Веди_нас,_предводитель!_Глава_7.epub
Веди_нас,_предводитель!_Глава_7.docx
Веди_нас,_предводитель!_Глава_7.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 7. Слова из прошлого
Обычно так метали два-три волчьих черепа, при этом целясь в ноги, чтобы сломать их. Но Меграс метил выше. Череп медведя врезался в боевого коня слева с такой силой, что проломил животному грудь. Изо рта и носа скакуна хлынула кровь. Падая, он сбил соседа — лишь раз толкнул копытом в плечо, но и того хватило, чтобы конь резко крутанулся и свалился с мостков. Ноги его переломились. Всадник-лукдуш перелетел через голову своего скакуна.
Воин, сидевший на первом коне, с отвратительным хрустом ударился о брёвна мостков под самыми копытами лошади Меграса. И эти копыта, одно за другим, опустились на голову неизвестного орка, так что осталось лишь кровавое месиво.
Атака лукдушей захлебнулась. Ещё один конь споткнулся о бившегося в конвульсиях зверя, заржал и упал, окончательно перегородив мостки.
Испустив боевой клич, Меграс погнал коня вперёд. Неимоверный прыжок перенёс их через первого убитого скакуна. Всадник второго только-только поднялся и вскинул голову — как раз вовремя, чтобы увидеть клинок Меграса, который затем врезался лукдушу в переносицу.
Болдог бросился на помощь. Два ножа просвистели в воздухе справа от Меграса. Звонкий треск — тяжёлый лукдушский меч отбил один из ножей, затем — булькающий хрип, когда второй вонзился воину в горло.
Впереди осталось лишь двое врагов — по одному для Меграса и Болдога, так что можно было вступить в одиночные поединки.
Я кивнул, ведь как предводитель оценивал силу и мастерство своих подчинённых, желая удостовериться, что им не потребуется помощь. Убедившись в успехе, развернул коня и выхватил меч, подняв его так, чтобы Ураган увидел клинок, осознав, что от него требуется. Сразу после этого погнал боевого коня по мосткам на пеший отряд.
Собачья свора расступилась, чтобы уклониться от тяжёлых копыт, затем помчалась вслед за мной.
Впереди — восемь взрослых и двое юнцов.
Кто-то рявкнул приказ, и юнцы отступили к краям мостков, а затем спрыгнули. Взрослые орки, цвет которых колебался от чёрно-зелёного до нежно-салатового, хотели освободить пространство, и, глядя, как они самоуверенно выстроились клином во всю ширину мостков, я расхохотался.
Лукдуши, очевидно, ожидали, что я нацелюсь в самый центр клина, дабы сохранить скорость и напор, однако подобное оставит меня излишне уязвимым для боковых атак. Нет уж, в этом бою манёвры были очень важны.
Глупцы! Наверное прежний я и впрямь бросился в их центр, но не теперь! Мало того, что я могу мыслить наперёд, так ещё и ощущаю в себе изменения, которые позволят… всё!
— Малакат! — заревел я, высоко поднимаясь на плечах Урагана. — Узри!
Воздев остриё клинка над головой коня, я вперил взор в крайнего воина-лукдуша на левом крыле их куцего клина. Ураган почуял, что фокус внимания сместился, и чуть изменил направление атаки за миг до столкновения, так что копыта боевого коня прогремели по са́мой кромке мостков.
Передний лукдуш успел отступить на шаг и взмахнул из-за головы двуручным мечом, целясь в голову коня, но я принял этот удар своим клинком и одновременно выбросил правую ногу вперёд, а левую — назад. Ураган развернулся подо мной и скакнул к центру моста.
Клин рассыпался, и все противники оказались слева от меня.
Ураган понёс по диагонали, через мостки. Радостно взвыв, я рубил и кромсал, ощущая, как клинок находил плоть и кости не реже, чем оружие врагов. Рядом с противоположным краем Ураган остановился и ударил одновременно обеими задними ногами. По меньшей мере одно из копыт попало в цель, и изломанное тело полетело с мостков вниз.
А потом подоспела свора. С рычанием псы бросались на воинов-лукдушей, которые в основном повернулись ко мне — и подставили зверям спины. Воздух разорвали крики.
Развернув коня, я снова врубился в орочий строй. Двое лукдушей сумели отбиться от собак и теперь отступали по мосткам. С их клинков капала кровь.
Проревев слова вызова на бой, я погнал скакуна на воинов.
И поражённо замер, когда увидел, что оба спрыгнули с мостков.
— Жалкие трусы! — ярость обожгла нутро. — Я свидетель! Ваши юнцы свидетели! Эти треклятые псы — свидетели!
С трудом подавив гнев, ощутил, что эмоции слишком сильны. Нужно перебороть их. Стать выше. Иначе в мире, куда я направляюсь, попросту не выжить. Да, я силён. Сильнее, может, всех. В перспективе. Но если не унять свою ярость…
— Бешенство не доведёт до добра, — едва слышно шепнул я и силой заставил себя успокоиться. Нужно быть выше этого.
Вскоре я вновь увидел этих трусливых ублюдков: уже без оружия они торопливо ковыляли прочь по болоту.
Подъехали Болдог и Меграс. Спешившись, они добавили гнев своих клинков к отчаянной ярости, с которой псы продолжали рвать и трепать павших лукдушей.
Я отвёл Урагана в сторону, не сводя глаз с убегавших воинов, к которым уже присоединились юнцы.
— Я узрел! — крикнул им в спину, уже без прежней разрывающей нутро злобы. — Малакат узрел!
Клык, чёрную с сединой шерсть которого было трудно разглядеть под подсыхающей маской крови, подошёл и остановился рядом с Ураганом. Мышцы пса дрожали, но ран на нём не было. Я обернулся и увидел, что у нас осталось четверо собак: пятая потеряла переднюю лапу и теперь ковыляла по кругу, оставляя за собой алый след.
— Болдог, перевяжи ей лапу — вечером прижжём, — скомандовал я.
— Что толку от трёхногой собаки, предводитель? — тяжело дыша, спросил Меграс.
— Даже у трёхногой собаки есть уши и нос, Меграс Лурц. Когда-нибудь она ещё будет лежать — седая и толстая — у моего очага, в том клянусь. Ладно, из вас кто-нибудь ранен?
— Царапины, — пожал плечами Меграс и отвернулся.
— Я потерял палец, — сообщил Болдог, вытащил кожаный ремешок и направился к раненой собаке, — но не очень нужный.
Отчего-то в голове тут же возникла уверенность, что у меня бы он отрос, пусть и не сразу. Это позволило оскалиться и взглянуть на будущие перспективы с толикой большей уверенности. А ещё… лишь сейчас, когда сошла горячка боя, я ощутил, что не только дрался быстрее и сильнее, чем раньше, но ещё и чувствовал… нет, чувствую сейчас — какую-то смутно уловимую энергию, которая бушует в моём теле.
Это Камень Воина? Или эффект слияния душ? Адаптация, позволившая попасть в этот мир и, по словам Малаката, «приспосабливаться к любому воздействию»? Не важно. Я всегда знал, что уникален.
Повернув голову, ещё раз взглянул на отступавших лукдушей. Они уже почти добрались до ряда чёрных елей. Послав им последнюю презрительную ухмылку, я положил ладонь на лоб Урагана.
— Отец мой сказал правду, Ураган. Никогда я не скакал на таком коне, как ты.
В ответ на эти слова приподнялось лошадиное ухо. Наклонившись, я коснулся губами его лба.
— Мы с тобою, — прошептал я, — становимся легендой. Легендой, Ураган.
Выпрямившись, я оглядел трупы на мосту и улыбнулся:
— Пришло время собирать трофеи, братья мои. Меграс, твой медвежий череп уцелел?
— Думаю да, предводитель.
— Твой подвиг даровал нам победу, Меграс Лурц, — польстил я ему.
Здоровяк обернулся, прищурился и внимательно посмотрел на меня:
— Ты всегда удивляешь меня, Драгар Геснер, — откровенно сказал он.
— А меня удивляет твоя сила, Меграс Лурц.
Орсимер помолчал, затем кивнул:
— Я готов следовать за тобой, предводитель.
Всегда был готов, Меграс Лурц, и в том — различие между нами.
* * *
— Видно, последний отряд преследователей повернул назад, — проговорил Болдог, когда мы начали сводить коней с мостков.
— Зараза трусости ширится, — прорычал я.
— Они, — пророкотал Меграс, — с самого начала поняли, что мы пересекаем их земли. Что это не простой набег. Потому будут ждать нашего возвращения и, скорее всего, призовут воинов из других деревень.
— Это меня не тревожит, Меграс Лурц, — запальчиво и не думая бросил я ему.
Боги, удивительно, как я вообще дожил до сего дня с таким-то самоконтролем! Клятая сила адаптации, ты должна исправить сей недостаток!
— Знаю, Драгар Геснер. Ты, видно, продумал наперёд всё, что касается этого странствия. Но даже так — нам предстоит проехать ещё две долины лукдушей. Будут и другие деревни. Скажи, мы объедем их или соберём ещё больше трофеев?
— Так, когда приедем к поселениям нордов у Фолкрита, у нас окажется слишком много трофеев, — заметил Болдог.
Расхохотавшись я пару секунд смотрел в небо, скрестив руки на груди.
— Мы проскользнём по этим долинам, точно змеи в ночи, пока не дойдём до самой последней деревни, — произнёс я. — Оттуда я всё равно хочу повести за нами погоню в земли обальдов.
На этом обсуждение оказалось закрыто. Спустя некоторое время Болдог отыскал тропу, которая шла по краю долины.
Я оглянулся на собаку, что ковыляла позади всех. Рядом с ней шёл Клык и мне отчего-то показалось, что трёхногая собака — самка вожака. Даже возникла лёгкая радость, что я решил не добивать раненого зверя.
В воздухе разлился холод — лучшее подтверждение тому, что мы поднялись выше в горы. Территория обальдов располагалась ещё выше, на восточном краю нагорья. Помню, Ямарз рассказывал, что это нагорье рассекает лишь один перевал — рядом с водопадом, который несёт горный поток к Фолкриту. Опасный спуск. Дед нарёк его Костяным перевалом.
Тропа принялась вихлять меж растрескавшихся от ветра валунов и поваленных деревьев. Вскоре мы уже могли разглядеть вершину — примерно в трёх километрах над нами.
Не Глотка Мира, — подумалось мне, — но тоже весьма и весьма внушительно.
Пришлось спешиться. Я даже вернулся назад и поднял трёхногую собаку на руки, уложив её поперёк широкой спины Урагана и привязав ремнями. Самка не издала ни звука. Клык бежал теперь рядом с боевым конём.
Мы продолжили путь.
Шагая, я не ощущал никакой усталости или слабости. Тело казалось столь чудовищно сильным, что периодически это вводило в ступор. Часть моей души, ещё не освоившаяся в новом амплуа, поражалась такому. Другая же — лишь горделиво скалилась. Скоро мою мощь узреют все!
Когда мы оказались в полусотне метров от вершины и вышли на широкий уступ, солнце окутало склон ослепительным золотым маревом. Создалось ощущение, что можно было разглядеть каждый всклокоченный, погнутый ветром дуб, тянущийся вдоль всей долины.
Осмотрев правую часть естественной террасы, Болдог хмыкнул, затем сказал:
— Вижу пещеру. Вон там, — он указал пальцем, — за поваленными деревьями, где скала вспучилась.
— Похоже, места в ней хватит и для наших коней, — заметил Меграс. — Драгар Геснер, если мы собираемся дальше скакать по ночам…
— Согласен, — отозвался я.
Болдог повёл нас вдоль уступа. Мимо него протиснулся Клык, замер у входа в пещеру, затем припал к земле и осторожно пополз вперёд.
Остановившись, мы внимательно следили, встанет ли у пса шерсть на загривке. Это бы значило, что в пещере живёт белый медведь или какой-то другой зверь. Долгое время Клык не шевелился, прижавшись к камню на площадке у входа, затем наконец поднялся, оглянулся на отряд и потрусил внутрь пещеры.
Со стороны долины вход прикрывали рухнувшие деревья. Когда-то над ним был каменный навес, но он обвалился, видно, под весом стволов, так что осталась лишь груда обломков, которые частично перегораживали проход.
Пока Меграс расчищал дорогу, чтобы можно было провести коней, мы с Болдогом последовали в пещеру за псом.
За завалом из скальных обломков и песка пол в пещере был ровный, усыпанный жухлой листвой. Лучи закатного солнца украсили заднюю стенку жёлтым узором, выхватив плотный блок резных знаков. В самом центре сводчатой пещеры кто-то сложил пирамидку из камней.
Клыка нигде не было видно, но на полу виднелись следы пса, которые уходили в сумрак — в дальний угол пещеры.
Болдог шагнул вперёд, не сводя глаз с крупных знаков, высеченных строго напротив входа.
— Эти символы не принадлежит ни лукдушам, ни обальдам, — постановил он.
Потому что они драконьи! — отчего-то уверился я, смутно вспоминая обрывки некогда изученной информации. — Похожи ведь… Такие же чёртовы закорючки, напоминающие смесь иероглифов и древнеегипетских картинок.
Миг спустя заметил под ними более знакомые буквы.
— Однако слова под ним — орсимерские, — уверенно заявил я.
— Стиль уж больно… — Болдог нахмурился, — витиеватый.
Заинтересовавшись, я начал читать вслух:
— «Во времена Меретической эры появился альдмерский культ инакомыслящих, отошедших от вероисповедания, принятого на Саммерсетских островах…» — мотнув головой, я посмотрел на Болдога. — Ты хоть что-то понимаешь?
Эти слова не давали мне ничего. Даже новоприобретённая память пасовала.
— Может нужно прочесть дальше? — Болдог пожал плечами.
— «…принятого на Саммерсетских островах и последовавших за молодым пророком Велотом. Боэтия говорила с Велотом в снах и видениях, наставляя его возглавить новый культ альдмеров, проповедующий, что смертные могут возвыситься и стать богами. Жрецы Тринимака, — знакомое имя заставило продолжить чтение с бóльшим интересом, — осудили новую секту за богохульство и пригрозили изгнанием, если они не откажутся от Велота. Но когда жрецы собрались выносить приговор, явилась Боэтия, проглотившая Тринимака. И, заговорив его голосом, раскрыла всю ложь его учений. Собравшиеся жрецы были пристыжены и сломлены этими откровениями. В конце Боэтия исторгла из себя Тринимака у всех на глазах, окончательно запятнав его позором».
— Тринимак — это вымысел, — добавил Болдог. — Лишь Малакат истин.
Сглотнув, я продолжил читать:
— «Мы не знаем, как был побеждён Тринимак, но говорят, что после его поражения Боэтия поглотила его и пытала его дух в своём животе. Когда Боэтии наскучили пытки, она выпустила его из тюрьмы и сослала в план, полный удушливого пепла. Пытки и позор сделали Тринимака истерзанным и разозлённым. Тринимак исчез и возродился как… — фыркнув, я мгновение подумал, но решил дочитать, — Малакат, Бог Проклятий. Из-за того что разум его стремился к мести, его самые верные последователи изменились вслед за ним и стали орсимерами, прóклятыми на вечное изгнание, народом без земли».
Болдог сплюнул, выражая всё отношение к подобным словам. Хмыкнув, я глянул дальше и прищурился.
— «Я увёл несогласных. Прочь с высокогорья. По разломанным жилам, что кровоточили под солнцем…» Разломанным жилам? — оглянулся на спутника.
— По льду, — пояснил Болдог.
— Ну да, и кровоточили под солнцем, — почесал я висок. — «Мало нас было. Кровь наша помутнела, и помутнела бы ещё больше. Я счёл необходимым разбить то, что осталось. Ибо почитатели других богов гневались и хотели продолжить истреблять всех без разбора».
Нахмурившись, я обернулся к соратнику.
— Они бежали. От кого? Какие ещё почитатели? Той Боэтии?
— Не знаю, — отозвался Болдог. — Может её, а может какое-то враждебное племя. Продолжай читать, Драгар Геснер. Ты складываешь звуки в слова куда лучше моего.
— «Поэтому я оторвал жену от мужа. Дитя от родителя. Брата от сестры. Я сотворил из них новые семьи, а затем отослал прочь — в горные долины, на пересечении Скайрима и Хаммерфелла. То дикие земли, негостеприимные и весьма опасные. Но кто мог выжить там, кроме орсимеров? Я провозгласил Законы Разделения, данные нам Талосом, которого мы некогда приютили и сердце которого преисполнилось горем от того, что с нами стало. Законы Разделения станут нам спасением, очистят нашу кровь и укрепят наших детей. Всякий, кто последует, и всякий, кто прочтёт эти слова, да узнает моё оправдание…»
— Эти слова меня тревожат, Драгар Геснер, — дрогнул голос Болдога.
— Почему? — оглянулся я на него. — Они для нас ничего не значат. Это лишь бредни какого-то старца. Слишком много слов — годы бы ушли, чтобы высечь все эти знаки, и только безумец пошёл бы на такое. Безумец, которого заживо похоронили здесь, одного, изгнали из племени…
Болдог ответил пристальным взглядом.
— Изгнали? — повторил он. — Да, думаю, ты прав, предводитель. Читай дальше — давай услышим его оправдание и сами затем рассудим.
Пожав плечами, я вновь вгляделся в буквы на скальной стене:
— «Чтоб выжить, мы должны забыть. Так нам сказал Талос. Всё то, к чему мы пришли, всё то, что размягчило нас. Всё это следует оставить. Мы должны разобрать свои…» Этого слова я не знаю, — покрутил я рукой. — «…и разбить всякий камень, чтобы не осталось и следа того, чем мы были. Мы должны сжечь свои…», — мысленно выругавшись, я недовольно дёрнул головой. — И этого тоже не знаю. «…чтобы остался лишь пепел. Мы должны забыть свою историю, вернуться лишь к самым древним нашим сказаниям. К легендам, повествующим, как мы жили в простоте. В лесах. Охотились, ловили рыбу в реках, растили коней. Когда законы наши были законами набегов и поединков, а единственной мерой всему был взмах меча. К сказаниям, что говорят о распрях, убийствах и изнасилованиях. Мы должны вернуться к тем ужасным временам. Чтобы разделить линии своей крови, сплести из них иные, меньшие сети родства. Новые нити пусть родятся лишь от насилия, ибо только так они останутся редкостью и случайностью. Чтобы очистить свою кровь, мы должны забыть всё о том, чем стали, но заново найти всё то, чем когда-то были…»
— Здесь, ниже, — проговорил Болдог, присев на корточки. — Я узнаю эти слова. Читай здесь, Драгар Геснер.
— Темно, Болдог Толзон, но я попытаюсь. Ага, да. Это… имена. «И этим новым племенам я дал имена, какие отец мой дал своим сыновьям». И список: «Джейсал, Убальд, Дирад, Крагн, Бердс, Лукдуш и Ронгор. Таковы и будут новые племена…» Слишком темно, чтобы читать дальше, Болдог Толзон, да и не хочу уже, — добавил я, почувствовав внезапный холодок. — Мысли эти ужалены пауком. Ложь, сплетённая лихорадкой.
— Но дирадов и рогноров…
— Больше не существует, Болдог Толзон, — выпрямился я.
— А имя Талоса сохранилось в наших…
— Довольно! — рыкнул я, поддавшись внезапной злобе. — Нет в этих словах никакого смысла!
— Как скажешь, Драгар Геснер.
Из сумрака показался Клык, отчего я разглядел в стене тёмную расселину. Болдог кивком указал в ту сторону:
— Там лежит тело резчика, — озвучил орк.
— Туда он, видно, и заполз, чтобы умереть, — презрительно ухмыльнулся я. — Вернёмся к Меграсу. Здесь можно укрыть коней. Сами будем спать снаружи.
Я повернулся и направился к выходу. Болдог пошёл следом. Позади нас Клык на миг задержался у пирамидки из камней. Солнце ушло с дальней стены, и пещеру окутали тени. Обернувшись, мне показалось, что глаза пса заблестели красным.
* * *