Genshin. ТК. Глава 39. Филиппе
19к символов
* * *
Доверившись загадочному посланию от неизвестного, которого я мысленно окрестил «Призраком Оперы», я оказался в странном и довольно тревожном месте.
За стеной дамской комнаты открылся узкий, низкий коридор, повторяющий внешний, но расположенный ниже — потолок, покрытый потрескавшейся штукатуркой и слоем пыли, едва достигал уровня пола туалета, заставляя меня слегка пригнуться. Стены из грубого серого гранита сочились сыростью, тонкие струйки воды поблёскивали в тусклом свете синих светильников, вделанных в потолок. Их холодное, призрачное свечение создавало зыбкий полумрак, в котором тени дрожали на пыльных углах, а паутина свисала, словно забытые декорации. Запах плесени, ржавого металла и чего-то неуловимого, будто дыхание старого здания, пропитывал воздух. Это были тайные закулисы театра Эпиклез — заброшенный лабиринт, о котором, судя по пыли под ногами, давно никто не знал.
Справа коридор утопал в кромешной тьме, где светильники отсутствовали, а мрак казался осязаемым. Слева синие огоньки у стен выстраивались в цепочку, словно указатели в старой видеоигре, маня вперёд. Времени размышлять не было — сердце колотилось, подгоняемое тревогой за Флорин.
Сжимая короткий ледяной клинок, созданный на ходу, я бросился за светом. Его поверхность сверкала в синем полумраке, отбрасывая резкие блики, а холод оружия успокаивал нервы. Пробежка заняла минуту, взгляд цеплял узкие боковые проходы, уходящие в темноту, и ржавые трубы с зеленоватым налётом, из которых доносилось журчание воды.
Коридор закончился узкой каменной лестницей, ведущей влево и вверх. Ступени, стёртые временем, были скользкими от сырости, а ржавые перила — холодными и липкими. Поднявшись, я оказался в роскошной гостевой зале, предназначенной для высокопоставленных гостей. В центре стоял чёрный рояль, его полированная поверхность отражала тусклый свет. Вокруг — мягкие диваны, обитые тёмно-бордовым бархатом, с резными подлокотниками, украшенными лилиями и морскими волнами. Дубовые шкафы в углах хранили старинные книги и хрустальные бокалы, поблёскивающие в полумраке. Узкое витражное окно с переплетёнными виноградными лозами пропускало лунный свет, но главным источником света были парящие пузыри.
Они, голубоватые и призрачные, возникали из ниоткуда — у рояля, вдоль стен, у диванов — и медленно поднимались к потолку, растворяясь с лёгким хлопком. У массивной деревянной двери с бронзовыми ручками пузыри кучковались, словно запечатывая её невидимой магией, создавая иллюзию подводного мира.
Красота сцены быстро сменилась ужасом, когда я заметил тела на полу.
Флорин лежала у рояля, свернувшись на боку, её светлые волосы разметались по паркету. Руки и ноги были стянуты тонкой, почти прозрачной нитью, похожей на паутину. Она дышала ровно, но была без сознания, бледная, с лёгкими следами на запястьях. Рядом валялась женщина в чёрном платье, её тёмные волосы растрепались. У окна лежал мужчина в тёмном плаще и маске, закрывающей пол-лица, его грудь едва вздымалась. Рядом поблёскивал кинжал. Жутче всего был жандарм у стены за роялём: без головы, в луже тёмной крови, с ошмётками черепа и плоти, разбросанными по деревянным панелям. Кровь стекала, оставляя липкие потёки, а запах железа и смерти смешивался с сыростью, вызывая тошноту.
Мелькнула мысль прикончить женщину в чёрном платье и мужчину в маске прямо на месте — быстрый удар ледяным клинком, и никаких свидетелей. Но холодный рассудок остановил: будущее расследование могло обернуться против меня, а Крукабена, эта ебучая паучиха, с радостью использовала бы лишние трупы, чтобы обвинить меня во всех грехах. Была у меня некоторая уверенность, что она приложила руку к этому делу. Убивать их было слишком рискованно, особенно в театре, где каждый шаг мог быть под взглядом.
А громкий удар в дверь окончательно выбил эти мысли из головы. Пузыри, облепившие массивную деревянную дверь, задрожали, но держались крепко, словно удерживаемые невидимой магией. Проверять их прочность я не стал — времени не было.
Схватив Флорин, словно бесценное сокровище, я прижал её к груди. Она была лёгкой, почти невесомой, её слабое дыхание едва касалось моей шеи, а светлые волосы мягко скользили по моему плечу. Я бросился к лестнице, ведущей в «закулисье», но краем глаза заметил движение за окном. Ноги сами замедлились, и я, не удержавшись, подошёл к узкому витражному окну. За рекой, вдали, раскинулась столица Кур-де-Фонтейн — её белокаменные стены и шпили, обычно сияющие чистотой, теперь озарялись зловещими алыми всполохами. Густые столбы чёрного дыма поднимались к небу, а далёкий гул, похожий на рёв толпы или бой барабанов, доносился даже сюда. Огонь лизал здания, отражаясь в тёмных водах реки, и сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Что, блять, происходит там?..
Проклятье вырвалось шёпотом, но стоять столбом было нельзя.
С Флорин на руках я рванул к лестнице в «закулисье». Едва мы ступили на каменные ступени, за спиной вспыхнуло голубоватое свечение, и тяжёлая каменная стена, возникшая прямо из воздуха, закрыла проход, отрезая нас от комнаты и любых преследователей.
Мы оказались в относительной безопасности, но я не расслаблялся.
Как и прежде, голубые огоньки зажглись в проходе, указывая путь. Я двинулся за ними, но вскоре Призрак повёл меня куда-то влево, ещё ниже, в тёмное подземелье театра. Сомнения кольнули: стоит ли так слепо доверять? Но, с другой стороны, этот невидимый союзник уже дважды спас меня и Флорин, и, если бы хотел навредить, давно бы это сделал. С Флорин, всё ещё без сознания, на руках я стал спускаться в тайные катакомбы. Её слабое, но ровное дыхание успокаивало — лучше, что она спит, меньше паники. Главное, она была жива и со мной, и это придавало сил.
Коридоры под театром оказались шире и запутаннее, словно остатки древнего замка. Пол устилали ветхие ковры, порванные и выцветшие, с узорами морских волн, едва различимыми под слоем пыли. Стены украшали потускневшие картины в треснувших рамах — сцены рыцарей, сражающихся с морскими чудовищами, и бурь, разрывающих корабли. Закрытые двери из тёмного дерева, покрытые пылью и паутиной, намекали на заброшенные залы, где не ступала нога человека десятилетиями.
Если бы не тревога за Флорин и хаос в столице, я бы с удовольствием бродил здесь, изучая этот подземный мир, как этакий данж. Но сейчас каждый шаг был напряжённым, а мысли метались: куда ведёт Призрак? К безопасному укрытию? К столице через тайные ходы? Или к себе, чтобы объясниться? Огоньки, к слову, не были из пламени — они состояли из воды и пара, изящно имитируя мерцание факелов, их голубое сияние отражалось на влажных стенах, создавая призрачные блики.
За очередным поворотом и несколькими спусками по узким лестницам огоньки привели к приоткрытым массивным дверям, чьи бронзовые петли покрывала ржавчина. За ними открылся небольшой зал — уютная гостиная с группой бархатных диванов и круглым столиком в центре, на котором стоял одинокий хрустальный бокал, поблёскивающий в тусклом свете водяных огоньков. Остальные углы зала тонули в темноте, а воздух был прохладным, с лёгким запахом морской соли.
Я осторожно прошёл внутрь, настороженно оглядываясь, и аккуратно положил Флорин на мягкий диван, обитый тёмно-синим бархатом. Её лицо, бледное, но спокойное, казалось почти мирным во сне, и я на миг замер, проверяя её дыхание. Убедившись, что она в порядке, я выпрямился, сжимая новосозданный ледяной клинок, и приготовился к любому подвоху, ожидая следующего шага от Призрака. Он не заставил ждать.
Напротив диванов тяжёлый бархатный занавес, пропитанный пылью, медленно разъехался с тихим шорохом, заливая зал мягким синим светом. За ним открылось огромное панорамное окно, за которым расстилался подводный мир — тёмные воды, пронизанные лунным светом, где тени рыб скользили среди колышущихся водорослей, а далёкие пузырьки поднимались к невидимой поверхности. Мы были ниже уровня моря, и эта красота, завораживающая и почти нереальная, заставила сердце замереть.
Но подвох, как и в той комнате, не заставил себя ждать.
Напротив окна, в роскошном кресле, почти троне, обитом голубым шёлком с золотыми узорами, сидела Фурина де Фонтейн, Гидро Архонт собственной персоной. Её синий фрак и шляпка, украшенная тонким пером, были такими же, как в тот день, когда я видел её в столице. Она сидела спиной ко мне, в одной руке — серебряный фужер, поблёскивающий в свете, в другой — лист бумаги, который она небрежно держала между пальцами.
Через миг она заговорила, её голос, мелодичный, но с лёгкой ироничной насмешкой, разнёсся по залу, читая строки с листа:
— «О, Фурина, чьи воды жгут мне кровь, твой взгляд — прилив, что в пропасть сердце рвёт.
Целуй меня, пока горит любовь, пусть губы в страсти плоть мою сожгут. Твои изгибы — грех, что манит в ночь, в объятьях волн хочу я утонуть».
Каждая строка, пропитанная страстью и почти непристойным вожделением, звучала с её губ с лёгкой издёвкой, будто она забавлялась, играя с чувствами автора. С моими чувствами, между прочим. Н-да, не так я представлял раскрытие своей творческой личности перед богиней…
— Хм, — Фурина слегка наклонила голову, всё ещё сидя спиной ко мне, её шляпка с пером качнулась, отбрасывая тень на бархат кресла. — Отправляя мне эти… пылкие строки, какую цель ты преследовал, Алхимик? Неужели искреннюю страсть, нашедшую столь… пикантный выход?
Её тон был добродушным, но с лёгкой издёвкой, а интерес в её голосе был неподдельным, словно она проверяла меня на прочность. Она наслаждалась моментом, и я понял, что интригу нужно накалять. Это был мой ход, и отступать было нельзя.
— Ну, все мы живём один раз, и этот раз стоит использовать по максимуму, на мой скромный взгляд, — улыбнулся я, решив идти ва-банк. — Прошлую свою жизнь я потратил впустую, серо и скучно. Теперь, в этом новом мире, я хочу жить ярче, дерзко, и да — в любви богини, чьё сердце я намерен украсть.
Только после этих слов Фурина медленно повернулась ко мне, её синий фрак колыхнулся, а глаза, блестящие, как морская гладь под луной, впились в меня с игривым интересом. Её губы изогнулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке, но в ней читалось нечто большее — любопытство, смешанное с вызовом.
— О как, — произнесла она, удивлённо вскинув бровь. — Хочешь окутать моё сердце ещё большей интригой, Филиппе? Признаю, у тебя это получается. Но слова — лишь слова, а твои стихи… скажем так, обещали непозволительно много. Удиви меня. Докажи, что твоя болтовня о прошлой жизни — не красивый блеф, чтобы сбить богиню с толку.
Сердце застучало быстрее, но я умел держать себя в руках.
— Хах. Рад, что мои стихи пришлись вам по душе и нашли отклик в сердце, — я чуть склонил голову, снимая с шеи Глаз Бога и держа его в руке, чтобы подчеркнуть свою уникальность. Его грани тускло поблёскивали в свете водяных огоньков, отбрасывая голубые блики на стены. — А что до моего прошлого, это долгая история, которую я хотел бы растянуть на наши будущие… встречи. Нельзя же вываливать всё сразу, особенно сейчас, когда в театре и за его пределами творится чёрт знает что.
Фурина прищурилась, её взгляд стал острее, но уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке, словно она оценивала мою дерзость.
— То, что происходит снаружи, сейчас не твоя забота, — отрезала она, но её тон смягчился, будто она нарочно дразнила. — Ты и Флорин в полной безопасности. Но я вижу, ты снял Глаз Бога. И, очевидно, не просто так.
— Пока что я могу позволить себе снять лишь этот артефакт, чтобы показать его вам, — ответил я, протягивая руку с Глазом Бога, чей холодный металл приятно оттягивал ладонь. — Это одно из ключевых доказательств моих слов.
Невидимая сила, словно лёгкий морской бриз, подхватила артефакт, и он плавно переместился к Фурине. Она отложила серебряный фужер и лист со стихами на резной столик рядом, где они поблёскивали в полумраке, и принялась внимательно разглядывать Глаз, поворачивая его в тонких пальцах, украшенных тонкими белыми перчатками. Её глаза сузились, а губы изогнулись в задумчивой улыбке, словно она разгадывала древнюю головоломку.
— Хм, — она тихо хмыкнула, её голос был почти шёпотом, но в нём чувствовалась искренняя интрига. — Признаться, я думала, ты просто искусно поддерживаешь интригу, чтобы впечатлить меня. Но, держа этот Глаз Бога в руках, я чувствую… нечто необычное. Пожалуй, я не прогадала, решив встретиться с тайным воздыхателем, который в своих фантазиях только и ждёт, как бы овладеть одинокой богиней и вкусить её губ, хах, — она рассмеялась, мягко, но с лёгкой насмешкой, сбрасывая маску божественного величия. — Хорошо, Филиппе. Я люблю интриги, а ты — прямо-таки ходячая загадка. Но моё сердце не так просто украсть. Одних стихов, даже таких… откровенных, будет мало.
— В интригах вы мастер, — заметил я, чувствуя, как азарт разгорается всё сильнее, а её смех только подливал масла в огонь.
Фурина довольно хмыкнула, её глаза сверкнули, словно отражение звёзд на тёмной воде.
— Но они меня не пугают, как и возможность пригласить богиню на свидание, — продолжил я, шагнув чуть ближе, ощущая, как воздух между нами сгущается от напряжения. — Я готов на всё, чтобы ваше сердце билось только для меня.
— Хм. Самоуверенности тебе не занимать, Филиппе, — Фурина слегка наклонила голову, её голос, пропитанный ироничной насмешкой, звучал как мелодия с острыми аккордами, а взгляд, острый и проницательный, словно шахматист перед решающим ходом, впился в меня. — Это меня интригует. Ты дерзок, и это… забавляет. Но у меня есть предложение. Мне нужно доверенное лицо — кто-то независимый, преданный только мне, вне сетей моего окружения. Человек, способный выполнить задачи, которые я не могу поручить никому другому. Я искала такого давно, и все они провалились… до этой ночи, когда ты, с твоими стихами и загадками, явился сюда. Считай это судьбой или испытанием — мне всё равно. Готов ли ты стать тем, кого я ищу?
Её слова, произнесённые с лёгкой насмешкой, но с подспудной серьёзностью, были как вызов, брошенный на стол, словно карта в игре. Она сидела в кресле, вертя Глаз Бога, её пальцы слегка касались его граней, будто она читала мою суть через этот артефакт.
— Хотите, чтобы я стал вашим… рыцарем? — спросил я, приподняв бровь, чувствуя, как в груди разгорается смесь азарта и любопытства. Её предложение звучало как сделка с дьяволом, но в этом мире богиня передо мной была куда опаснее. — Лично вашим, без оглядки на других? Это ведь не просто поручения, верно? Здесь есть подвох, леди Фурина.
— О, ты уже улавливаешь суть, — она хмыкнула, её тон стал чуть мягче, но с оттенком лукавства, словно она наслаждалась моей проницательностью. — Именно, лично моим. Я предлагаю связь, Филиппе: ты выполняешь мои задачи и просьбы — те, что требуют не только силы, но и хитрости, смелости, а может, и той самой дерзости, что в твоих стихах. Взамен я помогу тебе — с твоими врагами, с твоими тайнами, которые, судя по этим… страстным строкам, глубже, чем ты показываешь. А по пути… — она сделала паузу, её губы изогнулись в едва заметной улыбке, — Кто знает? Может, твои фантазии о божественной любви станут чем-то большим, если ты не струсишь. Это не просто план, это танец — рискованный, но захватывающий. Согласен ли ты на первый шаг, или твои слова о любви к богине — лишь пустой звук?
Жирнючее предложение, за которым, безусловно, куча нюансов — скрытых ловушек, недосказанных обещаний и опасных игр. Но жизнь в этом мире, где магия и интриги сплетаются, как нити в паутине Крукабены, и состоит из таких нюансов.
Я ухмыльнулся, чувствуя, как адреналин смешивается с предвкушением чего-то грандиозного, будто я поставил всё на кон в игре с самой богиней.
— Командная работа и взаимопомощь? — хмыкнул я, глядя Архонту прямо в глаза, где мерцали искры любопытства и лёгкой насмешки. — Звучит заманчиво, леди Фурина, но, признайтесь, вы выбрали меня не случайно. Какую игру вы ведёте? Я в деле, но хотел бы понять, на что подписываюсь.
— Супер! — неожиданно вырвалось у Фурины, и она вскочила с кресла, на миг утратив божественную сдержанность.
Её шляпка с тонким пером качнулась, а синий фрак колыхнулся, отражая свет водяных огоньков. Она тут же кашлянула, возвращая царственную осанку.
— Кхм, то есть, я рада, что мы нашли общий язык, Филиппе. Ты прав, я не выбираю союзников случайно. Ты — загадка, и мне любопытно её разгадать. Твоя дерзость, твои стихи, твои интриги… они говорят о тебе больше, чем ты думаешь…
Богиня окинула взглядом зал.
— Эту ночь ты с Флорин проведёшь здесь — мои водные огоньки обеспечат вашу безопасность. Под утро они выведут вас через тайные коридоры прямиком к Кур-де-Фонтейну. А твой Глаз Бога… — она подняла артефакт, её пальцы сжали его, и в её глазах мелькнула искра интереса. — Я верну его через пару дней, но уже улучшенным. Как Архонт, я могу усилить его связь со своей силой, и, поверь, результат тебя поразит. Это будет наш маленький… контракт.
Она направилась к массивным дверям, её шаги отдавались лёгким эхом по каменному полу, а синий фрак струился за ней, словно морская пена. Но я не мог отпустить её без ответа на главный вопрос, терзавший меня.
— Я тоже рад нашему соглашению, — сказал я, сделав шаг вперёд, мой голос стал твёрже. — Но раз мы теперь… партнёры, не могли бы вы пролить свет? Что за чертовщина творится в театре? И что за хаос в столице? Я видел дым, огонь, слышал гул. Это ведь не случайность?
Богиня замерла у дверей, её фигура напряглась, и в её взгляде, когда она обернулась, мелькнула тень усталости, будто груз божественной ответственности на миг проступил сквозь маску игривой уверенности.
— Хаос, Филиппе, настоящий хаос, — ответила она, её голос стал холоднее, как сталь, но с горькой ноткой, словно она сама искала ответы. — В театре… те, кого ты видел, лишь пешки в куда большей игре. Я устранила часть угрозы и собираюсь сейчас вопрос закрыть, но корень глубже, и я пока не вижу всей картины. А столица… — она сделала паузу, её взгляд скользнул к панорамному окну, где тёмные воды переливались под лунным светом. — Там бушует буря, и не только из огня и дыма. Но это не твоя забота — пока. Отдыхай, сохраняй ясный разум. Мысли, знаешь ли, имеют свойство материализоваться в самый неподходящий момент.
Она обернулась, её губы изогнулись в лёгкой, почти дразнящей улыбке.
— О моих успехах — и о том, как мы продолжим нашу… интригу — расскажу при следующей встрече, Филиппе. Не скучай. Скоро будет очень весело.
Фурина вышла, и тяжёлые двери зала закрылись за ней с глухим стуком, оставляя меня в тишине, нарушаемой лишь слабым дыханием Флорин и далёким гулом подводного мира за панорамным окном. Водяные огоньки мерцали, отбрасывая голубые блики на стены, а я стоял, всё ещё сжимая ледяной клинок в правой руке, пытаясь осмыслить, во что ввязался. Сделка с богиней, хаос в столице, враги в театре — и где-то там, в тени, Крукабена плетёт свои сети. Это был лишь первый ход, но я чувствовал, что ставка в этой игре куда выше, чем я мог представить.
