23 февраля. Глубокая ночь. Особняк Джона.
Тишина в спальне была почти осязаемой. Единственным её нарушением было мерное, спокойное дыхание 2B, спящей рядом. Джон лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок, но видел не его. Перед его глазами разворачивалась панорама недавнего хаоса.
Манхэттен. Крики, визг тормозов, треск бетона и стекла. И рёв. Этот первобытный, яростный рёв, который, казалось, мог расколоть сами небоскребы. Халк.
Джон мысленно прокручивал сегодняшнее событие. Зелёный монстр крушил всё на своем пути, и только благодаря вмешательству Человека-паука удалось избежать бойни. Питер, как всегда, оказался в нужное время в нужном месте. Его ловкость и находчивость, заманившие разбушевавшегося гиганта на безлюдный пирс, спасли десятки, если не сотни жизней.
Но именно там, на пирсе, среди отрядов спецназа, пытавшихся сдержать неуязвимую мощь, Джон заметил фигуру, которая заставила его внутренне напрячься. Эмиль Блонски. Питер описал его как «солдата на стероидах, только гораздо хуже». Его движения были слишком быстрыми, слишком сильными для обычного человека. Суперсолдат.
И это было плохим знаком. Очень плохим.
В голове Джона, словно на доске стратега, начали выстраиваться фигуры. Блонски, одержимый жаждой силы, стремящийся превзойти Халка. Это означало, что его превращение в Мерзость — вопрос самого ближайшего времени. А где Мерзость, там и его создатель…
Нельзя этого допустить.
Мысль была холодной и острой, как скальпель. Рождение ещё одного монстра, способного потягаться с Халком в разрушительной силе, прямо в сердце Нью-Йорка? Нет. И что ещё хуже, появление Лидера — гения с безграничными интеллектуальными возможностями и полным отсутствием моральных ориентиров. Этот дуэт мог поставить на колени целый континент.
— Королева.
Голос прозвучал тихо, почти шёпотом, но был мгновенно услышан.
[Командир, Джон!]
— Проанализируй глобальную сеть. Ключевые слова: "Mr. Blue" и "Mr. Green". Сопоставь с академическими кругами Нью-Йорка. Mr. Blue — это, с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента, псевдоним доктора Сэмюэла Стернса. Он должен работать в одном из университетов. Как только найдёшь его, получи доступ к его личной и рабочей переписке. Мне нужны любые упоминания о встрече.
Пауза была почти незаметной, всего доля секунды, пока триллионы операций в секунду просеивали цифровой океан планеты.
[Анализ завершён], — доложила Королева.
[Доктор Сэмюэл Стернс, преподаватель клеточной биологии в Грейбернском колледже. Доступ к почтовым серверам получен. Зафиксированы обмены зашифрованными сообщениями с пользователем "Mr. Green". Они обсуждают природу гамма-радиации и возможность её нейтрализации. Время и место встречи ещё не назначены, но инициатива исходит от "Mr. Green".]
Джон медленно выдохнул. Значит, время ещё есть. Не много, но оно есть. Брюс Бэннер в отчаянии ищет лекарство, и Стернс — его единственная надежда. Опасная надежда.
— Принято. Установи за обоими тотальное наблюдение. Отслеживай все их коммуникации, перемещения, даже заказ еды на дом. Как только они назначат встречу — немедленно доложи. И, Королева… проследи, чтобы доктор Стернс внезапно не решил отправиться в отпуск или командировку. Он нам нужен здесь. В Нью-Йорке.
[Будет исполнено, командир.]
Связь прервалась. Джон закрыл глаза. Фигуры на его мысленной доске замерли в ожидании следующего хода. И этот ход будет за ним.
24 февраля 2009 года. Вечер. Квинс. Дом Паркеров
Комната Питера Паркера была картой его разума. Хаотичной, перегруженной, но гениальной в своей структуре. Учебники по биохимии и продвинутой физике лежали шаткими стопками, подпирая монитор, собранный из трех разных моделей. На полу змеились кабели, соединявшие старенький ноутбук с осциллографом и блоком питания от списанного оборудования «Stark Industries», которое Питер нашел на свалке. В воздухе висел запах канифоли, озона и вчерашней пиццы. Это было святилище подростка и лаборатория ученого одновременно.
Питер сидел, сгорбившись, перед экраном. Его лицо, освещенное холодным синим светом, было сосредоточенным. Пальцы летали над клавиатурой, но не в лихорадочном ритме паники перед экзаменом, а в размеренном, уверенном темпе созидания. На черном фоне терминала бежали зеленые строки кода.
— Карен, запусти симуляцию, — пробормотал Питер, потирая глаза.
[Запускаю, Питер, — ответил спокойный женский голос из динамиков ноутбука. Голос был синтезированным, но в его интонациях Питер научился различать оттенки. — Объект «Молот_Тора_v0.3» добавлен. Начальная скорость: 40 м/с. Угол броска: 32 градуса. Цель: «Зеленый_Студень_Тип_А».]
На правой половине экрана появилось схематичное изображение. Маленький пиксельный молот, оставляя за собой радужный след, пролетел по идеальной параболе и врезался в колышущуюся зеленую кляксу. Клякса лопнула, разлетевшись на сотни мелких зеленых капель, каждая из которых подчинялась заданным законам физики.
[Попадание. Цель уничтожена. Расчетная траектория совпала с фактической на 99.87%.]
— Отлично! — Питер откинулся на скрипучий стул. — Теперь добавь фактор случайного ветра. И пусть у «Студня» будет слабая регенерация. Нужно, чтобы первый удар его только замедлял.
[Вношу изменения в параметры. Питер, твой сердечный ритм учащен. Уровень кортизола выше среднего. Рекомендую сделать перерыв.]
— Не могу, Карен. Я почти нащупал. Это… это важно.
Идея, брошенная Джоном Смитом как шутка, пустила корни в плодородной почве отчаяния и гениальности Питера. «Angry Heroes». Простая мобильная игра. Но для Питера это был не просто код. Это был чертеж будущего. План побега.
Он посмотрел на стопку старых неоплаченных счетов на углу стола. О, у него все еще остались деньги с компенсации Озборна. Но Мэй и Бен упорно не трогали их, говоря, что позже Питеру они обязательно понадобятся. Они лежали там, как молчаливый укор. Медицинская страховка тети Мэй. Ремонт протекающей крыши. Каждый вечер, надевая маску, он делал выбор. Он выбирал спасение незнакомцев вместо платной подработки. Он выбирал патрулирование улиц вместо подготовки к контрольной, хотя с его то умом и готовиться не нужно. Он был героем, но геройство не оплачивало счета.
До этого момента он принимал это как данность. Как часть жертвы. Но разговор со Смитом, человеком, который смотрел на мир как на систему, которую можно взломать и переписать, что-то изменил. Смит не видел проблемы — он видел неэффективность. И предлагал решение.
Дверь в комнату тихо скрипнула.
— Пит? Ты еще не спишь?
На пороге стоял дядя Бен. В его руке была тарелка с двумя сэндвичами с арахисовым маслом и стакан молока. Его лицо, испещренное морщинами, выражало знакомую смесь беспокойства и безграничной любви.
— Эй, дядя Бен. Да так, вожусь с одним проектом для школы.
Бен вошел, поставил тарелку на единственное свободное место на столе — учебник по термодинамике. Он посмотрел на экран, на летящий пиксельный молот.
— «Проект для школы», значит? Похоже на ту игру, в которую ты играл в детстве. С пушкой и обезьянами.
Питер усмехнулся. — Что-то вроде. Только физика посложнее.
Бен сел на край кровати, которая тут же жалобно скрипнула под его весом. Он не стал читать лекций о том, что уже поздно. Он просто сидел и смотрел на племянника.
— Ты в порядке, сынок? — тихо спросил он. — После всего, что случилось… по телевизору показывают ужасные вещи. Эти монстры, взрывы… Мир будто с ума сошел. Я волнуюсь.
Питер отвел взгляд от экрана и посмотрел на дядю. В его глазах была вся тяжесть мира, которую он нес на своих плечах. Тяжесть, о которой Бен не догадывался.
— Я в порядке, — сказал он, и это была лишь частичная ложь. — Просто… много думаю. О будущем. О том, как все устроить.
— Ты слишком много на себя берешь, — Бен взял один из сэндвичей. — Ты еще ребенок. Твое дело — учиться, гонять мяч, может, пригласить на свидание ту симпатичную рыжую девчонку, о которой ты постоянно бормочешь во сне.
Питер покраснел. — Я не бормочу.
— Еще как бормочешь, — хитро улыбнулся Бен. — Послушай, Пит. Я и Мэй справимся. Мы всегда справлялись. Главное, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты делал то, что любишь.
Питер снова посмотрел на экран. На строки кода, которые превращались в игру. В потенциальный доход. В независимость.
— Я и делаю, дядя Бен, — сказал он, и на этот раз в его голосе не было ни капли лжи. — Я делаю то, что люблю.
Он взял сэндвич. Арахисовое масло еще никогда не казалось таким вкусным. План «ParkerGames» был не просто способом заработать. Это был способ оправдать доверие этого человека. Способ построить жизнь, в которой ему не придется выбирать между героизмом и ответственностью перед семьей. Способ, наконец, стать не просто Человеком-Пауком, а Питером Паркером, который может позаботиться о своих близких.
— Питер, — снова раздался голос Карен, когда Бен, пожелав ему спокойной ночи, вышел из комнаты. — Я смоделировала потенциальный доход от приложения с похожей механикой и виральным потенциалом. Учитывая нашу скорость разработки, мы можем выпустить бета-версию через две недели. Прогнозируемая прибыль за первый квартал, даже при самых консервативных оценках, превышает годовой доход тети Мэй в три раза.
Питер закрыл глаза, на мгновение позволяя себе представить это. Никаких просроченных счетов. Новое пальто для Мэй. Возможность спокойно работать над улучшением своих веб-шутеров, не экономя на каждом компоненте. Свобода.
Он открыл глаза. Пальцы снова легли на клавиатуру.
— Карен, давай усложним регенерацию «Студня». Пусть она зависит от типа полученного урона. И напиши мне базовый ИИ для противников. Ничего сложного, просто чтобы они пытались увернуться. Время пошло.
Мир за окном мог сходить с ума. Но здесь, в этой маленькой комнате в Квинсе, Питер Паркер строил свой собственный. По одному блоку кода за раз.
25 февраля 2009 года. Ранее утро. Пентагон.
Кабинет генерала Таддеуса Росса был полной противоположностью комнате Питера. Здесь царил стерильный, безжалостный порядок. Стол из красного дерева был пуст, за исключением телефона защищенной связи, идеально отцентрированного бювара и тонкой папки из бежевого картона. На стене висели два флага — флаг США и флаг Корпуса морской пехоты. Никаких семейных фотографий. Никаких личных вещей. Эмоции были слабостью, а в мире Росса слабости не было места.
Росс сидел в своем кресле, массивный, неподвижный, как гранитная скала. Свет от настольной лампы падал на его седые волосы и жесткие черты лица. Он не читал досье. Он изучал его. Впитывал. Каждое слово, каждая фотография были кирпичиками в строении, которое он возводил в своем сознании.
На обложке папки стоял жирный красный штамп:
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО / ТОЛЬКО ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ».
Ниже — кодовое название, которое заставило бы любого другого человека содрогнуться. Но Росс не содрогался. Он чувствовал лишь холодное, хищное удовлетворение.
ПРОЕКТ: РЕНЕССАНС
Он перевернул первую страницу. Зернистая черно-белая фотография мужчины средних лет, улыбающегося в камеру. Карл Лукас. Бывший полицейский, осужденный по ложному обвинению. Следующая страница — рапорт из тюрьмы Сигейт. Бунт. Лукас тяжело ранен.
Росс медленно, с почти ритуальной точностью, перевернул еще одну страницу. Медицинский отчет. Подпись: Д-р Ноа Бёрстейн. И дальше — то, ради чего он поднял на уши всю архивную службу.
«…в ходе экспериментальной процедуры, направленной на стимуляцию клеточной регенерации, субъект Лукас был подвергнут воздействию модифицированного химического реагента. Произошел системный сбой оборудования, приведший к неконтролируемому скачку энергии. Первоначальная оценка — субъект погиб…»
Росс хмыкнул. «Погиб». Он перелистнул страницу.
«…однако последующее наблюдение показало невероятное. Клетки субъекта не просто регенерировали. Они изменили свою структуру. Кожный покров приобрел плотность, сопоставимую с титановым сплавом. Мышечная ткань уплотнилась в четыре раза. Попытки взять образец ткани стандартными методами (скальпель, хирургическая игла) не увенчались успехом. Скальпели ломались. Иглы гнулись».
Он провел пальцем по строчкам. Информация была обрывочной. После инцидента Бёрстейн исчез. Лукас — тоже. Проект закрыли, засекретили и похоронили под тоннами бюрократической рутины. Для всех остальных это был провал, опасный эксперимент, вышедший из-под контроля.
Но Росс видел другое. Он видел не провал. Он видел прорыв.
Он поднял глаза на один из мониторов, встроенных в стену. Там в режиме беззвучной трансляции показывали кадры из Гарлема. Зеленый гигант, которого пресса окрестила Халком, швырял полицейскую машину, как пустую пивную банку. Ярость. Неконтролируемая, безграничная мощь. Это была его, Росса, личная неудача. Брюс Бэннер, его бывший коллега, его проект, его монстр. Сила, которую он так и не смог подчинить. Нестабильная. Радиоактивная. Опасная.
Его взгляд снова опустился на досье. На описание человека, чья кожа была непробиваемой. Человека, который был продуктом не гамма-радиации, а целенаправленного химического процесса. Стабильного.
И в холодном, расчетливом разуме генерала две разрозненные части головоломки со щелчком встали на место.
Он представил себе это. Неуязвимость Лукаса. Исполинская сила Халка. Не ярость, а дисциплина. Не монстр, а солдат. Идеальное оружие. Солдат, которого не остановит пуля. Солдат, способный в одиночку сравнять с землей вражеский город. Его солдат. Американский солдат.
Это была не просто возможность. Это был долг. Способ исправить свою ошибку. Способ вернуть Америке превосходство в мире, который с каждым днем наполнялся новыми, неконтролируемыми угрозами.
Он закрыл папку. Звук хлопка в мертвой тишине кабинета прозвучал как выстрел. Он нажал кнопку на селекторе.
— Эверетт?
— Слушаю, генерал, — раздался из динамика голос его адъютанта.
— Мне нужны все данные по доктору Ноа Бёрстейну. Где родился, где учился, любимый сорт кофе, номер социального страхования его покойной бабушки. Мне нужно знать, каким воздухом он дышит, прежде чем он сделает следующий вдох. Задействуйте все ресурсы. «Пять глаз», «Эшелон», все, что у нас есть.
— Будет сделано, генерал. Есть что-то еще?
Росс снова посмотрел на монитор, где Халк прыгнул, разбив асфальт, и исчез между зданиями.
— Да. Усильте наблюдение за Бэннером. Я хочу знать о каждом его шаге. Мне не нужны отчеты. Мне нужен прямой доступ к спутниковым данным и агентурной сети в режиме реального времени. Если он купит пачку жвачки, я хочу знать ее вкус.
— Генерал, это потребует… значительных ресурсов.
— Найдите их, — отрезал Росс. Его голос был тихим, но в нем звенела сталь. — Просто найдите их. Конец связи.
Он отпустил кнопку. В кабинете снова воцарилась тишина. Росс не улыбался. Он не испытывал радости. Он чувствовал лишь вес своей ответственности и холодную уверенность хирурга, который нашел способ вырезать раковую опухоль. Даже если для этого придется вырезать и часть самого пациента. Мир менялся, и Таддеус Росс намеревался быть тем, кто его меняет, а не тем, кого сметет волной перемен.
25 февраля. Полдень. Малибу
Сотни вспышек слились в один слепящий белый свет. Сотни голосов — в неразборчивый рев. Пресс-конференция в «Stark Industries» всегда была событием, но эта превратилась в медийный ураган. Тони Старк стоял за трибуной, и казалось, что он — центр этой бури, неподвижная точка в сердце хаоса.
Сбоку, в нескольких шагах от него, стояла Пеппер Поттс. В ее руках были карточки с официальным заявлением. Тщательно выверенные, согласованные с юристами и советом директоров слова. Ложь. Удобная, правдоподобная, спасительная ложь о сбое в системе безопасности, о происках конкурентов, о чем угодно, только не о правде. Она смотрела на Тони с отчаянной мольбой во взгляде, чуть заметно протягивая ему карточки.
Тони видел ее. Но он смотрел не на нее. Он смотрел сквозь нее, сквозь толпу репортеров, сквозь объективы камер. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, в воспоминание о холодной стали, о боли, о падении с заоблачной высоты и о голосе «Консультанта», который сказал ему простую и страшную вещь: его броня — несовершенна. Он сам — несовершенен.
Он должен был произнести ложь. Это было правильно. Логично. Безопасно. Но что-то внутри него, что-то, что было обожжено в афганской пещере и переплавлено в недавней битве, восстало против этого. Ложь была еще одним слоем брони, хрупкой и ненадежной.
Он медленно обвел взглядом зал. Увидел знакомые лица. Кристин Эверхарт из «Vanity Fair», жаждущую сенсации. Представителей Пентагона в задних рядах, с каменными лицами. Он усмехнулся. Кривая, усталая усмешка, в которой не было ни капли веселья.
— Давно не виделись, — начал он, и его голос, усиленный микрофонами, заставил зал замереть. — Я тут подготовил официальное заявление. — Он покосился на Пеппер и карточки в ее руках. — Но, знаете, это как-то… не в моем стиле.
На лице Пеппер отразился ужас. Она беззвучно шептала: «Тони, не надо». Стоящий в углу Фил Колсон нахмурился.
— Все хотят знать, что случилось. Что это был за громила в металлическом костюме? Кто наш таинственный спаситель? Официальная версия гласит, что это был мой телохранитель. Что он работал по моим чертежам. Мило. Аккуратно. Но это ложь.
Он сделал паузу, наслаждаясь звенящей тишиной, которая сменила хаос. Он наклонился к микрофону, и в его глазах блеснул знакомый, дерзкий огонек, смешанный с чем-то новым — с горечью и твердой, как сталь, решимостью.
— Правда в том… — он выдержал еще одну, последнюю, мхатовскую паузу, глядя прямо в центральную камеру, прямо в глаза всему миру.
— Я — Железный Человек!
И мир взорвался.
Тони не стал отвечать на вопросы. Он просто развернулся и ушел со сцены под ослепляющие вспышки и оглушительный рев, оставив Пеппер разбираться с последствиями.
Час спустя. Особняк в Малибу
Оглушительный рифф AC/DC сотрясал стены мастерской. Хаос пресс-конференции сменился упорядоченным хаосом созидания. Тони, переодетый в простую черную майку со следами машинного масла, стоял в центре комнаты. Воздух вокруг него был живым, сотканным из света и информации. Голографические проекции окружали его со всех сторон.
— ДЖАРВИС, выведи силовой каркас Марка IV. Полный рендеринг.
[Как прикажете, сэр], — отозвался бесплотный голос британского дворецкого.
Перед Тони возникла трехмерная модель нового костюма. Она была похожа на предыдущую, но в то же время кардинально отличалась. Более плавные линии. Более мощные сервоприводы.
— Увеличь сечение грудной пластины. Хочу видеть композитную структуру.
Голограмма развернулась, показав многослойный срез брони. Титаново-золотой сплав, керамическая прослойка, слой из углеродных нанотрубок.
— Стресс-тест. Имитация попадания из танкового орудия. Калибр 125 мм, подкалиберный снаряд.
[Моделирую…]
По голограмме пробежала красная волна. На грудной пластине расцвела паутина трещин.
[Критическое повреждение. Пробитие брони с вероятностью 78%.]
— Черт! — Тони с досадой отбросил голограмму в сторону. — Не годится. Недостаточно. ДЖАРВИС, какие у нас есть варианты по сплавам? Мне нужно что-то прочнее. И легче.
[Существует экспериментальный сплав на основе нитинола с эффектом памяти. Теоретически, он может рассеивать кинетическую энергию более эффективно. Но он нестабилен при высоких температурах.]
— Температура — моя проблема. Запусти расчеты. Мне нужна защита. Абсолютная защита.
Он работал как одержимый. Урок, преподанный ему «Консультантом», был выжжен у него на подкорке. Каждая уязвимость, каждая слабая точка его брони была как открытая рана на его собственном теле.
Он взмахом руки увеличил проекцию сочленения на локтевом сгибе. В прошлой битве именно туда пришелся один из ударов.
— Дублирующие гидравлические системы. Если одна выходит из строя, вторая должна мгновенно ее заменить. Без малейшей задержки. И усилить защиту кабелей. Никаких открытых проводов. Все должно быть убрано под три слоя брони.
[Это увеличит вес манипулятора на 12%, сэр.]
— Я компенсирую это новыми репульсорами. Мне плевать на вес. Мне нужна надежность.
Его взгляд упал на чертеж спинной секции. Он замер. Воспоминание о падении, о свисте ветра, об отказе двигателей, о беспомощном куске металла, летящем навстречу земле.
— ДЖАРВИС. Сюда.
Он ткнул пальцем в пространство между лопатками голограммы.
— Освободи этот отсек. Интегрируй сюда парашютную систему. Компактную. С реактивным развертыванием. Если двигатели откажут на высоте больше ста метров — автоматическое срабатывание.
[Гениально, сэр.]
— Я знаю, — бросил Тони, но в голосе не было привычного самодовольства. Только холодная, деловая необходимость.
Он больше не строил игрушку. Он не создавал символ. Он ковал крепость. Он возводил стену между собой и враждебной вселенной. Он смотрел на сияющую голограмму Марка IV и видел не просто костюм. Он видел свой ответ. Свой манифест. Урок был усвоен. Ошибки будут исправлены. Он больше не позволит застать себя врасплох. Никогда.
«Я — Железный Человек».
Эта фраза, брошенная миру, была не просто признанием. Это было обещание. И проклятие. Отныне он и броня были единым целым. И если в броне была трещина, значит, трещина была и в нем самом. И Тони Старк был намерен заделать ее. Любой ценой.
27 февраля. Вечер. Британская Колумбия
Дождь барабанил по ржавой крыше мотеля «Сосновый бор». Каждая капля отбивала похоронный марш по тонкому металлу. Внутри, в комнате номер семь, пахло сыростью, отчаянием и дешевым чистящим средством. Единственная лампочка под потолком отбрасывала тусклый желтый свет на человека, сгорбившегося над стареньким компьютером в лобби мотеля.
Брюс Беннер. Или то, что от него осталось.
Он был одет в безразмерную толстовку с натянутым на глаза капюшоном и выцветшие джинсы. Худой, изможденный, с темными кругами под глазами, он казался тенью, призраком, который боится собственного отражения.
На запястье его левой руки тускло светился экран дешевых электронных часов.
Цифры не показывали время. Они показывали его пульс. 72.
Ровно. Спокойно. Он глубоко, размеренно дышал, как учил его тот инструктор по йоге в Бразилии. Вдох. Выдох. Контроль.
Но стоило ему закрыть глаза, как контроль исчезал. Он снова был там, на улицах Манхэттена. Он слышал собственный рев — нечеловеческий, полный ярости звук, идущий из самых недр первобытного ужаса. Он видел искореженные машины. Расколотый асфальт. Лица людей, искаженные немым криком.
И посреди этого хаоса, этого ада, который был им самим, возникло что-то еще. Что-то неправильное. Не солдат. Не танк. Фигура в красно-синем, гибкая, быстрая, неправдоподобно акробатичная. Человек-Паук. Все, кто сталкивался с «другим парнем», пытались его остановить. Застрелить. Взорвать. Подавить грубой силой. Они кормили его ярость. Но этот… этот был другим. Он не атаковал. Он уворачивался. Он ставил барьеры из своей липкой паутины, создавая препятствия, которые не ранили, а лишь замедляли, заставляли думать. И он говорил, когда снова вышел на свет Халк. Сквозь рев, Брюс, запертый глубоко внутри, слышал его голос. Он обращался не к монстру. Он обращался к нему. К Брюсу.
«Эй, здоровяк! Полегче! Я знаю, ты там. Послушай меня!»
Впервые за долгое время кто-то пытался достучаться до него, а не убить зверя. И на краткий, бесценный миг, туман ярости дрогнул. Он почти… почти смог вынырнуть.
А потом появились вертолеты. Всегда вертолеты. Их стрекот был вплавлен в его ДНК, как и сама гамма-радиация. Звук охоты. И проблеск надежды погас.
Пульс на часах подскочил. 78.
Брюс резко открыл глаза. Нельзя. Нельзя вспоминать. Он сосредоточился на экране компьютера. На зашифрованном почтовом клиенте. На пустом поле для письма. Пальцы зависли над клавиатурой, слегка подрагивая.
Он бежал. Снова. Пересекал границы, как перепуганный зверь, менял имена, работал за гроши там, где никто не задавал вопросов. Но на этот раз все было иначе. Раньше он бежал от монстра. Теперь он бежал от последствий. Последствия были повсюду. В каждом выпуске новостей. В глазах каждого встречного. Халк больше не был слухом, байкой для уфологов. Он был фактом. Оружием массового уничтожения с его лицом.
И генерал Росс не отставал. Брюс чувствовал его присутствие, как холодный сквозняк на затылке. Росс никогда не сдастся. Он будет гнать его до края земли, чтобы препарировать, изучить и, возможно, воспроизвести.
Пульс. 81.
Вдох. Выдох. Он должен это сделать. Другого пути не было.
Он нашел его на закрытом форуме для биоинженеров.
Никнейм — «Mr. Blue». Его посты были блестящими, эксцентричными и абсолютно беспринципными. Он рассуждал о генетической модификации так, как другие говорят о погоде. Он смеялся над этическими комитетами. Он был опасен. И он был единственной надеждой Брюса. Где-то в своих сообщениях Mr. Blue намекал, что работает над ингибиторами клеточной экспрессии. Это был сложный научный термин для простого слова: «лекарство».
Брюс начал печатать.
От: Mr. Green
Кому: Mr. Blue
Тема: Данные.
Я слежу за вашими работами. Впечатляет. У меня есть доступ к уникальным данным. Образец, подвергшийся массивному гамма-облучению, демонстрирует беспрецедентную клеточную регенерацию. Но процесс нестабилен. Вызывает… побочные эффекты. Мне нужна помощь в анализе и разработке антидота. Готов предоставить образец крови в обмен на полную конфиденциальность и содействие. Данные могут изменить все.
Он перечитал сообщение. Холодное. Деловое. Никаких эмоций. Просто обмен. Но под этими словами кричала отчаянная мольба. Спаси меня. Вытащи его из меня.
Пульс. 85. Слишком много.
Он заставил себя успокоиться, представляя тихое место. Ручей. Зеленые листья. Что угодно, только не рев и разрушение.
Наконец, когда цифры на часах опустились до 75, он нажал «Отправить». Письмо исчезло в цифровой бездне. Молитва в двоичном коде. Теперь оставалось только ждать. И надеяться, что он не совершил самую большую ошибку в своей жизни.
Тысячи миль оттуда, в Нью-Йорке, в лаборатории Грейбернского колледжа
Колледжа, заваленной пробирками и пустыми коробками из-под китайской еды, доктор Сэмюэл Стернс кружился в безумном танце.
— Невероятно! Просто невероятно! — бормотал он, глядя на экран, где вращалась сложная трехмерная модель двойной спирали ДНК. — Это не просто регенерация, это… это поэзия! Божественная симфония в четырех основаниях!
Его лаборатория была храмом его одержимости. На полках, в специальных холодильных установках, стояли сотни пробирок. В каждой — капля бесценной жидкости. Кровь Брюса Беннера, которую он анонимно получил несколько месяцев назад. Под ультрафиолетовыми лампами она светилась потусторонним, нежно-зеленым светом.
Стернс взял одну из пробирок, поднес ее к свету, словно сомелье, оценивающий редкое вино.
— О, Брюс… мой дорогой, недалекий Брюс, — прошептал он, обращаясь к крови. — Ты думаешь, это проклятие. Болезнь! Какая близорукость! Это не болезнь. Это следующий шаг. Венец творения!
Он поставил пробирку на место и снова посмотрел на свои расчеты. Он был так близко. Данных, что у него были, хватало для теории, для восхитительных, головокружительных гипотез. Но для практики… для контроля… ему нужно было больше. Свежий образец. Не просто кровь, а данные о том, как она меняется. Ему нужен был источник.
И тут, в углу одного из его многочисленных мониторов, тихо пиликнув, всплыло маленькое уведомление. Зашифрованное сообщение.
Стернс замер. Его безумная улыбка медленно сползла с лица, сменившись выражением хищного, напряженного ожидания. Он подошел к компьютеру, его сердце колотилось от предвкушения.
От: Mr. Green
Он прочел сообщение один раз. Затем второй. А потом откинулся на спинку стула и издал долгий, тихий, восторженный смешок, который в пустой лаборатории прозвучал жутко.
— Он клюнул, — прошептал Стернс. — Конечно, он клюнул.
Его взгляд обвел лабораторию — его царство, построенное на крови одного человека. Он посмотрел на центрифуги, на секвенаторы, на ряды пробирок, светящихся зеленым обещанием. Он видел не лекарство. Он видел армию. Он видел мир, переделанный по его образу и подобию.
— Не волнуйся, мистер Грин, — сказал он в тишину, его глаза горели нездоровым, пророческим огнем. — Я тебе помогу. Мы изменим все. Абсолютно все.
Он развернулся к клавиатуре, и его пальцы, в отличие от дрожащих пальцев Брюса Беннера, были абсолютно тверды. Он начал печатать ответ. Ответ, который станет первым шагом в претворении его безумной мечты в реальность.
Мастерская Джона в лаборатории Мегамозга
Четыре дня прошли в напряженном ожидании. Вечером 27 февраля Джон находился в своей мастерской. Помещение было наполнено тихим гулом систем охлаждения и резким запахом, металлическим. Джон, одетый в нанокостюм, склонился над столом. В воздухе перед ним парила голограмма, показывающая сложное переплетение схем и энергетических потоков.
Это был его новый амбициозный проект: создание собственного дугового реактора. Он пытался совершить прорыв, объединив передовую, стабильную технологию Arc Cell с необузданной мощью и принципами оригинального дугового реактора Говарда Старка, чертежи которого ему удалось раздобыть. Он как раз калибровал фокусировку эмиттера палладиевого ядра, когда в его голове раздался спокойный голос Королевы.
[Командир, зафиксировано движение по ключевым объектам.]
Джон выпрямился, мгновенно отбросив мысли о проекте. — Докладывай.
["Mr. Green" связался с "Mr. Blue" несколько минут назад. Встреча назначена. Третьего марта, в 23:00. Место — Грейбернский колледж, корпус биологических наук, лаборатория доктора Стернса.]
На голографическом дисплее перед Джоном модель реактора сменилась тактической картой кампуса. Красная точка пульсировала на здании колледжа.
— Есть признаки того, что они знают о слежке?
[Отрицательно. Их коммуникация велась по ранее установленному защищенному каналу. Кроме того, Сэмюэл Стернс только что заказал две пиццы "Пепперони" на адрес лаборатории. Похоже, он начал подготовку к встрече.]
Джон кивнул. Это давало ему несколько дней на подготовку. — Хорошо. Продолжай наблюдение. Время еще есть.
1 марта 2009 года. Утро. Эмпайр-Стейт-университет
Лаборатория доктора Курта Коннорса в университете Эмпайр-Стейт была его убежищем и полем битвы. Здесь пахло антисептиками, озоном от работающего оборудования и слабым, едва уловимым запахом рептилий. В террариумах вдоль одной из стен неподвижно замерли саламандры и гекконы — живые библиотеки генетических секретов, которые Коннорс пытался расшифровать десятилетиями.
Но сегодня, 1 марта 2009 года, лаборатория была залита не тусклым светом рабочих ламп, а яркими лучами утреннего солнца, пробивающимися сквозь широкие окна. И сам Курт Коннорс был другим.
Он стоял посреди комнаты, не сводя глаз со своей правой руки. Руки, которой у него не было со времен войны. Он медленно сжал пальцы в кулак. Кожа была новой, слегка блестящей, покрытой едва заметным, почти невидимым ромбовидным узором, напоминающим чешую. Но это была его кожа. Его мышцы. Его кости. Он чувствовал, как сокращаются сухожилия, как кровь пульсирует в кончиках пальцев. Это было чудо. Его чудо.
Вчерашний день, 28 февраля, стал кульминацией всей его жизни. После месяцев тестов, после той судьбоносной встречи с Джоном Смитом и юным Питером Паркером в декабре, он наконец решился. Идея ингибитора, предложенная ими, стала ключом. Она позволила стабилизировать неконтролируемую регенеративную матрицу, удержать ее на грани, не давая сорваться в звериное безумие. Сыворотка сработала.
Он поднял левую руку и коснулся пальцев правой. Ощущение было сюрреалистичным. После стольких лет пустоты, после стольких лет борьбы с фантомными болями, он снова был целым.
Торжествующе рассмеявшись, он схватил со стола толстый научный журнал и с легкостью разорвал его пополам. Сила. Невероятная, пьянящая сила текла по его венам вместе с регенерировавшими клетками.
Первым делом он позвонил сенатору Стерну, своему главному инвестору, человеку, поверившему в его, казалось бы, безумную затею. Голос сенатора в трубке был полон восторга. Он обещал приехать немедленно.
И он приехал. Но не один.
Дверь лаборатории открылась. На пороге стоял улыбающийся сенатор Стерн Бекман, а рядом с ним — высокий, холодный мужчина с пронзительным взглядом и военной выправкой. Его лицо ничего не выражало, но в глазах читался аналитический интерес хирурга, разглядывающего новый инструмент.
— Курт! Мой дорогой друг! — воскликнул Стерн, входя в лабораторию и сжимая левую руку Коннорса. Его взгляд тут же переместился на правую. — Невероятно! Вы сделали это! Вы действительно это сделали!
— Это прорыв, сенатор, — с гордостью ответил Коннорс, невольно демонстрируя свою новую конечность. — Возможность, которая изменит медицину навсегда.
— О, я не сомневаюсь! — Стерн обернулся к своему спутнику. — Доктор Коннорс, позвольте представить вам доктора Листа. Он один из ведущих ученых в наших европейских проектах. Доктор Лист, это и есть тот гений, о котором я вам рассказывал.
Лист шагнул вперед и протянул руку. Его рукопожатие было крепким и холодным. Он не смотрел Коннорсу в глаза; его взгляд был прикован к правой руке ученого.
— Впечатляющая работа, доктор, — произнес Лист с легким немецким акцентом. — Ваши исследования межвидовой генетики опережают свое время. Мы внимательно следили за вашими публикациями.
— Я… благодарю вас, — Коннорс был немного сбит с толку таким вниманием.
— Мы с доктором Листом приехали не только с поздравлениями, Курт, — вмешался сенатор, положив руку ему на плечо. Его улыбка была широкой и отеческой. — Мы приехали с предложением. Представьте, доктор. Лаборатория, в десять раз превышающая эту. Неограниченное финансирование. Лучшие умы Европы в вашем распоряжении. Полная свобода действий.
Коннорс замер. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Где? — только и смог выговорить он.
— В Заковии, — ответил Лист. — У нас там современный исследовательский центр. И мы считаем, что ваш талант и ваши открытия заслуживают лучших условий. Мы хотим, чтобы вы возглавили наш отдел биоинженерии.
Курт Коннорс посмотрел на свою новую руку. Он видел в ней лекарство для миллионов ветеранов, инвалидов, больных. Он видел будущее без физических страданий. А эти люди предлагали ему ключ к этому будущему. Ресурсы, о которых он не мог и мечтать.
— Я… я согласен, — сказал он, и его сердце забилось от волнения и гордости. — Для меня это огромная честь.
Сенатор Стерн просиял. Директор Лист едва заметно, одобрительно кивнул. Они обменялись быстрым, почти невидимым взглядом, который Коннорс, ослепленный своим триумфом, не заметил. Он не видел холодного расчета в их глазах. Он не знал, что его новый работодатель, доктор Лист, был одним из лидеров ГИДРЫ. Он не догадывался, что его мечта о спасении человечества будет использована для создания живого оружия. Он просто видел протянутую ему руку помощи. И, не колеблясь, пожал ее. Сделка была заключена.