месиво. Атерний неспешно направился следом.
Настигнув ещё живого союзника-соперника, Лайтикиль присел рядом на корточки.
— Так бывает даже у братьев, увы, — пробормотал он. — Править должен один. Не двое. Как ни велик этот мир, Изабилигас Гранн, раньше или позже началась бы война между мной и тобой. Теперь только один будет управлять миром. Только один вернётся обратно, объятый славой победителя гисов. Только легион Солнца. Я оставлю в Азур-Сабба верных людей, которые будут поддерживать на этих прóклятых землях порядок, а сам вернусь на Гаодию, где объединённые страны склонятся предо мной.
Какой-то время Атерний смотрел в застывшее в предсмертной агонии глаза Изабилигаса.
— Один народ. Один правитель. А потому герои войны тоже найдут свою смерть. Не сразу, но найдут. У меня не так много времени, чтобы вкушать плоды объединения человечества, но Стиракс… Мой сын унаследует всё. Весь мир.
Он встал, слушая крики последних воинов Буревестника с равнины.
— Старые боги изранены и зализывают раны. Новые совсем юны и только-только взошли. Героями я займусь позже. Гранна и его легион я прикончил собственноручно. Кто ещё сможет противостоять мне?
Напротив него, далеко на уступе высокого холма, Джорис Орозон наблюдал за финалом разворачивающейся картины. Предательство и смерть. Он понимал причину и даже в каком-то смысле поддерживал Лайтикиля Атерния, которому присягнул на верность. Однако мужчина знал, что полководец не проживёт долго. Слишком большую угрозу он создавал для самого Джориза. Один из сильнейших сионов этой войны уже знал, что убьёт своего повелителя, отдав власть куда менее способному и слабому Стираксу Атернию, с кем они и вернутся на Гаодию, а потом и остров Солнца, откуда все родом.
— И не будет ни единого человечества, ни императорской власти над миром. Во всяком случае сейчас. Мы не готовы к этому. Нас слишком мало. Мир не переживёт повторной войны сразу после первой, — тихо сказал Орозон.
Наблюдая за смертями внизу, он не повёл и бровью. Люди режут людей. Привычное дело, ведь если не сделать это сейчас, пожертвовав ма́лым, то в будущем придётся столкнуться с куда бóльшими потерями и смертями.
Но через миг мужчина ощутил, что кто-то стоит прямо за его спиной. Кто-то… могущественный. И не враждебный. Кто? Один из его товарищей, кто как и он оказался не в силах окунуться в ещё одну кровавую бойню? А может кто-то из могущественных магов, которые раскрыли весь свой потенциал, даже несмотря на юный возраст?
Джорис уступил любопытству и обернулся к новоприбывшему.
Маахес. Бог войны. Самолично спустившийся на землю. Он был широк и коренаст, загорелая кожа бледнела на многочисленных шрамах его мускулистого тела. Жёсткие чёрные волосы свободно свисали на исполосованную спину. Янтарные глаза горели от испепеляющей ненависти.
Взгляду Орозона также предстала уродливая рана, представляющая собой вырванный кусок плоти из левого бока Маахеса. Божественная кровь медленно стекала вниз, по ноге, а потом впитывалась в землю.
— Ты тоже решил передать своё бремя кому-то ещё, бог войны? — Джориз приподнял бровь. — В таком случае не трать на меня время. Мне подобное не интересно.
— Человеку, убившему тысячи, не интересна война? Не смеши меня, Джориз Орозон! — проскрежетал бог. — Я умираю. Мне осталось всего ничего.
— Не нужно было подставляться под Амманиэль, твердолобый ты идиот, — не сдерживал будущий император свой темперамент. — А раз уж подставился, то пожинай плоды.
Челюсть Маахеса жёстко сжалась, но через миг он ухмыльнулся.
— Смелость. Отличное качество для будущего бога войны…
— Весь свой страх я оставил в темницах гисилентилов. Ты знал, что туда не может смотреть даже бог? Они позаботились об этом, создали особый материал. Поэтому если бы не Хорес…
— То мы бы проиграли. Так и есть, смертный. И кому, как не тебе, отдать мне всю свою силу? Прими моё имя, стань новым Маахесом, новым богом войны!
— Нет, — коротко, но властно и жёстко возразил Джориз. — У меня другие планы. Боги имеют слишком много ограничений. А если тебе хочется передать свои силы, — он пожал плечами, — обрати внимание на Мэйлиса Изгнанника. Более достойного человека не встречалось мне на своём пути.
Маахес перевёл взгляд на поле боя, где остатки легиона Буревестника пали под натиском более многочисленных союзников, внезапно ставших врагами.
— Твой вождь, Лайтикиль Атерний, он что, думает, будто гисилентилы являлись единственным врагом во всём мире?
— Вероятно, — Орозон развёл руками.
Маахес помолчал какое-то время, потом сказал со вздохом:
— Прошу тебя, Джориз, помоги нам. Из старших богов осталась лишь Троица, закостенелая в своих убеждениях. Они не принимали гисов за достойных врагов до последнего, да и сейчас не особо стремились сражаться. Гордецы, не желающие марать руки. И они воспользуются этим. Пока юная Оксинта и только взошедший Энтесу будут набираться сил, мир окажется у их ног. Но если ты…
— У меня с Хоресом есть план, — улыбнулся Орозон. — И для этого мне пока что лучше находиться на земле.
— Пока что? — прищурился Маахес.
— Пока что. Но у тебя нет столько времени, так что приглядись к Мэйлису. Уверен, он не будет против стать новым богом войны и принять твоё имя.
— Быть посему, Джориз Орозон. Я надеюсь, что ты знаешь, что делать, потому что когда гисы вновь покажутся на воле, единство должно быть и среди богов, и среди людей. В ином случае, даже чудо не поможет нам.
— Поверь, Маахес, я сделаю всё, чтобы этого избежать.
* * *
Малая Гаодия, взгляд со стороны
Дэсарандес и Сандакай стояли возле бухты и смотрели на корабль. Флагман, который доставил на своём борту почти две тысячи человек. Остальные восемь тысяч были раскиданы по другим кораблям. Но не на величественный крен судна был устремлён их взгляд — на человека, висящего на кресте.
На какой-то миг герцогу Юга показалось, что он снова молод, что бесконечно восхищается своим божественным императором и снова стоит с ним рядом. Непосредственный, юный… И мужчина вдруг понял, что ему более не нужна храбрость, чтобы говорить с ним.
— Принц Финнелон так и не признался. За всё время, покуда проходила… «подготовка», а потом и помещение на крест, вколачивание гвоздей в запястья и голени, он лишь молил одуматься. Молил прекратить безумствовать. Вновь использовать разум.
Осиянное ореолом далёких костров лицо кивнуло:
— Ты считаешь, что я использовал его, как разменную монету. Что войску нужен был козёл отпущения, который мог бы принять на себя весь гнев, всю злобу, всё поражение. Я же использовал на эту роль своего родного сына, дабы продемонстрировать солдатам, что предатель самый настоящий. Ведь не мог же отец использовать своего ребёнка в качестве ложной цели.
Сандакай нервно дёрнул плечами.
— Подобное кажется безрассудным только на первый взгляд. Но ведь ты и правда говорил, что не желаешь больше детей, что у тебя и без того безмерно раздутое потомство. Внуки, правнуки, многочисленные более дальние родственники, несущие твою кровь. Даже я, герцог, происхожу из твоих потомков.
— А что насчёт тебя самого, старый друг? Ведь будучи долгое время моей правой рукой, политиком и чиновником высшего ранга, управляющего жизнями миллионов людей, как на Малой Гаодии, так и в колониях, тебе доводилось видеть в людях орудия, инструменты достижения целей. Сколько невинных душ ты бросил на чашу весов супротив вот этого самого места?
Сандакай сглотнул ставшую вязкой слюну.
— Никого из тех, кого я любил, — ответил он.
На лице Дэсарандеса возникла утомлённая и грустная улыбка.
— Скажи мне, Кай… Что делали люди в бедняцких кварталах, когда им в руки попадали представители власти? Имевшие по-настоящему высокое положение, но всё потерявшие в результате интриг или неудачных политических решений?
— Что ты имеешь в виду? — напрягся Сандакай.
Теперь настала очередь императора пожимать плечами.
— Если бы бедняки, проживающие возле Канала Крыс или Розового Переулка узнали, что рядом с ними, в самой обычной маленькой комнате, проживала семья не каких-то там разорившихся купцов, не дальних родичей сельского барона, а твоего племянника, Джисфрида Айцшильда, который умудрился прогневать тебя, занимаясь контрабандой и ростовщичеством, что бы они сделали с его семьёй? И его внучкой Миленой, ныне ставшей твоей императрицей?
Сандакай изо всех сил постарался изгнать обиду из своего взора. Это именно то, что всегда делал Дэсарандес, — осознала какая-то часть его души — всякий раз разрывал неглубокие могилы, всякий раз ниспровергал любую добродетель, которую кто-либо пытался обратить против него.
— Я-я пр-присматривал з-за ними! — запинаясь, ответил советник. — Прикрывал от других, запретил хоть кому-то сообщать истинное положение дел! Милена ничего не знала. До сих пор ничего не знает.
Дэсарандес Мирадель, нет, Господин Вечности развернулся к нему лицом, встав прямо пред герцогом истинным воплощением бури, засухи и чумы.
— Я тиран, Кай. Самая кошмарная из душ этого мира и последних эпох. Я истреблял целые народы лишь для того, чтобы внушить ужас их соседям. Я принёс смерть тысячам тысяч, лишь бы достичь цели укрепления барьера, сковывающего нашего истинного врага. Всё — чтобы достичь цели. Никогда ещё не было на свете человека, столь устрашающего, столь ненавидимого и настолько обожаемого, как я… Даже другие боги прóкляли меня, объявив Империи войну.
Произнося эти слова, он, казалось, разрастался, увеличиваясь сообразно их мрачному смыслу.
— Я — именно то, чем должен быть, дабы этот мир мог спастись.
«Что же произошло? — мелькнула мысль в голове Сандакая. — Как случилось, что все мои доводы — справедливые доводы! — стали чванством и развеялись в дым?»
— Ибо я знаю это, Кай. Знаю, как знает отец. И согласно этому знанию я заставляю приносить жертвы, я наказываю тех детей, что сбились с пути, я запрещаю вредные игры и, да… я забираю потребное для спасения…
Будь то жизни или смерти.
Ощущение тщетности обрушилось на Сандакая — ещё более мучительное из-за своей неизбежности. Он был всего лишь винтиком в огромном и сложном механизме, которым управлял император.
«Зачем я всё это сказал? К чему был этот разговор? Какой во всём этом смысл?» — мелькнули у него потерянные и странные мысли.
Все последние дни он думал именно об этом моменте. Как выскажется, как поставит вопрос: единственный, из-за которого начал сомневаться в своём повелителе. А сейчас… сейчас…
— Да! — произнёс правитель Империи Пяти Солнц, будто бы прочитав его мысли.
«Это не должно было случиться вот так», — подумал герцог.
— Но тем не менее случилось, Кай. Никакой расплаты не будет.
Трепет. Дрожь нутра и существа, стыдящегося, что его узрели дрожащим.
Прóклятое видение снова кивнуло.
— Когда-то ты пришёл ко мне и преклонил колени, ибо считал, что я был ответом…
— Я считал, что ты поведёшь нас на вершину мира! Возвеличишь всю страну!
— Разве Империя не стала центром мира? Разве ты думаешь, что я не сумею использовать поражение генерала Иставальта под Фирнаданом себе на пользу?
— Не таким способом! — Сандакай резко махнул рукой.
— Но теперь ты видишь, что ради своей цели я готов пойти на всё. На то, чтобы бросить свою страну, на то, чтобы пожертвовать сыном.
— Да! Да!
— И теперь ты отвергаешь меня, отрекаешься, считая манипулятором…
— Ты — лжец, Дэсарандес Мирадель. Ты лжёшь даже здесь, перед крестом, на котором висит твой сын. Даже сейчас!
— Нет. Я всего лишь беспристрастен. Я лишь тот, кем и должен быть…
— Очередная ложь!
Взгляд Господина Вечности был исполнен жалости.
— Ты полагаешь, что справедливость может спасти мир?
— Если не справедли…
— Помогла ли справедливость армиям, участвующим в Великой Войне? Помогла ли она древней Нилинии? Смотри! Оглядись вокруг! Мы вернулись на родину, чтобы истребить предателей и мятежников. Чтобы укрепить пошатнувшуюся власть Империи Пяти Солнц! Напомнить всем, вылезшим на поверхность, где их место. Узри перемены, которые ожидают нашу страну. Грядут реформы, Кай, что затронут всё. Магические школы, бесполезную аристократию, придворные фракции, веру и церкви — Империя преобразится. А вместе с ней и колонии. Да, я не добился успеха там, в Нанве. Мне пришлось сорваться сюда раньше срока, потому что Фирнадан совершил чудо, удержав наши силы слишком долго, а Иставальт не смог довести дело до конца. Но разве это помешает мне воспользоваться сим случаем для своей же пользы? Мир будет изменён! Думаешь, этого можно добиться добротой и любезностью? Или ты, быть может, считаешь, что честностью и праведностью получится сломать об колено древние законы и традиции? Что мои реформы примут с улыбкой на лице и счастьем на сердце? Что одно лишь объяснение того, как это в перспективе усилит и улучшит нашу страну, окажется достаточным? Что это сработает лучше, чем страх и принуждение?
И Сандакай взглянул, словно на миг оказавшись в шкуре своего императора. Узрел бесконечные спины, склонившиеся перед ним. Увидел, как опытный мастер перестраивает и обновляет свой механизм. Заменяет старые детали, ставя на их место новые и сверкающие. Смазывает скрипящие шестерёнки, счищает ржавчину с шарниров.
Грядёт возрождение, восставшее на пепле.
Сандакай узрел.
— Боги одурачены, — продолжил Дэсарандес. — Они считают, что гисилентилы уже стали историей. Что ничего не способно пошатнуть нынешний миропорядок. Они не слышат, как трещит барьер, созданный Хоресом. Они не готовы принять его — и моё — главенство. Трон божественного правителя пуст — у сверхсущностей нет лидера.
Сандакай отступил на шаг.
— Лишь смертный способен постичь то, что пребывает вне этого мира, Кай. Лишь человек, обладающий свободой воли, свободный от сковывающих богов ограничений, способен домыслить и осознать.
— Но ты — не смертный! — возразил герцог Юга.
Ореол, будто бы освещающий императора, создавал ощущение нимба.
— Я — предвестник, — изрёк сияющий лик, — выковавший сам себя и пронёсший итог со времён Великой Войны. Возможно, старый друг, я всё-таки смертен — во всяком случае, в достаточной мере…
Моргнув, Сандакай поднял руку, скрывая глаза от невообразимой яркости слепящего света. Дэсарандес Мирадель, Дарственный Отец, Господин Вечности, Бессмертный Император, Первый и Единственный, стоял напротив него, сияя, как божественное откровение, замаранное противоестественными людскими деяниями, страхом и болью. Кровью тысяч и миллионов жизней…
— Так яви же это! — воскликнул герцог, простирая руки в порыве внезапного вдохновения. — Сними Финнелона с креста! Даже если он на самом деле предатель, поступи милосердно! Покажи то самое избавление, что ты обещаешь!
Божество, замаранное своими последователями, а оттого чуждое всему человеческому.
— Финнелон уже мёртв, — пророкотал его голос.
— Лжец! Он жив, и ты это знаешь! Ты сам так устроил в соответствии с собственными замыслами! Потерпи же теперь в своём чёртовом сплетении одну-единственную незакреплённую нить, единственный запутавшийся узелок! Поступи разок так, как поступают смертные! Как поступают люди! Исходя из любви!
Скорбная улыбка, искажённая светом нимба и ставшая в результате этого чем-то вроде плотоядной усмешки.
— А ты подумай, Кай, кто же есть ты сам, если не такой вот допущенный мною узелок и незакреплённая нить?
Предвестник повернулся и зашагал к обветшалым шатрам, расположившимся ниже по склону. Сандакай в каком-то идиотическом протесте раскрыл рот — раз, другой, будучи похожим сейчас на брошенную в пыль и задыхающуюся рыбу. В его голосе, когда мужчина наконец вновь обрёл его, сквозило отчаяние.
— Так нельзя!
Герцог Юга и принц Империи не были дружны, но невообразимое и обострившееся чувство справедливости кричало внутри его души. Похоже, приговор Финнелону оказался попросту последней соломинкой, сломавшей этого человека. Правую руку божественного императора, идущего с ним от начала и до конца.
Да, принц был лишь причиной. Очередной частью головоломки, которую представлял собой Дэсарандес. И кажется Сандакай вот-вот сможет её решить. Однако ответ совершенно не нравился мужчине. Он казался неправильным, ложным, фальшивым.
Величайший император не мог быть злодеем и фанатиком, готовым на всё, ради исполнения собственной, возможно никогда не сбывшейся мечты!
Сандакай Мирадель пал на колени, рухнув на грязную землю побережья, ощущая себя на все свои сто четыре года. Стариком, разбитым и посрамлённым. Преданным. Оставленным за спиной, как ненужная вещь.
— Дэсарандес!
Правитель Империи Пяти Солнц остановился, чтобы взглянуть на него — явственно проступающее в темноте видение, омерзительное из-за гнилостно-бездонного света. Впервые Сандакай заметил множество человеческих лиц, выглядывающих из сумрака разбитых вокруг палаток и шатров. Щурясь во тьме, люди пытались понять значение слов Яха-тей, языка континента Азур-Сабба, который Дэсарандес использовал, чтобы скрыть от них суть этого спора.
— Лишь это… — прошептал Сандакай, в полной уверенности, что император услышит его. — Пожалуйста… Я умоляю. Сделай это. Я… я продолжу помогать тебе во всём. Я буду. Я стану! Клянусь!
Советник подрагивал, его трясло, словно от сильнейшей болезни.
«Если он ещё способен на что-то человеческое…»
— Лишь это…
«Покажи мне, что я ошибся. Дай мне знать, что ты на верном пути. Что я служу справедливости и истине!»
Единственный удар сердца. Жалкий. Бессильный.
— Позаботься о жене, Кай. После освобождения столицы ты отправишься к себе домой.
Герцог Юга вздрогнул, закашлявшись от внезапной и острой боли, пронзившей грудь, и вскочил на ноги, разразившись приступом гнева.
— Убийца!
Никогда прежде слова не казались столь ничтожными.
Дэсарандес Мирадель взглянул на ряды палаток, в которых ночевали десять тысяч солдат.
— Что-то, — обернувшись, изрекла чудовищная сущность, — необходимо есть.
* * *
Подняв левую руку, уткнулся культёй в подбородок. Выругался. Чёртова инерция не отпускала уже несколько дней. Зло почесался обрубком, потому что правую руку не хотелось вырывать. Она была занята.
— Ки… Изен, не злись, — произнесла Силана. — Я сразу вижу, когда ты злишься.
Мы лежали на узкой циновке, прикрытые одеялом, на котором была вышита руна контроля температуры.
— Я не злюсь, просто… навалилось, — неопределённо сказал я.
— Думаешь, на меня не навалилось? — хмыкнула она, а потом крепче обняла меня прижавшись своей грудью.
— Злюсь меньше, чем раньше, — уже честнее признался я. — Позже снова займусь лечением. Прогресс идёт.
— У тебя поменялась жизнь, — девушка каким-то незримым женским чутьём точно ударила в самую цель.
Она и правда поменялась. Всё поменялось.
Я стал мало появляться в отряде — ещё меньше, чем раньше. Ранее много времени приходилось тратить на лечение раненых. Я мог НЕ лечить, но не видел смысла отказывать. У меня очень развита проводимость энергии, потому что во-первых по меркам волшебников я жил уже очень долго. По сути, остались считанные месяцы до появления Стигматов. Это значит, что чисто статистически я колдовал куда больше, нежели другие маги. Во-вторых, я неоднократно доходил — и переходил — до предела, сжигая самого себя. Это играло свою роль после лечения. Моё тело, словно испытав закалку, стало более… энергопроводимым? Я не знаю. Не натыкался на подобное слово, так что придумал его сам. Однако суть ясна. Я мог больше. Ах да, конечно есть и в-третьих: опыт. Я был гораздо опытнее, нежели самый профессиональный «чистый целитель» отступающей колонны.
Это казалось странным лишь на первый взгляд. На второй же… Вот чем занимается профессиональный магический лекарь? Исцеляет, естественно. Это совершенно верно. Но ЧТО ИМЕННО он исцеляет? Перечень травм обычно весьма стандартен и прост: разные болячки, сломанные кости, резаные раны. Изредка попадались обрубки рук или ног, может ожоги или нечто аналогичное.
Я же вытаскивал людей из доменов богов. Буквально врывался к ним и забирал уже успевшего расслабиться человека, зло запихивая его душу в восстановленное из кусков тело.
Я собирал такие немыслимые покорёженные куски плоти, такое чуждое простому взгляду месиво, что это не могло не отразиться на навыках. Я лечил, просто потому что не было другого выхода. Я экспериментировал, не зная, как правильно, а потому тыкался куда мог, интуитивно или перебором доходя до нужного. Я ЗНАЛ, что будет, если ошибусь, а потому меня не пугали ошибки. Там, где профессиональный лекарь заходил в тупик, не зная, за что хвататься, я уверенно шёл и хватался сразу за всё.
Вдобавок к этому наложилось чувство остальной магии. Я развивался разносторонне. Тут были руны, стихии, барьеры, оборотничество и производственная магия, немного затронут друидизм и некромантия. Даже алхимия! По сути, «краем глаза», я зацепил вообще всю известную этой части континента магию, кроме «забытой» и «уникальной» — такой, как-то же обращение в разумную нежить. И это играло свою роль. Я мог начертить руну, которая помогала поддерживать состояние больного. Я мог использовать производственную магию, выкрутив её в обратную сторону и восстановив кости КАК ПРЕДМЕТ, а не как часть живого — после чего напитывал их уже привычным целительством.
А ещё я много экспериментировал. Я выращивал мясо из живых тел. Я заставлял свиней толстеть без получения пищи. Я удалял ненужные органы и создавал нужные, превращая животных в каких-то мутантов, словно в далёких легендах о Великой Войне.
Мой опыт, силы и знания позволяли опережать всех целителей в колонне. А потому я не мог игнорировать повозки, полные раненых солдат. Я обязан был быть там.
К тому же, я знал, что моё отсутствие Полосы переживут. У них было достаточно опыта, чтобы знать, как себя вести. Пусть высшего офицерского состава почти никогда не имелось на месте — Маутнер тоже редко когда проводил всё время среди своих людей — однако имелся низший. А во время столкновений… что же, тогда-то мы и появлялись.
Это немного отдалило меня от ребят, но они понимали причины.
Однако после последней вылазки, получив опасную травму, мне пришлось отдалиться ещё больше. Сразу по нескольким причинам. Выращивание новой конечности — это достаточно долгий и трудный процесс. Даника уже не помогала. Удостоверившись, что я способен довести себя до прежнего состояния, она занялась более приоритетными делами. И я не мог винить её в этом. Клан Серых Ворóн требовал свою дочь. Магов у них и так не слишком много — изначально было немного, а сейчас и подавно.
Я же… не только лечил, но и вернулся в лоно… семьи?
Силана уже не отпустила меня. Признавшись тогда, в том пропахшем бойней фургоне, она так и просидела со мной несколько часов. Я рассказал, что случилось со мной, она — что с ней. После этого мы переспали. Прямо там. В вонючей крытой телеге, на грязном полу — как есть, не озаботившись даже прикрытием входа. Я успел лишь начертить короткую руну заглушения звуков.
Не думаю, что кто-то заподозрил неладное. Может, няньки Джаргаса, моего сына, но не слугам задавать вопросы своей госпоже, а Плейфан была именно ей. Архонтом, пусть даже и без дворца.
С тех пор повелось, что мы встречались каждый день. Я приходил к ней «на проверку», проводя час-другой вместе с девушкой, которую любил и которую потерял. Теперь мы… нагоняли утраченное. На войне. На отступлении. Вместе с беженцами и бесконечным бегством. Вместе с холодом, грязью и кровью. Вместе с постоянными стычками и стонами раненых. Мы нашли и вернули свою любовь.
Может быть слишком поздно.
— Мне почему-то кажется, что сейчас сюда снова ворвутся, — озвучил я внезапно пришедшие в голову мысли. Силана рассмеялась.
— А мне кажется, что я снова забеременею от одного раза, — с улыбкой добавила она.
Усмехнувшись, я поцеловал её.
— Пора вставать, — поднялся я, слабо улыбнувшись черноволосой красавице. Её зелёные глаза насмешливо блеснули, а потом девушка откинула одеяло. Демонстративно. Развязно.
— Бросишь меня? — холод тисками обхватил её соски, которые тут же отвердели. На бледной девичьей коже забегали мурашки. Я тут же коснулся её плеча, ощутив, как ещё горячая кожа быстро теряет тепло.
Мысленное усилие и в палатке появился огонёк. Маленький и тусклый, но очень горячий. Воздух тут же нагрелся, даруя возможность приятно одеться, не мучаясь и не спеша быстрее натянуть одежду с вышитыми рунами.
— Всего лишь вернусь к работе. И лечению, — ответил я.
— Ты… — она оборвала саму себя. — Нет, ничего.
— Ты про своё предложение? — приподнял я бровь.
Силана отвела взгляд.
— Разве это не было бы лучшим вариантом? — куда-то в пустоту, в сторону тёмного угла маленькой палатки, сказала она.
Вздохнув, я припал на колени и коснулся её головы своей здоровой рукой.
— Не в данный момент, девочка, — подавшись ближе, я поцеловал её в лоб. — Сейчас я не могу бросить Чёрные Полосы и уйти к тебе. Не важно, будет ли это под видом дополнительной охраны, ради денег или влияния. Не в момент, когда мы воюем и отступаем. Вот когда… — закусил губу, — всё закончится… Можно будет рассмотреть вариант, что я, не знаю, возглавлю твою личную гвардию магов.
— Гвардия магов, — прыснула Плейфан. — Изен… ты ведь умрёшь к этому моменту. Зачем лишать себя… нас обоих, этой малости?
— Ради спасения твоей жизни. Ради спасения всех этих людей.
На этом мы и разошлись. На сегодня. Я понимал, что это не последний разговор о возможности «смены деятельности», как понимала, наверняка, и она. Вот только мне было в радость говорить с Силаной даже о таком. Я не мог представить себе нашу ссору просто физически. Чтобы ругаться, надо не уметь слушать и слышать слова собеседника, мы же сейчас находились на таком уровне, когда, казалось, слышали даже мысли друг друга.
Чудесно. И страшно. Страшно снова всего лишаться. Но стóит ли мимолётное счастье тех потерь, которыми оно обернётся? Точно нет. А значит, что как бы того ни хотелось, но отношения эти должны проходить в тайне. Не только из-за разницы положений — хотя и его тоже, — сколько из-за тяжёлой внешней ситуации.
Война. Риски. И мы в положении отстающих. Несмотря на всё, что было сделано, несмотря на все достижения Логвуда и отдельных солдат, несмотря на наши бравые вылазки и успешно совершённые болезненные уколы, враг продолжал превосходить нас во всём.
Выбравшись из палатки, я оглянулся, не обнаружив заинтересованных лиц.
— Рано или поздно твои люди всё выяснят, — сказал я Силане. — Что будешь делать?
— Совру, — легко пожала она плечами. — Кое в чём ты прав, милый мой волшебник — в нынешних обстоятельствах остальным до умопомрачения мало дела до других. Играй роль, изображай, что находишься «в рамках», и остальные подстроятся. У них нет выбора, иначе всё общество, собравшееся вокруг, впадёт в панику.
— Интересный взгляд на мир, — кивнул я. — Не боишься за своего сына?
— Нашего сына? — прищурилась Плейфан, а потом неожиданно сильно ухватила меня за плечо. — Не думай, что сумеешь избежать своего участия в его воспитании.
— Я скоро умру, Силана, — улыбнулся я.
— А если снова воскреснешь, Кирин? — серьёзно спросила она. — Что будет тогда?
— Это может быть одноразовой акцией, — пробормотал я. — Но если…
— Не если, а когда, — нахмурилась девушка. — Когда ты снова воспрянешь из мёртвых, найди меня. Найди, Кирин, иначе Триединым клянусь, я достану тебя из-под земли или с небес!
— Слушаюсь, моя госпожа! — вытянулся я.
— Ты мне нужен, — уже куда тише произнесла Плейфан. — Нам нужен. Без тебя… я жила словно по инерции. Работа, подданные, слуги, армия, вторжение, город — всё шло фоном. Даже Джаргас был… будто бы чужим. Не моим. До тех пор, пока я не увидела в нём знакомые черты. Твои черты, Кирин.
Я снова не стал поправлять её касательно имени. Она и так знает. Знает, но… иногда… как сейчас — можно. Иногда…
— Я обещаю.
Мы разошлись, чтобы направиться каждый по своим направлениям. Однако спустя пару сотен метров, когда я вошёл в проход между большими просторными шатрами, впереди раздались громкие крики. В следующий миг перед глазами возник здоровенный пёс пустынного клана. Низко склонив голову, этот сгусток мускулов мчался прямо на меня.
Вода окутала моё тело непроницаемым барьером, способным обратить всё живое в неживое, а неживое — в измельчённый мусор, в кровавые ошмётки, в ничто.
Однако в последний момент огромный зверь ловко проскочил мимо, позволив мне заметить, что пёс держал в зубах маленькую комнатную собачку — в её глазах плескался ужас.
Зверь побежал дальше, проскользнул между шатрами и скрылся из виду.
Я убрал барьер и удивлённо покачал головой.
— Торкону и остальным нужно лучше контролировать свою живность, — пробурчал я, однако это оказалось не всё.
Впереди появились люди, вооружённые большими камнями и — как ни странно — монхарбскими зонтиками знати, которые те носили от палящего солнца. Все они были разряжены так, словно собирались на императорский приём, хотя в их лицах виднелась лишь ярость.
Ага… местная знать. Поистрепались, конечно, но до уровня рядовых обитателей этой колонны, выглядящей как узники концлагеря, этим ублюдкам ещё далеко.
— Эй, калека! — повелительно закричал один из аристократов. — Ты не видел здорового пса?
— Угу, пробегал тут один, — негромко ответил я, покосившись в сторону, куда умчался пёс.
— С бесценным тавросским тараканоловом в зубах? — уточнил он.
Собака, которая ест тараканов?! Троица, что за мерзость только не водится под твоим взором!
— Бесценным? Да, пожалуй, цена ему теперь медяк, — хмыкнул я.
Аристократы поутихли, но дружно посмотрели в мою сторону. И взгляды эти умудрились стать ещё более злобными.
— Дурное время для шуток, калека, — зарычал предводитель. Он был моложе остальных и обладал двумя демонстративно повешенными поверх одежды амулетами, среди которых один был антимагическим, а второй — создающим барьер, но только при нажатии. Сам по себе этот мужчина был строен и двигался с уверенностью дуэлянта, о чём также свидетельствовала и рапира с гардой-чашкой у пояса. Более того, что-то в глазах этого человека говорило мне, что он любит убивать.
Учитывая, что я был без формы Чёрных Полос и без руки… Впрочем, разве возраст не должен был намекнуть?.. Ах да, амулет защиты от магии. Конечно. Он был уверен в своём положении, кем бы я ни оказался.
Аристократ подошёл развязной походкой. На лице у него возникла дерзкая и наглая ухмылка существа, стоящего на более высоком положении пищевой цепочки.
— Проси прощения, грязный бродяга. Я его дарую, но от порки тебя это не спасёт. Впрочем, — демонстративно пожал он плечами, — хотя бы останешься жив…
Позади раздался конский топот, всадник пролетел было мимо, но тут же дёрнул лошадь и завернул к нам.
Я заметил, как глаза дуэлянта метнулись куда-то к мне за плечо, но сам не повернулся, готовясь к возможному столкновению.
Убивать кретина — создать проблем, с которой будут разбираться высшие офицеры. Всё-таки дворянин! Ну и среди их сборища, конечно, подобное не принесёт мне любви и уважения. Значит, нужно осадить, максимально резко, не слишком болезненно, но в должной мере унизительно. Чтобы более ни один из этих отбросов даже пасть не смел открыть на Сокрушающий Меч Кохрана.
— Наконец-то, лейтенант, — это был рыжий Бейес, рядовой из Полос. — Где я только не искал! А ведь капитан требовал быть или среди раненых, или в нашем лагере.
— Маутнер с каждым днём требует всё больше, — проворчал я, покосившись на него. — Что случилось?
Для своего положения, Бейес отлично изобразил холодное презрение, когда наконец удосужился взглянуть на аристократа. Взглянуть молча и высокомерно, отчего представитель знати зло сжал челюсть.
— Комендант и собрание, — добавил парень. — Капитан посчитал, что ваше… — он даже начал говорить с уважительными нотками! Чтобы создать нужную обстановку, не иначе. — …присутствие будет полезным.
Я кивнул и перевёл взгляд на дуэлянта.
— Это всё? — спросил аристократа.
Мужчина оторвался от Бейеса и сосредоточился на мне. В его глазах уже не было дерзости, но определённо тлели угли затаённого раздражения и гнева.
— Пока что, — процедил он.
Мы разошлись. Отряд знати направился искать собаку, в то время как мы развернулись в сторону шатра Логвуда, расположенного ближе к центру колонны. Для скорости пришлось срезать, направившись вдоль лагеря аристократов. Стоило только отойти подальше, как Бейес склонился в седле:
— А ведь Ертус собирался вызвать тебя на бой, лейтенант, — уже без всякого демонстративного уважения сказал он. Впрочем, я знал, что уважение есть, просто в Полосах не было принято демонстрировать его настолько явно.
— Он сион? — уточнил я. — Этот Ертус?
— Кронрич Ертус, — пояснил Бейес. — Насколько я знаю нет, но это может скрываться. Так или иначе, он известен своими умениями и резким характером.
— Не повезло, — пожал я плечами. — Ему.
Бейес хохотнул.
Вскоре мы оказались на центральной площадке и увидели, что там идёт показательная порка. Толстый коротышка, который сжимал в опухшей от жары руке кожаную «кошку-девятихвостку», оказался моим старым знакомым, Илазием Монтнаром, советником Силаны. Жертвой же был один из его слуг. Ещё трое представителей прислуги стояли рядом и отводили глаза. Поодаль несколько аристократов столпились вокруг рыдающей богато одетой женщины и бормотали ей слова утешения.
Явно не жена того, кого наказывают, — быстро осознал я, а потом огляделся. Плейфан, по идее, должна была направиться именно сюда. Но либо она сразу направилась к себе и прямо сейчас проводит время с сыном, либо завернула где-то по пути. Никого похожего фигуркой или волосами поблизости я не видел. И хорошо, и плохо.
Вышитый золотом плащ Монтнара потерял прежний блеск, а сам он — раскрасневшийся от ярости, с плёткой в руках — казался бешеной цирковой обезьяной, выступающей на сельских ярмарках.
— Кажется, знать радуется возвращению своих слуг, — сухо заметил Бейес.
— Думаю, это связано с украденной собачкой, — вздохнул я, почесав затылок здоровой рукой. — В любом случае, этому пора положить конец.
Всадник покосился на меня странным взглядом.
— Сэр, — сбился он на официальщину, — они просто продолжат, когда мы уйдём.
И в этих словах был смысл.
— Да и кому бы пришло в голову красть собачку? — рассуждал он, спешившись и шагая рядом. — В чём смысл? Зачем это нужно?
Бейес ведь не застал момент с тем огромным клановым псом…
— Да кому угодно, — хмыкнул я. — Пока ещё есть хоть какие-то маги, то воды у колонны худо-бедно хватает, но вот голод — дело другое. Стада слишком ценны и их не закалывают, дабы накормить всех беженцев до отвала. Еды не хватает, сам знаешь. И тут — один из псов Серых Ворóн нашёл неплохую альтернативу, — я покачал головой. — Хуже всего то, что первым до этого додумалась собака. Даже немного стыдно.
— Мы были заняты другими делами, — улыбнулся Бейес.
Илазий Монтнар заметил нас и воспользовался поводом, чтобы прекратить наказание. Впрочем, он бы и так вот-вот завершил бы процесс, поскольку пот уже заливал жирное — чуточку схудевшее — лицо, а сам советник дышал, как кузнечные меха.
Не обращая на него внимания, я подошёл к слуге. Старик стоял на четвереньках, прикрывая руками голову. Красные рубцы украшали его пальцы, шею и всю костлявую спину. Под ними виднелись следы более старых шрамов. В грязи рядом с несчастным валялся украшенный драгоценными камнями, сломанный ошейник с поводком. Похоже именно с него сорвали того… тараканолова.
— Это не твоё дело, колдун, — узнал меня Монтнар. — Есть проступок — и есть наказание.
— Этот мужчина вместе с другими слугами помогал удерживать удары сайнадов, когда войска Пилекса Зарни пытались разорвать нас у реки Верден, — возразил я. — Они помогли сохранить твою голову на плечах, Илазий.
— Логвуд украл нашу собственность! — завизжал аристократ. — Так постановил Совет Знати, поддержанный архонтом! Был назначен штраф!
— Назначен, — негромко подтвердил Бейес, — и использован по назначению у выгребной ямы.
Монтнар развернулся к нему и занёс плётку.
— Предупреждаю, — успел сказать я, — если ударишь солдата или его лошадь — тебя повесят.
Толстяк явно пытался совладать с яростью, поднятая рука дрожала.
Вокруг собирались другие аристократы, которые явно сочувствовали положению, в котором оказался Илазий. Повторно оглянувшись, я убедился, что Силаны по-прежнему нет. Полагаться на девушку в такой ситуации было бы немного чрезмерно. Всё-таки она представляла собой лидера этого сборища и должна соответствовать. Чисто логически, Плейфан нужно будет поддержать своего потного советника — чтобы и впредь оставаться голосом этой разноплановой кичливой массы. Поэтому всё-таки хорошо, что её сейчас здесь нет. Уверен, она бы воспротивилась — и наказанию, и этому пререкательству.
Как бы её, за такое, не лишили доверия и не начали делать гадости. Положение у Силаны и так не самое прочное.
— Плевать, — едва слышно произнёс я. Несмотря на наплыв людей, я не верил, что дело дойдёт до насилия. У аристократов, конечно, сидели в голове бредовые представления о мире, но самоубийцами они точно не были.
Выпрямившись, я невольно покосился на культю, вздохнул и махнул Бейесу.
— Взвали старика на седло. Мы заберём его к лекарям. Думаю, обойдётся без мага, хватит бинтов и целебных отваров.
— Так точно, — ответил мой подчинённый и помог мне поднять лишившегося сознания слугу на лошадь.
— Его следует вернуть мне, как только целители закончат! — крикнул мне в спину Монтнар.
— Чтобы ты его снова избил? — коротко оглянулся я. — Нет, он к тебе не вернётся.
— Все нарушения монхарбского закона, который Логвуд и архонты обещали поддерживать всеми своими силами, не останутся незамеченными! — завизжал Илазий. — За всё заплатите! С процентами!
Сдерживаемая злоба полезла наружу, водная пощёчина — воду использовал из собственной фляжки, чтобы обойти анимагический амулет толстяка — разбила Монтнару губы и нос, сбив его с ног и заставив упасть на мёрзлую землю. Следующий шаг создал вокруг меня и советника маленький ров, который, словно остров окружил пятачок земли — сугубо для того, чтобы никто из окружающих нас людей не мог быстро оказаться рядом и помешать мне.
Плётка Илазия отлетела в сторону. Глаза аристократа наполнились ужасом — точно как у собачки, которая болталась в зубах у пса.
— Ты, наверное, думаешь, — прошипел я, склонившись над ним, — что я сейчас начну тебе рассказывать о том, в каком положении мы все находимся. Но совершенно очевидно, что это бесполезно. Ты — безмозглый отморозок, Монтнар, что бы там по этому поводу не говорила архонт Плейфан. Ещё раз меня доведёшь — я вскипячу твои кишки, не вытаскивая их из брюха, понял, свинья?
Глаза советника закатились, его сотрясла дрожь — мужчина потерял сознание. Воздух наполнился запахом мочи.
— Неудачно получилось, — пробормотал Бейес. — Но вместе с тем забавно. Будет что ребятам в лагере рассказать.
— Это уж точно, — хмыкнул я, хоть и не считал случившееся таким уж смешным поворотом событий.
У этого однозначно будет продолжение, которое может сильно мне не понравится, — обожгла неприятная мысль.
— Ну, зачем же так? — недовольно проговорил знакомый голос. Из толпы вынырнул сгорбленный старик-купец Геварди Нородон. — Наша очередная петиция и так уже разрослась, а теперь к списку жалоб добавится ещё и личное оскорбление. Эх, Изен-Изен…
Он, словно родной дед, попенял мне за излишне резкое поведение.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — влез Бейес. — Но лейтенант никогда не отличался кротким и всепрощающим нравом, а в бою, как волшебник, стóит пятерых колдунов, ведь не просто так носит титул Сокрушающего Меча Кохрана. Травма руки не играет для такого мага никакой роли, а вот злости добавляет изрядно. Поверьте, только высочайшая выдержка позволила лейтенанту ограничиться пощёчиной, а не разорвать тело советника Илазия Монтнара на куски своим излюбленным потоком кипятка под бешеным давлением. Тогда с неба до сих пор падали бы кусочки варёного фарша — на радость всем окрестным псам.
Нородон задумался и плотнее закутался в длинный плащ.
Бейес ехидно мне подмигнул.
— Лучше поспешим, сэр, — произнёс он.
Толпа на площадке сохраняла гробовое молчание и взорвалась криками лишь когда мы оба скрылись в проходе между шатрами.
Мы быстро перебирали ногами — нужно было дотащить бедолагу-слугу до лекарей, а потом ещё успеть на собрание Логвуда.
— Всё-таки меня поражает, как они упорствуют — верят, что мы переживём этот поход, — внезапно произнёс Бейес.
О, как. А я думал, что один сомневаюсь в успехе. Однако одно дело — обсуждать подобное с Маутнером или Логвудом, другое — с парнем, ниже меня по званию. Не положено вышестоящим сомневаться в успехе. Ой не положено!
— А в тебе нет такой веры, боец? — поинтересовался я.
— Нам не дойти до Магбура, сэр, — шмыгнул он носом и натянул на лицо дурацкую лыбу. — А эти кретины пишут петиции, жалобы — на тех самых людей, которые спасают им жизнь.
— Очень нужно поддерживать иллюзию порядка, Бейес. Во всех нас, — отвернулся я.
Соратник насмешливо скривился.
— Не заметил, как ты там проявлял сочувствие, лейтенант.
— Само собой, — хмыкнул я.
Мы покинули лагерь знати и вошли в хаос тропок между повозками с ранеными. Голоса вокруг сливались в немолчном хоре боли. Нутро болезненно сжало. Даже без регулярных налётов сайнадов ситуация не стала сильно лучше. Походный госпиталь — пусть и на колёсах — нёс в себе глубокое чувство страха, вопли отчаянной борьбы за жизнь и молчание смирения, поражения. Многочисленные утешительные покровы жизни здесь были сорваны, а под ними — раздробленные кости, внезапное осознание смерти, пульсирующее, как обнажённый нерв.
Эти понимание и откровение создавали посреди промёрзшей земли такую густую атмосферу, о какой жрецы могли только мечтать в своих храмах. Страх божий — это страх смерти. Там, где люди умирают, боги уже не стоя́т между ними и смертью. Там заканчивается благословенное заступничество. Они отступают назад, и ждут с другой стороны. Смотрят и ждут.
— Нужно было другой дорогой идти, — пробормотал Бейес.
— Даже если бы у нас не было раненого на лошади, боец, — заметил я, — было бы правильно пройти здесь.
— Зачем? Я уже выучил этот урок, — напряжённым тоном ответил он.
— Судя по сказанному сегодня, я бы предположил, что урок, который ты выучил, отличается от моего.
Парень вздрогнул, а потом поправил потёртую форму, пестрящую заплатками.
— Неужто тебя это место бодрит, Изен? — откровенно спросил он. — Ты, конечно, сам из категории целителей, но…
— Я бы сказал, что оно делает сильнее, хоть это и холодная сила, признаю. Забудь о жрецах, королях и богах. Вот что мы есть. Бесконечная борьба без прикрас. Исчезают идиллия, обман собственной важности, ложная скромность собственной незначительности. Даже когда мы сражаемся в глубоко личных битвах, мы едины. Здесь все равны, солдат. Это урок, и мне кажется, не случайно безумной толпе в золоте и бархате приходится идти вслед за этими повозками.
— Однако немного же этих кровоточащих откровений запятнали умы знати, — проворчал Бейес.
— Да ну? А я вот ощутил в них отчаяние.
Парень приметил проходящих целителей, отчего удалось передать бессознательное тело в их окровавленные руки.
— Изен, сегодня поможешь? — спросил один из них.
— Наплыв? — приподнял я бровь.
— Отравление — восемь человек, драки — пятеро, одно падение с лошади, одному мужику перебило пальцы тележным колесом. Двенадцать с ножевыми ранами. Двое с пулевыми. Разведчики притащили раненого — ужалила змея. Где они её откопали — хороший вопрос, ведь к холодам местные гадюки впадают в спячку.
— И это не считая тех, кто уже у нас лежал, — прервала его усталая женщина.
— Если на собрании не надают задач, то приду, — кивнул я. — В любом случае нужно будет культёй заняться.
На этом и порешили.
Солнце коснулось горизонта прямо перед нами, когда удалось наконец добраться до главного лагеря Первой армии. Лёгкий дымок от горящих костров позолоченной вуалью висел над строгими рядами палаток. Рядом два взвода выплёскивали незнамо откуда взявшуюся энергию, решив сыграть в мяч, где в роли последнего выступал кожаный подшлемник. Вокруг столпились крикливые болельщики. В воздухе звенел смех.
Мне вспомнились слова Маутнера, который говорил их ещё в Фирнадане: «Иногда нужно просто ухмыльнуться и плюнуть смерти в рожу». Солдаты сейчас делали именно это, выкладывались в пику собственной усталости, прекрасно зная, что издали, с многочисленных холмов, на них смотрят разведчики сайнадов.
До Дахабских гор оставался день пути, и закат полнился обещанием грядущей битвы.
У входа в командный шатёр Логвуда стояли на страже два пехотинца, и одного из стражей я узнал сразу.
Безымянная воительница, с которой я столкнулся ещё в Фирнадане, в решающем бою против генерала Иставальда, кивнула.
— Сокрушающий Меч, — произнесла женщина.
Было во взгляде её бесцветных глаз что-то такое — словно невидимая рука коснулась груди, — и я вдруг онемел, кивнул ей, а потом прошёл мимо.
— Ай да лейтенант, ещё одна попалась в твои сети, — пробормотал Бейес, как только мы оказались внутри шатра.
— Ни слова, солдат, — буркнул я, но не обернулся, чтобы суровым взглядом пронзить ухмылявшегося парня, несмотря на сильное желание. Нет уж, с той воительницей мы… всё уже решили. И вообще, что-то многовато женщин внезапно собралось вокруг. Даника, Силана, теперь вот эта… Я что, не среди отступающей колонны, которую регулярно терзают враги, а на балу, среди скучающей процессии имперских дворян?
— Неужто? — нашёл меня глазами капитан. — Хорошая работа Бейес, а теперь более не задерживаю.
Намёк прозвучал весьма явно, отчего боец заворчал и выбрался наружу.
Я шагнул к собранию ближе, осматривая народ.
Логвуд стоял у центральной опоры шатра, выглядел он мрачно. Эдли и Лодж с одинаково хмурыми лицами сидели рядом на походных стульях. Маутнер стоял неподалёку, скрестив руки на груди. Рядом с ним возвышался Гаюс. Вождь Торкон и маг Вешлер — закутавшийся в меховой плащ, — стояли в тени у дальней стенки шатра. Гралкий Дуф, как бедный родственник, примостился с краю. Атмосфера была напряжённая и давящая.
Бригадир Райнаб Лодж откашлялся.
— Вешлер рассказал, что Зилгард применил ритуал «чтения земли», что бы это ни значило, — поведал он. — Благодаря ему маг узнал, что сион, который помог на вылазке против ожившего сайнадского мертвеца, всё ещё где-то неподалёку. Зилгард вывел нашу разведку на его следы. Патруль всадников врага был вырезан подчистую: имперские ножи. Часть демонстративно оставили, потому что если бы убийцу спугнули, то тела достались бы сайнадам, которые раздели бы своих, забрав всё имущество. Но нет, трупы продолжили лежать во всём великолепии на поживу падальщикам. С ножами внутри. Выходит, либо их огромный запас, либо это знак. Для нас.
— Но к нам этот «союзник» не вышел, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс я.
— Именно, — Лодж пожал плечами.
— Этот ритуал требует очень большой практики. Получить ответы — как читать следы на земле. Нужен опыт и знания, — слабо шевельнулся Вешлер, похожий в своём плаще на чёрную ворону, сидящую на заборе. — Та же Империя или Сайнадское царство не обучают такому своих колдунов — что-то получаться начинает только к концу их жизни. Очень непрактично.
Я посмотрел на него более пристально. Парень улыбнулся.
— Мало точной информации, — поведал клановый волшебник. — Или Зилгард не сумел в должной мере её интерпретировать.
Очередной тычок мне по носу. Напоминание, что мир сложнее, чем я думал. Ритуал чтения земли! Что это? Ответы появляются в голове? Или нечто, похожее на некромантию с её возможностью изучить память недавно умерших?
— Если этот сион не выходит на связь, значит есть резоны, — сказал Гаюс. — Если судить по имперским ножам, то скорее всего это кто-то из выживших после фирнаданской бойни.
— Тогда почему он не сбежал с остальными? — спросил генерал Эдли. — В чём логика?
— Есть что-то, чего мы не знаем, — громко вздохнул Маутнер. — И имперский сион, причём весьма умелый, который бродит рядом, тому свидетель. Может у него индивидуальное задание от Дэсарандеса?
Теперь понятно, почему Логвуд столь мрачен.
На долгое время шатёр погрузился в тишину.
— Ну хорошо, а теперь давайте о серьёзном, — прервал молчание Лодж, вытянув ноги. — Младший воевода Пилекс Зарни нагонит нас возле Дахабских гор. Это факт. Слишком крутой подъём и слишком узкие тропы. Безусловно мы сможем хорошо закрепиться и попробовать отбросить его, но в таком случае беженцев нужно будет бросить им на поживу.
— Не вариант, — буркнул бородатый вождь Торкон. — Слишком много мы с ними провозились, чтобы бросать теперь.
— Никто и не собирается, — фыркнул Гаюс. — Так… прикидываем возможности.
— А возможность одна — закрепиться у подножия и ждать, пока беженцы взберутся в гору по единственной нормальной дороге, — отрезал Эдли. — Понятно, что нужно будет каким-то чудом сдержать превосходящую нас по меньшей мере в пять раз армию, но выбора всё равно нет.
— Там должен подойти генерал Хельмуд Дэйчер. Он давно опередил нас, собирая людей по крупицам — то тут, то там, — пояснил Лодж. — Связь мы держали регулярно, а потому о нашем положении он знает. А вот сайнады о нём — вряд ли. Слишком уж далеко Дэйчер успел уйти.
— Его возвращение окажется для Зарни как снег на голову, — пробормотал Гаюс.
— Чёрные Полосы не будут прикрывать отступление беженцев по горам, — сухо сказал Логвуд, обрывая прежнюю тему и начиная новую. — Как и Дикие Гуси, и остальные элитные отряды. Ваша задача — ударить ослабших и уставших противников, отбросив их в самом конце. Нам нужно продержаться порядка двух дней, пока пятьдесят тысяч беженцев поднимутся в горы. И когда пехота сломается — а она сломается — на передовую выйдете вы. Последний заслон.
Я покосился на капитана. Маутнер не слишком весело ухмыльнулся.
— Мы снова подтвердили, что являемся лучшими из лучших, лейтенант, — произнёс он.
— Троица всемогущая, надеюсь мы не будем просто стоять, сомкнув ряды, и дожидаться, пока сайнадская конница раздерёт нас на части? — почесав затылок культёй, пробормотал я.
— Укрепимся, — отрезал Маутнер. — Создадим такую полосу препятствий, которую сайнадские псы не смогут и за неделю перейти. Сапёры помогут. Маги руны нарисуют. Если всё пройдёт по плану, не придётся даже мечи тупить.
— Ладно, думаю детали будем решать уже на местности, увидев всё своими глазами, — кивнул я ему, ведь всё уже было решено. После этого я шагнул вперёд и обратился напрямую к коменданту. — Возвращать слуг знати было ошибкой. Похоже, аристократы решили, что вы не заберёте их обратно, если они не смогут стоять на ногах.
Тольбус нахмурился, но слово взял Дирас Эдли.
— Эти слуги себя хорошо показали на Верденской переправе. Они только щиты держали, конечно, но удержали.
— У тебя ещё остался их свиток с требованием компенсации? — спросил Логвуд.
— Да, — кивнул Эдли.
— И эта компенсация была рассчитана, исходя из стоимости каждого слуги в деньгах? — брови коменданта опасно сблизились.
Дирас снова кивнул.
— Тогда забери слуг и заплати за них полную цену. Золотыми стандартами, — постановил Тольбус.
— Однако… — удивился Гаюс, — столько золота тяжеловато будет нести аристократам.
— Лучше им, чем нам, — процедил Логвуд.
Маутнер откашлялся.
— Деньги-то пойдут из солдатского жалованья, да? — проникновенно поинтересовался он.
— Нанв, расколотый или единый, всегда платит свои долги, — прорычал Логвуд.
В этом заявлении прозвучал отзвук будущих событий, и наступившее молчание подсказало, что не только я это понял.
* * *
Примечание автора: понравилась глава? Не забудь поставить лайк вот здесь и конечно же буду ждать твой комментарий :))