Глава 1.
Скрип ржавого замка разрезал тяжёлую тишину, и следом проскрипел хриплый голос, пропитанный таким презрением, что по коже пробежали мурашки:
— Накормите их, пусть хоть до утра доживут!
Слова повисли в спёртом воздухе, смешавшись с тихими, подавленными всхлипами, доносившимися из темноты.
«Кто это? Кто говорит?» — пронеслось в моём затуманенном сознании.
Голова гудела, словно после долгой беспробудной пьянки.
«Неужели я настолько напился, что отрубился где-то на улице?» Я с трудом разлепил веки. Густая, почти осязаемая темнота обволакивала всё вокруг. Лишь тусклые мерцающие отблески масляных фонарей за массивными железными прутьями отбрасывали на сырые каменные стены прыгающие, неясные тени.
«Что за чертовщина?» Сердце забилось чаще, гулко отдаваясь в висках, предчувствуя нечто ужасное. Я резко поднялся на локтях, зажмуриваясь от внезапной тошноты.
А когда осмотрелся, кровь буквально отхлынула от лица.
Ничего знакомого. Абсолютно ничего.
Могучие железные прутья делили пространство на тесные клетки, словно в зверинце для самых жалких тварей. Подо мной — не постель, а холодный, влажный каменный пол, пронизывающий тело ледяным ознобом. Внутри этих мрачных каменных ящиков, за решётками, кучки оборванных детей жались друг к другу, пытаясь согреться скудным теплом. Их широкие испуганные глаза светились в полумраке немым, животным страхом.
Воздух был густым и зловонным — смесью немытого пота, гнили и чего-то ещё, невыразимо гнетущего, как запах безнадёжности.
«Что за…» — мысль оборвалась сама собой.
Я машинально посмотрел вниз.
Не мои руки. Не мои грубые ладони сорокалетнего замученного продажника. Передо мной были маленькие, слишком мягкие и чистые детские руки.
Паника, горячая и липкая, накатила волной, сжимая горло комом.
«Я… что, ребёнок?!» Если это не сон — а всё вокруг ощущалось слишком реально, — то всё пошло наперекосяк самым чудовищным образом. А острый, жгучий голод, глодавший пустоту в животе, ясно давал понять: это не сон.
Каждое движение отзывалось слабостью в мышцах, будто после долгой болезни.
«Какого…» Я опустил руки и горько усмехнулся, но звук вышел лишь сиплым хрипом. Повалился на спину, уставившись в потолок, скрытый глубокими тенями.
Осознание накрыло меня ледяной, беспощадной ясностью:
Я попал в другой мир.
Не в метафорический, не в переносном смысле — в самый что ни на есть буквальный.
Борясь с тошнотой от голода и накатывающего отчаяния, я зажмурился, пытаясь покопаться в памяти этого маленького, чуждого тела.
Пустота.
Ничего, кроме темноты и примитивного, детского страха.
«Мой дом! Мои деньги! Моя машина!» Мысль пронзила меня, острая и в этой ситуации почти нелепая.
Я знал о концепции перемещения в другие миры — в прошлой жизни, работая в продажах, чтение лёгких романов было моим единственным побегом от рутины. Порой я даже завидовал персонажам, попадавшим в фантастические миры.
Но теперь, когда это случилось со мной, это оказалось самым настоящим кошмаром.
«Хотя бы дали потратить все те деньги, что я заработал!» Одна мысль о банковском счёте заставляла сердце сжиматься от тоски.
Но я был человеком, хлебнувшим тягот жизни. Я знал, когда нужно принять реальность, какой бы абсурдной она ни была.
Такой поворот судьбы не был тем, с чем можно бороться кулаками или криками.
С этой мыслью внутренняя буря немного улеглась, сменившись холодным спокойствием инстинкта выживания.
«Ну, хотя бы воспоминания остались. Если бы и их потерял, было бы совсем невесело.» В прошлой жизни я заработал репутацию хорошего продажника, способного улыбаться в лицо самым требовательным клиентам. Этот стальной стержень внутри — умение анализировать, приспосабливаться и не сдаваться — был моим главным оружием. Оно должно помочь и здесь.
Немного успокоив дыхание, я перебрал всё, что успел заметить.
Глухая камера, высеченная в скале. Сырой, ледяной пол. Густой, зловонный воздух. Измождённые, оборванные дети с потухшими глазами.
Вся картина дышала жестокостью и безысходностью.
Единственный логичный вывод — это место находилось глубоко под землёй. И, судя по тому, что всех нас держали здесь против воли, это была тюрьма какой-то могущественной и беспощадной организации.
Пока я пытался собрать мысли воедино, раздался резкий лязг железа.
Я вздрогнул, сердце ёкнуло от страха.
«Боже, вы что, призраки, чтобы ходить без звука?» В тусклом свете фонарей я увидел хмурого мужчину средних лет в потрёпанном сером жилете и грязной рубахе, похожей на мешковину. В руке он сжимал толстую деревянную палку, которой методично бил по прутьям клеток.
Но больше всего меня поразило: на его лбу была повязка с металлической пластиной, на которой был выгравирован странный символ — то ли капля, то ли завиток.
Мужчина, не говоря ни слова, швырнул в клетки пригоршни чёрных глянцевых шариков размером с горошину. Они рассыпались по полу с сухим стуком.
Я лежал близко к прутьям. Преодолевая слабость, подобрал один шарик и сжал в кулаке.
«Странная одежда… и почему-то знакомая.» И тут меня осенило.
В голове, словно удар молнии, вспыхнуло название — Наруто.
Леденящий шок парализовал меня.
Голос, который я слышал перед пробуждением, — гортанный, резкий, точь-в-точь как в аниме, которое я иногда смотрел.
А металлическая пластина на лбу… разве это не наголовник шиноби? Знак деревни?
«Нет, нет, нет! Может, это просто сумасшедший, который фанатеет от ниндзя?» Я отчаянно пытался убедить себя, но сердце бешено колотилось.
В клетке поднялась суматоха. Дети, как голодные псы, бросились подбирать шарики. Те, кто успел схватить, жадно засовывали их в рот, не жуя, и снова бросались в драку.
Я заметил, что многие, несмотря на юный возраст — лет семь-восемь, — прятали шарики за пазуху или сжимали в кулаках, озираясь с хищной настороженностью.
Те, кому не досталось, смотрели на остальных с жадностью, граничащей с безумием.
Несколько пар глаз — холодных, лишённых детской наивности — уставились на шарик в моей руке.
Тихий звук жевания раздался рядом. Этого мгновения хватило — я сунул шарик в рот и с трудом проглотил.
Эффект наступил почти сразу: жгучий голод утих, сменившись странной сытостью.
На вкус это было отвратительно — как комок глины с пеплом и горечью, — но один шарик действительно заменял приём пищи.
Я отполз в угол, прислонился к холодной стене и закрыл глаза, отчаянно пытаясь вспомнить что-то полезное о мире Наруто.
Знания были обрывочными, перемешанными с мемами и случайными сценами.
«Чёрт, ну почему я нормально не изучил сюжет?» С горькой иронией я прошептал в темноту:
— Во имя силы юности…
Ирония была пугающей. Я оказался в мире, где детство измерялось не годами игр, а количеством выжитых миссий.
Свет фонарей за решёткой потускнел. Я закрыл глаза, погружаясь в тяжёлый сон, где смешались образы офисных бумаг, графиков продаж и окровавленных кунаев, летящих в темноту.
⁂
Спустя неизвестное время — я, провалившийся в беспамятное забытьё, был грубо вырван из него оглушительными, яростными ударами по прутьям моей клетки. Грохот железа эхом раскатился по сырой пещере, будя всех. За решёткой, в неровном свете факелов, держимых его спутниками, стоял тот самый хмурый мужчина в жилете, лицо перекошено злобой и нетерпением.
Рядом с ним — сутулый старик в грязном белом халате, похожем на лабораторный, но испачканном чем-то тёмным и засохшим. За ними теснились четверо или пятеро мужчин в похожей на униформу одежде, с такими же металлическими пластинами-наголовниками на лбах. Их лица были бесстрастны, как маски, глаза пусты и безжизненны. Мужчина яростно колотил своей толстой палкой по прутьям, сотрясая всю конструкцию клетки.
— Подъём, отродье! Встать у решётки! Быстро!
Его рёв, хриплый и злобный, заставил вздрогнуть даже спящих вдалеке.
Дети в лохмотьях испуганно вскакивали, потирая заспанные глаза, и инстинктивно сбивались в кучу, как перепуганные ягнята перед неминуемой волчьей стаей. Я вскочил на ноги, мгновенно пришёл в себя от выброса адреналина.
Я опустил голову, стараясь казаться меньше, незаметнее, и затерялся в толпе других детей, лишь краем глаза наблюдая за людьми за решёткой. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.
Пронзительный, противный звук ржавых петель разрезал воздух, и тяжёлая железная дверь клетки со стоном распахнулась.
— Выходите, все! Шевелитесь! Кто задержится — получит палкой!
Мужчина продолжал яростно стучать палкой по открытой двери, производя оглушительный грохот, подгоняя нас, как скот.
Я старался держаться в середине толпы. Под крики, угрозы и грубые толчки охранников, дети, подталкиваемые палками и кулаками, потянулись за стариком в белом халате в узкий, низкий коридор, уходящий в непроглядную, зловещую темноту. Камни стен были влажными, скользкими на ощупь, воздух стал ещё тяжелее, гуще, пропитанный запахом старой плесени, сырости и чего-то металлического, знакомого и пугающего — запахом крови.
Мы вышли в огромную подземную пещеру, чьи своды терялись в непроглядной темноте где-то высоко над головой. С потолка монотонно капала вода, её мерный стук лишь подчёркивал гнетущую, зловещую тишину. В центре пещеры возвышалась массивная каменная платформа, похожая на древний алтарь для жертвоприношений. Её поверхность была испещрена тёмно-красными, почти чёрными пятнами, въевшимися глубоко в камень, как будто они были частью его структуры. Воздух здесь был густым и пропитанным знакомым, тошнотворным запахом — запахом старой, засохшей крови и свежего, леденящего страха. Сама атмосфера дышала немой жестокостью и смертью, витавшей здесь веками.
Перед платформой, спиной к нам, вновь прибывшим, стояла высокая, прямая фигура, закутанная в тёмный, ниспадающий складками плащ с капюшоном, наброшенным так глубоко, что лица не было видно вовсе. Руки в чёрных, плотных перчатках были заложены за спину. Он стоял совершенно неподвижно, созерцая кровавый каменный выступ, как будто размышляя о чём-то важном и страшном.
— Хасану-сама. — раздался почтительный, дрожащий шёпот позади меня.
Один из ниндзя, сопровождавший старика, преклонил колено, склонив голову до земли перед закутанной фигурой. Его голос дрожал не от страха, а от какого-то болезненного благоговения и фанатизма.
— Жертвы для Джашин-сама готовы.
Человек, названный Хасану, медленно, словно нехотя, повернул голову в нашу сторону, не открывая лица. Капюшон лишь слегка сместился, но тьма под ним оставалась непроницаемой. Раздался хриплый, скрежещущий голос, который разрезал тяжёлую тишину пещеры, как тупой нож:
— Сосуды?
Ниндзя, не поднимаясь с колена, почти прижал лоб к холодному камню пола:
— Все готовы, Хасану-сама. На этот раз мы собрали сто сорок три сосуда. Каждый чист и пригоден.
Только тогда Хасану кивнул, короткое движение было более выразительным — видно было, что число удовлетворило его, развеяло какие-то сомнения.
— Готовьтесь. Джашин-сама запомнит вашу преданность и усердие.
Услышав это, преклонивший колено ниндзя не смог сдержать довольной, кровожадной ухмылки, мелькнувшей на его лице.
И в тот же миг из чёрных провалов пещеры, из других скрытых туннелей, хлынул новый поток детей. Их гнали безэмоциональные охранники, размахивающие короткими, жёсткими кнутами. Они щёлкали ими в воздухе с хлёстким звуком, порой задевая спины отстающих, явно наслаждаясь своей властью и всеобъемлющим страхом маленьких пленников.
Вскоре измождённые, бледные, как полотно, дети были загнаны на массивный каменный алтарь. Они сбились в одну большую, дрожащую кучу, их глаза, полные бездонного ужаса и полного непонимания происходящего, метались по пещере, ища спасения, помощи, которых не было и быть не могло. Воздух наполнился их тихим, подавленным плачем и прерывистыми, всхлипывающими вздохами.
Закутанный в плащ Хасану медленно, с театральной неспешностью, повернулся к алтарю.
Его скрытое лицо, казалось, впитывало этот детский страх, питалось им. Он уставился на сбившихся в кучу детей. Даже сквозь плотную ткань капюшона чувствовалось его напряжение, фанатичный, нечеловеческий огонь, горевший внутри. Губы под тканью шептали что-то бессвязное, безумные слова или древние мантры, звучавшие как заклинания.
Когда дети были согнаны на алтарь, из тех же чёрных провалов, из боковых туннелей, снова повалили люди — на этот раз взрослые. Они шли медленно, шаркая ногами по камню, их движения были вялыми, механическими, лишёнными воли. Среди них были мужчины разного возраста, женщины, даже седовласые, сгорбленные старики.
Все они отличались внешностью, ростом, полом, но имели одну жуткую, объединяющую их черту: их глаза были широко открыты, но зрачки отсутствовали — чисто белые, мутные, слепые яблоки, устремлённые в пустоту перед собой. Их лица были осунувшимися масками без тени эмоций, будто высеченными из серого камня.
Шаркая ногами, как зомби в самом мрачном ужастике, но с леденящей душу реальностью происходящего, толпа медленно, неуклонно окружила алтарь, образовав плотное, живое кольцо из пустых взглядов и безжизненных тел.
Когда жертвы и «сосуды» были на месте, Хасану резким, отрывистым движением сбросил капюшон.
Свет факелов выхватил лицо, искажённое уродливыми, багровыми шрамами, будто его долго пытали раскалённым железом. Его глаза, почти полностью белые, лишь с тонкой сеткой кровавых, лопнувших прожилок, горели диким, нечеловеческим фанатизмом, безумием, лишённым остатков разума. Он вскинул руки вверх, обнажив длинные, костлявые пальцы, похожие на когти хищной птицы.
— Ха-ха-ха!
Его пронзительный, истеричный хохот эхом разнёсся по пещере, заставляя детей на алтаре вжаться друг в друга ещё сильнее, их плач перешёл в тихий стон ужаса.
— Начинаем Великое Жертвоприношение! Да снизойдёт милость Джашин-сама на верных слуг!
Охранники в форме ниндзя, стоявшие по периметру пещеры, как один опустились на колени, склонив головы к кровавому камню алтаря. Их голоса слились в монотонное, леденящее душу бормотание — богохульные мантры, полные тьмы, отчаяния и обречённости, наполнявшие пещеру гулким, зловещим эхом.
Я стоял на самом краю алтаря, стараясь быть незаметным. И внезапно почувствовал, как мир вокруг искривился. Воздух стал густым, как сироп, давящим на грудь, вытягивая силы.
Мои мысли замедлились, стали тягучими, неповоротливыми, будто мозг забился вязкой, чёрной грязью. Ноги словно приросли к кровавому камню, налились свинцом.
«Чёртовы культисты… Что они делают? Я не могу… пошевелиться! Я должен… выбраться… отсюда!» Я не знал, что за безумие задумали эти фанатики, но одно было ясно как день — ничего хорошего ни для меня, ни для этих безжизненных взрослых, ни для испуганных детей не предвидится. Инстинкт выживания кричал внутри об опасности, смертельной и неминуемой.
Пока я отчаянно, из последних сил, пытался мысленно заставить свои мышцы дрогнуть, хоть на миллиметр сдвинуть ногу, развернулась сцена немыслимой, бессмысленной жестокости.
Культисты-ниндзя внезапно достали из складок одежды или из-за спины искривлённые, тёмно-красные от запёкшейся крови орудия убийства — топоры, тяжёлые тесаки, острые, изогнутые крючья.
Без единого крика, без малейшего предупреждения, с отлаженной, бездушной жестокостью профессиональных мясников, они врезались в толпу безоружных, безмолвных взрослых, стоявших кольцом. Звук рвущейся плоти, хруст ломающихся костей, глухие удары по мягким тканям — всё слилось в жуткую, отвратительную симфонию смерти. Обычные люди, да ещё и лишённые воли, не могли противостоять обученным убийцам-шиноби. Хуже того — они даже не пытались сопротивляться, не кричали от боли, не убегали. Они просто падали молча, как подкошенные колосья под серпом жнеца.
В мгновение ока земля у подножия алтаря превратилась в кровавое месиво. Отрубленные конечности, изувеченные тела, выпавшие внутренности — всё громоздилось в чудовищной, бесформенной куче. Запах свежей, тёплой крови смешался со смрадом старой, въевшейся в камень, ударив в нос невыносимой, тошнотворной волной.
Хасану закрыл глаза, его изуродованное шрамами лицо исказилось в гримасе нечеловеческого экстаза, наслаждения. Он глубоко, с наслаждением вдохнул насыщенный железом воздух, как будто вдыхал аромат самых дорогих духов.
Затем его глаза резко открылись, белки налились кровью ещё больше, став почти полностью алыми, а лицо исказилось в ярости, внезапной и необъяснимой. Его хриплый, скрежещущий визг пронзил гул пещеры, заглушив на миг даже звуки резни:
— Мало! Слишком мало! Крови недостаточно! Жертв не хватает! Убить часть сосудов! Сейчас же!
Его слова были приказом, сигналом к новой, ещё более чудовищной бойне. Культисты загоготали, их прежде пустые глаза засверкали первобытной, садистской радостью убийства. Они размахивали окровавленными орудиями и ринулись к алтарю, к дрожащим, прижавшимся друг к другу детям.
У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Холодный пот струйками стекал по вискам, несмотря на общий холод пещеры.
«Двигайся! ДВИГАЙСЯ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ!» — мысленно орал я сам себе, но моё тело было как заржавевший, намертво заклинивший механизм, скрипящий и недвижимый под гнётом невидимого, магического давления, наложенного ритуалом.
Мои ноги были прикованы к кровавому камню алтаря. Я видел, как ко мне приближается один из культистов, его лицо искажено животной ухмылкой, в руке короткий, широкий топор, с лезвия которого стекают алые капли. Расстояние сокращалось с каждым его шагом, с каждым ударом моего сердца.
Когда окровавленное лезвие топора, сверкнув в неровном свете факелов, занеслось для короткого, мощного удара по моей шее, отчаяние достигло предела. Глаза широко распахнулись, налитые кровью от нечеловеческого напряжения каждой мышцы.
«ДВИГАЙСЯ!» Мой истеричный внутренний крик, казалось, разорвал тишину моего собственного разума, вырвался наружу.
Что-то щёлкнуло внутри — будто натянутая до предела, готовая лопнуть струна наконец не выдержала. Жгучий, неконтролируемый инстинкт выживания, сильнее любого магического паралича, рванул моё тело назад с силой отчаяния. Я судорожно дёрнулся, уклоняясь от удара на волосок. Лезвие со свистом рассекло воздух у самого моего горла. Холодок смерти, острый и безошибочный, коснулся кожи.
Но прежде чем я успел вдохнуть, осознать это чудо, это жуткое, демоническое лицо культиста снова возникло передо мной вплотную, его ухмылка сменилась раздражением и злобой.
Топор, невесомый в руке опытного убийцы, взметнулся снова — быстро, безжалостно, без колебаний — описывая короткую, смертоносную дугу, направленную прямо на моё горло. Времени не было. Ни на что. Ни на мысль, ни на движение.
Зрачки сузились в точку, отражая приближающееся стальное лезвие. Сердце сжалось в комок ледяного, абсолютного ужаса.
«Всё кончено.» Лезвие сверкнуло ослепительно. Весь мир завертелся безумной, смазанной каруселью. Я почувствовал странное, невесомое ощущение полёта, отрыва от земли, а затем — оглушительный, костный грохот падения на холодный каменный пол где-то в стороне. Острая боль пронзила шею и затылок, но была странно отдалённой, как будто не моей.
Я увидел знакомую маленькую фигурку в лохмотьях, стоявшую на кровавом алтаре. Без головы. Она медленно, как в замедленной съёмке, закачалась и рухнула на окровавленные камни, подняв лёгкое облако красноватых брызг.
Чёрт возьми! Это же… Было моё тело… Я умер?
Но даже спустя минуту я всё также продолжал мыслить.
Почему я всё ещё жив? Чёрт возьми, я уже даже морально приготовился умереть!
Чуть успокоившись, я стал анализировать сложившуюся ситуацию. Значит… даже после обезглавливания я всё ещё жив!
И мало того — я почему-то чувствовал своё тело. Хотя пространственное восприятие было слегка нарушено, но я однозначно мог управлять телом. Да, если б я захотел, то тело без головы могло бы встать, схватить мою голову и начать убегать.
И в голове само собой всплыло имя из аниме — Хидан. Тот парень вроде бы как-то был связан с Джашинам. Чёрт… неужели это тот самый культ? И судя по происходящему это был именно он. Хотя я и не был уверен в этом полностью.
И пока я размышлял о новых открывшихся для меня возможностях, на каменной платформе убийства прекратились. Последний оставшийся ребёнок потерял сознание от страха, но даже в бессознательном состоянии ребёнок оставался стоять, совершенно неподвижный.
И в этот момент раздался холодный голос.
— Заберите «Дар». Остальных изрубите и сбросьте в кровавый бассейн. Готовьтесь к следующему разу.
— Есть, Божественный Посланец-сама!
«В смысле, изрубите?! Что за подстава!» Я планировал притвориться мёртвым и смыться из этого проклятого и ужасного места. Но я никак не ожидал, что они тут настолько на голову отбитые.
Я конечно выжил без головы, но если меня превратят в фарш, как, чёрт возьми, я тогда должен существовать? Я не хочу быть похожим на мясную котлетку!
И видя, как Хасану подхватил единственного стоявшего ребёнка и направился к проходу, я больше не мог сдерживаться.
К чёрту эту осторожность — поймают, так поймают! Лучше жить, пусть даже жалко! Чем стать мясной котлеткой!
— Минуточку! — почти не раздумывая, издал я отчаянный крик.
И всё замерло.
Я заставил своё тело без головы подняться на ноги, пошатываясь, как пьяный. Затем неуклюже поднял свою собственную голову, выдавил смущённую улыбку и слабым детским голосом промямлил:
— Эм… Извините, если вы уходите, возьмите и меня пожалуйста с собой? — культурно и вежливо обратился я судя по всему к главному здесь.
Культисты остолбенели. Даже этим хладнокровным палачам стало жутко от такой картины.
Видя, как банда жестоких убийц отшатывается в страхе от меня, я неловко улыбнулся и направился к Хасану.