Я - Скарамучча? Я стал... куклой?: Глава 39

Ужин удался на славу. Я, конечно, не повар, но у меня начало неплохо получаться. Хотя, если быть честным, до нормальных, по-настоящему вкусных блюд мне ещё далеко. Всё, что умею сейчас, — результат проб и ошибок.

Кухня этого мира… пресноватая. Не сказать, что невкусно — местные умеют готовить, особенно мясо. Но всё здесь как у бабушки: щепотка соли, немного перца, пара трав, горсть приправ и прямиком в печь. Есть можно, но рука всё равно тянется к соусам.

Проблема в том, что приправы и соль — дорогое удовольствие. В принципе они доступные, любой может купить, но всё же цена заставляет экономить. Не каждый может себе позволить щедро сыпать специи в кастрюлю. Скорее такое воспримут как транжирство и покрутят пальцем у виска. Тем более вкусы здесь другие. Для меня ложка соли в супе может показаться мало, а для них это уже будет соленая ерунда, которую даже есть невозможно. Я бы сказал, что тут вкусы ещё не испорчены. У большинства местных рецепторы «чистые». Их вкусовые ожидания не деградировали, как у нас в современном мире, где всё пересолено и перенасыщено. В былые времена даже кусочек шоколада вызывал жар, возбуждение, почти эйфорию. А некоторые специи и вовсе могли вызвать привыкание, после которых обычная еда казалась невкусной. Но в итоге всё это стало обыденным. Ни вау-эффекта, ни восторга. Просто обычная еда.

И вроде бы тело у меня новое, вкусовые рецепторы нежные, как у ребёнка. Я должен бы радоваться простоте и естественности местной кухни. И поначалу так было. Даже простое пожаренное мясо с солью казалось мне таким невероятным деликатесом. Но после нескольких месяцев стал замечать, что еда становится какой-то пресноватой.

Причем я всё ещё помню вкус прежней еды. Иногда он всплывает внезапно — на языке появляется тот самый божественных вкус говяжьей тушенки, чипсов с крабом, бургеров и ещё много других. Именно их мне и не хватает. И, возможно, из-за этих знаний моё тело перестраивается, из-за чего местная еда больше не вызывает у меня радости.

Поэтому я и пытаюсь экспериментировать. Создать что-то, что вернёт хотя бы часть той полноты ощущений. Может, именно из-за этого Ху Фуа так полюбила мою готовку. Для неё — это нечто иное, непривычное. Она даже в шутку называет её «божественной».

— Хм, а это что? — озадаченный голос подруги прервал мои размышления.

Я обернулся и нахмурился.

В руках Ху Фуа был потрёпанный клочок бумаги. Судя по её выражению лица, там что-то странное.

— Где ты это нашла? — спросил я, подходя ближе.

— Он лежал на моей сумке, — она подняла глаза. — Это твой почерк?

Я взял лист и быстро пробежался по строчкам:

« Среди камней я родился,

Но сам мягче ветра в горах.

Нет плоти — но мной кормят,

Нет сердца — но живу.

Грею я в час труда,

И остужаю в покое дня.

Что я? »

— Это загадка? — пробормотал я, хмурясь. — Нет. Это не я писал.

— Тогда кто?

Я невольно посмотрел в сторону входа в обитель Адепта. Ху Фуа проследила за моим взглядом, и всё поняла без слов. Ну а кто ещё мог оставить записку, если не Адепт?

Маловероятно, что кто-то тайком пробрался сюда, пока мы ужинали, просто ради шутки. Во-первых, мы на горе. Добраться сюда без подготовки — уже подвиг, не говоря о том, чтобы остаться незамеченным. Во-вторых, вокруг открытая местность: никакой человек без особых способностей не смог бы подобраться так близко и остаться незамеченным. Особенно теперь, когда мои чувства обострились после пробуждения силы. Так что я бы точно заметил чужое присутствие. Ну и в-третьих, сумка всё время лежала на виду. Только существо уровня Адепта могло провернуть такое.

Но вот зачем?

Возможно, она решила нас испытать. Проверить, чего мы стоим. Ведь не выгнала с горы, а значит заинтересована в нас. Причем загадка появилась именно в тот день, когда я пробудил силу, а это не может быть совпадением. Она наверняка почувствовала перемену во мне. Не могла не почувствовать.

Впрочем, её мотивы пока не столь важны. Раз она решила нас так проверить, то нужно разгадать загадку.

— Есть идеи, о чём речь? — спросил я, вновь вчитываясь в текст.

Ху Фуа помотала головой.

— Нет, а у тебя?

— «Среди камней я родился, но сам мягче ветра в горах…», — повторил я вслух первые строки. — Что может появиться в скале и быть мягким?

Я задумчиво огляделся. Хорошо, что мы как раз находились в горах — вокруг было всё, что могло навести на мысль. Поэтому буквально через пару секунд мой взгляд упал на необычный цветок, пробившийся прямо из трещины в скале.

Это очень ядовитый цветок — Тигровый Журавль. С какой-то стороны не смертельный, но может убить если ничего не делать. Вызывает сильную диарею, причем от дозы зависит продолжительность действия яда. Но при правильной обработке говорят выходит вкусный чай. По крайней мере, так пишут в путеводителе Искателя Приключений.

— Цветок? — продолжил я через небольшую паузу. — Некоторые горные растения используют в еде, ими лечат, в них бывает много энергии. Также они растут среди камней, но достаточно мягкие, а также являются живыми организмами.

— Звучит логично, но не слишком ли это просто? — Ху Фуа с сомнением взглянула на меня. — Ответ буквально у нас перед глазами.

— Может, именно поэтому, — сказал я вздохнув. — Иногда, чтобы что-то спрятать, достаточно положить это на самое видное место. Подсознание просто отбрасывает очевидное.

— Тогда вот эти строки: «Грею я в час труда, и остужаю в покое дня», тоже подходят, — задумчиво пробормотала Ху Фуа, вглядываясь в текст. — Из некоторых цветов заваривают чай, который согревает тело и придаёт сил. Но в то же время его пьют, чтобы охладиться в жару.

— Чай пьют всегда и без какого-то повода, — усмехнулся я, фыркнув, а после задумался и посмотрел на котелок. — К слову, нужно заварить чай…

Она бросила на меня косой взгляд, но уголки губ дрогнули в улыбке.

Внезапно клочок бумаги вспыхнул голубым пламенем и сгорел в одно мгновение. Я не почувствовал ни тепла, ни боли, словно пламя было лишь иллюзией. А затем заметил возле моих ног другую записку. Там тоже была загадка, но уже другая:

« Я не жив, но во мне есть дыхание.

Я двигаюсь, но не имею ног.

Я невидим, но слышен.

Я везде, где ты есть…

Что я? »

— Ветер что ли? Какая-то чересчур легкая загадка.

Едва я успел договорить, как и этот клочок бумаги вспыхнул в пламени. Затем где-то в небе раздалось злое, недовольное бурчание, словно рассерженный медведь фыркнул. Но там, наверху, никого не было.

— Похоже, новая загадка, — сказала Ху Фуа с лёгкой улыбкой, заметив письмо рядом с котелком. Она ловко подняла его, но, увидев содержимое, нахмурилась. — Эм…

— Что там?

— « Я — пленник без цепей,

Я — беглец, что никогда не уходит.

Во мне спрятано старое солнце,

Но я сам — дитя тьмы.

Я не жив, но дышу.

Я не мёртв, но гнию.

Меня боятся, но ищут.

Что я? »

Прочитав загадку, она посмотрела на меня таким взглядом, словно это я накаркал. Впрочем, неудивительно. У меня ни малейшего понятия, что это может быть. Видимо, цапля обиделась и решила задать загадку посложнее.

Мы некоторое время просто молчали. Ху Фуа всё ещё держала письмо, но теперь смотрела в пустоту, явно размышляя над ответом. Я тоже пытался разгадать загадку, но всё казалось бессмысленным. Каждая новая строка разрушала теорию.

— Пленник без цепей… — пробормотал я. — Беглец, что никогда не уходит… Какая-то ерунда.

— Или игра слов, — Ху Фуа опустилась на корточки, глядя в огонь. — «Во мне спрятано старое солнце, но я сам — дитя тьмы», что это значит? Что-то древнее, как солнце, или горячее… Может быть, уголь? Но его не боятся, и он вроде не гниёт.

— Может Бездна? — хмыкнул я, но ответ действительно подходил.

Однако загадка не сгорела, а значит, ответ был неверным.

Мы просидели над ней до самой ночи, ломая головы над каждой строчкой, но без толку. Все наши попытки не увенчались успехом. Более того, мы даже не продвинулись ни на шаг. Казалось, Адепт нарочно загадала нечто настолько хитроумное, что разгадать это было попросту невозможно.

Явно мстит за мои слова, не иначе…

На следующий день мы проснулись с первыми лучами солнца. Оба недовольно буркнули что-то себе под нос и разошлись по своим делам, даже не взглянув на злополучную загадку. Хотя попытки всё же разгадать были. По крайней мере, с моей стороны. Я, параллельно занимаясь своими делами, размышлял над ответом.

Не знаю, чего именно хотела от нас цапля, но к вечеру, когда небо уже клонилось к закату, она появилась перед нами. Просто спустилась с неба, как какой-то бессмертный или ангел под огненным светом зари.

— Ах, да это же та самая цапля! — воскликнула Ху Фуа, всё ещё не признавая в ней Адепта. — Негодяйка! Неужели передумала и решила поесть?

Я чуть не подавился смехом, услышав это, а вот Адепт…

Она фыркнула. Да-да, фыркнула, по-настоящему, по-птичьи. Затем величественно расправила крылья, стряхнула с себя что-то невидимое, и шагнула ближе. Медленно, с достоинством.

— Почтенный Адепт, — сказал я и склонился в поклоне, как того требовал местный этикет. Не хотелось разозлить существо из-за своего неуважение.

Вообще, в Ли Юэ, если неправильно поприветствовать человека, или, хуже того, вовсе проигнорировать, то это считается страшным оскорблением, почти как плевок в лицо. Поэтому в первый месяц своего пребывания я усердно обучался местным нормам у хозяйки заведения, где остановился. Лучше сразу впитать нужные манеры, чем нажить себе кучу проблем из-за какого-то, казалось бы, пустяка.

И хоть в столице всё относительно нормально, поскольку это портовый город, но вот за пределами города эти знания пригодились.

Хотя всё же до сих пор непривычно. Для местных такое приветствие в порядке вещей, а у меня каждый раз остаётся неприятный осадок. Словно раб склоняется перед господином. Ничего обидного в этом на самом деле нет, но сказывается европейский менталитет.

К слову, в Тейвате рабы есть. Возможно, на момент канона их не будет. Но пока их используют всюду. Хотя это не совсем то рабство, какое я привык себе представлять. Здесь всё немного мягче. Хотя бы потому, что из рабства можно выйти. По сути, это форма долговой работы: человек остаётся в рабском положении, пока не отработает ту сумму, за которую его выкупили.

Чаще всего в рабы попадают должники. Но нередко случается и так, что бедные семьи сами продают своих детей. Звучит дико, но по местным меркам это даже считается разумным решением. В обществе Ли Юэ преобладает мнение: успеха добивается тот, кто много и усердно работает. Так что, отдав ребёнка в дом богатого человека, особенно если тот имеет хорошую репутацию и крепкую семью, бедняки, как говорится, убивают двух зайцев. Они получают деньги, а у ребёнка появляется шанс вырасти в стабильной среде. Тем более у таких детей есть возможность стать слугой этой семьи.

А слуга в Ли Юэ — это не прислуга в классическом понимании. Это вполне уважаемая должность. Во-первых, слуги получают высокую зарплату. Действительно высокую, поскольку по закону есть определенные условия. Если их не выполнять, то к такой семье явятся Цисин — организация, которая руководит Ли Юэ.

Во-вторых, слуги не трудятся на изнурительных работах вроде сельского хозяйства. К тому же у богатых семей слуг много, поэтому обязанности делятся и не слишком обременительны. У них есть выходные. Поэтому это полноценная работа: слуга даже может уволиться, пусть такое и случается редко. Бывает, слуги становятся потомственными — формируя целые кланы, веками служащие одной семье.

Впрочем, как бы красиво это ни звучало, но рабство остаётся рабством. Там всё зависит от хозяина. Не каждый окажется добрым и справедливым. Угодить садисту — плёвое дело. По закону, кстати, рабам нельзя причинять вред. Да, такой закон действительно существует. Поскольку раб — это не собственность, а человек. Но кто узнает, что происходит за закрытыми дверями усадеб? Никто. Особенно если родовые земли за пределами городов.

И всё же есть сословие похуже рабство. Их называют «Цзянь-ну». По сути, государственные рабы. Их участь поистине жестока. Они — бывшие преступники, клеймённые и лишённые прав. Их не считают людьми. С ними можно делать почти всё что угодно, кроме убийства. Это одна из крайних форм наказания. Но, чтобы по-настоящему осознать весь масштаб ужаса, то нужно знать: таких людей иногда отдают в семьи своих жертв. Объясняется это тем, что, утратив члена семьи, им теперь тяжело. Поэтому Цзянь-ну должен помогать… На деле, естественно, разъярённые семьи просто пытают их. Причем так, что кровь стынет в жилах.

А такие «пытки», так сказать, не запрещены. Формально — это ведь не люди, а «имущество». Пытать вещи нельзя, это попросту не имеет смысла. Поэтому официально это не пытки, а… скажем так, особое обращение с собственностью. Хозяева относятся к своим «вещам» так, как считают нужным. Если кто-то сломает ножку у стула — это же не преступление? Разумеется, нет. Так и с Цзянь-ну.

Что касается властей, то они, как по мне, только рады. Такие публичные пытки действуют на остальной сброд весьма эффективно. Система наглядно показывает: оступился, и ты уже ни гражданин, ни человек, а вещь. И с тобой можно делать всё, кроме убийства. Порой смерть куда милосерднее участи Цзянь-ну.

Это Ли Юэ, детка!

При этом Цзянь-ну ничего не сможет сделать. Это магический мир. Тут есть свои аналоги рабского ошейника, как обычно, бывает в разных фэнтези рассказах.

К слову, иронично, но грабители, которые наполнили Ли Юэ, зачастую не несут серьёзного наказания. По местным законам, если не было убийства или кражи чего-то по-настоящему ценного, то это всего лишь мелкое хулиганство. За это максимум: штраф или публичная порка розгами. А всё потому, что мора — это неудобная волюта. Физически тяжело носить много денег. Поэтому грабители с людей получают мелочь, и так обходят закон.

А вот бандиты другое дело. Им лучше не попадаться на глаза стражи или Искателей Приключений. Они все в розыске. И, скорее всего, их превратят в Цзянь-ну, или подвергнут пыткам, а после казнят.

Короче тут свои законы, не будешь их исполнять, окажешься в жопе.

А тем временем, после моего приветствия, наступила тишина. Ху Фуа хлопала ресницами, уставившись на меня непонимающим взглядом, словно я вдруг заговорил на незнакомом языке. И когда я наконец-то обратил на неё внимание, она медленно… чрезвычайно медленно повернула голову к Адепту. И в тот же миг её лицо побледнело, словно кто-то макнул её в чан с гипсовым порошком.

Мгновенно она склонилась в поклоне. Причём глубже, чем того требовал даже самый строгий этикет. Лоб почти коснулся земли.

— Прошу прощения! — произнесла подруга. — Я… я не признала вас!

Цапля молча уставилась на неё сверху вниз, медленно наклонив голову на бок, будто размышляя, стоит ли устроить показательное наказание. Тишина повисла в воздухе, что усиливало страх Ху Фуа.

— Поднимись, дитя, — наконец сказала Адепт. Голос её был тихим, но в то же время мелодичным. — Ошибки совершают многие, но лишь немногие умеют делать из них выводы. Надеюсь, ты запомнишь этот день и не совершишь больше такой ошибки.

Ху Фуа дрогнула, но послушно выпрямилась, не осмеливаясь поднять глаза. Словно щенок, который набедокурил, что правда недалеко от истины.

— Это ведь вы дали нам эти загадки, — осторожно напомнил я, чтобы перевести тему. — Но мы, боюсь, не смогли разгадать последнюю.

— Да, — пробурчала Ху Фуа, всё ещё не поднимая взора. — Она оказалась… слегка сложной.

Я косо посмотрел на неё, но ничего не сказал. Слегка… Угу, действительно слегка. Вон как расширялся взгляд Адепта. Сейчас не хватало ещё, чтобы нам дали очень сложное испытание.

— Я не тороплю вас с ответом. Можете дать его позже, когда будете готовы.

— Тогда зачем вы пришли к нам? — спросил я, нахмурившись и внимательно глядя на Адепта.

Честно говоря, язык чесался предложить ей миску с едой. Но я вовремя прикусил язык. Провоцировать такое существо — всё равно что быть на пляже под зонтиком в грозу.

— Ха! Разве это я пришла к вам? — с насмешкой отозвалась Вестница Небес. — Это мой дом, а вы мои гости. Впрочем, у меня действительно есть к вам дело. Не желаете стать моими учениками? — спросила она неожиданно мягко. — В вас есть потенциал. Однако всё не так просто: чтобы заслужить моё наставничество, вам придётся пройти испытание.

Мы с Ху Фуа переглянулись. В её взгляде я увидел непонимание, которое быстро сменилось на интерес. Всё же быть учениками Адепта — это такая возможность. Словно выиграть в лотерею.

Так что мы одновременно кивнули, вызвав довольный хмык птицы.