Вернувшийся_во_мрак_Глава_18.epub
Вернувшийся_во_мрак_Глава_18.docx
Вернувшийся_во_мрак_Глава_18.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 18
Великий маг Хартонис, взгляд со стороны
Часть древних книг утверждала, что Андрасте даровала своему мужу, Маферату, пятерых детей. Однако истина была сложнее. Трое старших были рождены наложницей, Джиливан. Двое младших дочерей приписывались самой Андрасте, но более поздние записи в пух и прах разбивали эти свидетельства, доказывая, что обе девочки были рождены сестрой Андрасте, Халлисеррой.
Проблема, как и история, сводилась к тому, что настоящая Халлисерра погибла ещё во времена детства «невесты Создателя». Кто же тогда скрывался под её именем?
Хартонис не знал этого. Даже его знания имели границы. Но место, где они находились в данный момент, заставляло старика вспоминать прошлое. Кое-что он вычитал в книгах, кое-что узнал от демонов. Часть сведений ему показала сущность из сна. Например про Толстую Стену. Оказывается, крепость была заложена ещё во времена похода Андрасте против Тевинтера. В то время не существовало Орлея, зато имелось два иных государства: Цириан и Планцен, названные в честь человеческих племён, живших там. Неварра находилась севернее Цириана, тогда как Долы, провозглашённые новой родиной эльфов, лежали южнее. Королевства не смогли сохранить целостность, и в течение века разделились на независимые города-государства. В последующие несколько десятилетий бывшие аламарийские повстанцы осели на новой земле.
Ныне волшебник мог лишь гадать, знал ли хоть кто-то о том, сколь богатая история у крепости, куда они пришли.
Толстая Стена.
Разрушенные внешние укрепления заросли деревьями, в основном дубами-душителями. Огромные пни всё ещё стояли, высокие, как башни, вцепившись похожими на кулаки корнями в фундамент. Орлесианцы использовали их для восстановления крепости, превратив в специальные бастионы. В других местах они возвели палисады поперёк проломов и деревянные щиты вдоль разрушенных высот. Всё это теперь дымилось и горело почти невидимым в прямом солнечном свете пламенем.
«Гончие» задержались в тени, тяжело дыша и всматриваясь вперёд. Что-то напало на крепость — и совсем недавно.
— Плохо… — пробормотал Зиркирт, вроде как ни к кому не обращаясь, но потом посмотрел на Нарсиана и Роксмара.
Поймав взгляд старика, молодой мужчина пожал плечами и пояснил:
— Твари позади нас, а теперь они ещё и перед нами? Это больше, чем если бы они просто сбились в стаю.
— Есть какие-то мысли? — Харт не любил пустую болтовню, находя её полезной лишь в моменты скуки, когда нужда убить время заставляла людей заниматься разной чушью. Сейчас точно нет места для праздной беседы.
— Мы всё равно мертвы, — тонко улыбнулся Зир и развёл руками в манере настоящего охотника за головами.
«Быстро учится», — мелькнула мысль у колдуна.
Старик подумал об этих людях, «Гончих» и «Спрутах», проводящих сезон за сезоном, проливая кровь в этих пустошах и Глубинных тропах. Конечно, они боялись за свою жизнь, но не так, как другие. Да и как они могли бояться? Монета, проигранная в кости, сильно отличалась от монеты, которая была украдена вором, даже если нищета, которая привела его к грабежу, была такой же, как у игроков.
Иджхоллские головорезы, как и их орлесианские товарищи, знали, что такое азартные игры.
Разглядеть в горящей крепости признаки друзей или врагов было невозможно, и капитан приказал Гешрену с Зиркиртом отправиться вперёд, на разведку. Жрица, под защитой нескольких барьеров, тоже направилась к за́мку, прямо в центр пламенеющих укреплений. Её кожа и эльфийская кольчуга сияли в отблесках огня.
Разношёрстный отряд наблюдал за происходящим с измученным удивлением. Аркуэнэ шла по склону, усыпанному срубленными деревьями, уходя всё дальше, пока не превратилась в тонкую чёрную полоску, бредущую в огне, вокруг разрушенных участков Толстой Стены.
Где-то там, в её стороне или округе, бродили невидимые следопыты, острым взглядом подмечая то, что мог бы упустить кто-то другой.
Вокруг крепости поднимались завесы дыма, тянущиеся к ленивому западу. Вдалеке вырисовывались Морозные горы, и над их вершинами сгущались облака. После нескольких мгновений пристального разглядывания Харт отвёл слабеющие глаза. Даже скверна в крови не превратила его в воина, обладающего сверхъестественными чувствами. Лишь магия могла позволить старику встать вровень с умелыми бойцами. Колдовать же именно сейчас ему не хотелось.
Люди (и эльфийка) вернулись в течение получаса. Разведка была быстрой и поверхностной, но времени на углублённое изучение не имелось.
— Пройдём, — только и сказал Гешрен, после чего артель двинулась через россыпь напоминающих кости деревьев, следуя за зигзагообразными стволами, похожими на выброшенных на берег китов, пробираясь сквозь арки из скелетоподобных ветвей. Временами это казалось лабиринтом.
Открытый дневной свет дал Хартонису ещё одну возможность оценить вновь прибывших — «Спрутов», которые в его свете показались ещё более облезлыми и несчастными. У них был настороженный вид пленников и голоса рабов, живущих в страхе перед жестоким и непостоянным хозяином. Как и «Гончие», они жили под пятой своего капитана. Но что было раньше не имело значения, по крайней мере для Хартониса. Это были «Спруты», головорезы-разбойники, которые убивали людей, чтобы нажиться на Порождениях. На самом деле они были ничем не лучше подземных каннибалов и, возможно, даже больше заслуживали смерти. Но «Спруты» были людьми, и в землях, где жили толпы тварей, это родство превзошло все остальные соображения.
Любая расплата за их преступления должна была последовать позже.
Ворота изначальной старой крепости давно уже превратились в сплошные развалины. На их неровных остатках была воздвигнута импровизированная замена — деревянный частокол, не тронутый тлеющими в других местах кострами. Двери были открыты, и на них не имелось никаких надписей. Артель выстроилась под грубыми укреплениями, оглядываясь по сторонам в разных направлениях. Харт приготовился к зрелищу бойни внутри — мало что могло быть более тревожным, чем последствия резни Порождений. Но там ничего не было. Никаких мертвецов. Никакой крови. Никакой скверны.
— Они сбежали, — пояснил Зиркирт, имея в виду орлесианский штат, который должен был находиться здесь. — Шевалье или кто тут обитал? — он оглянулся, а потом пожал плечами. — Неважно. Но это их работа. Они эвакуировались и замели за собой следы.
В некоторых местах руины рассыпались в каменную крошку, в то время как в других они казались на удивление неповреждёнными. Висячие секции стены. Проходы между обломками высотой по пояс. Куски некогда величественных построек пробивали внутренний дёрн, разбросанные и нагромождённые, создавая бесчисленные щели и трещины для крыс. Ещё несколько массивных пней сгорбились над каменной кладкой: их похожие на вены корни расходились кругами в разные стороны — в некоторых местах высотой в два этажа. Фундаментальная планировка крепости следовала древним представлениям, когда воссоздание какой-то оригинальной модели перевешивало более практические соображения. Несмотря на то что возвышенность, на которой стояла крепость, имела форму вытянутого овала, стены её были прямоугольными. Цитадель же, напротив, была круглой, образуя круг в квадрате, который Хартонис сразу узнал по древним гравюрам в книгах, до которых добрались его загребущие и жадные до знаний руки ещё в бытие молодым и амбициозным магом на службе короля Мэрика.
Разноцветный камень был изъеден временем, местами чёрным от плесени, а местами покрытым белыми и бирюзовыми лишайниками. Сохранившийся орнамент, хотя и простой по сравнению с Марзагаром, казался чрезвычайно сложным по человеческим меркам. Каждая поверхность была изукрашена узорами, по большей части тотемами животных. На изображениях звери стояли на задних лапах, в то время как верхние застыли в человеческих жестах. Как ни многочисленны были эти рельефы, Хартонис нашёл только одно неповреждённое изображение древнего цирианского герба: семь волков, выстроившихся вокруг щита, словно лепестки маргаритки.
Всё его тело гудело, одновременно собирая силы и погружаясь в головокружительную бодрость. Хирви. Несмотря ни на что Хартонис осознал, что блуждает взглядом, как и много лет назад, погружённый в мысли о давно ушедших временах. Он всегда находил в развалинах убежище, свободу от требований своего призвания и своего рода связь с древними днями, которые представлялись для него загадкой, требующей решения. Он всегда чувствовал себя цельным в присутствии осколков.
— Харт… — позвала Элисса, и голос девушки был так похож на голос её матери, что у старого волшебника мурашки побежали по спине. Жалобное эхо.
Он обернулся, удивлённый собственной улыбкой. Это был её первый визит, понял он, её первый взгляд на древних андрастианцев и их произведения.
— Поразительно, не правда ли? Подумать только, такие руины — это всё, что осталось от империи, которая едва не уничтожила Тевинтер и почти воцарилась на всём Тедасе. Даже орлейские варвары, — ему доставило удовольствие говорить так о людях, которые гордились своей изысканностью и манерами, — не смогли окончательно доломать столь величественное сооружение.
Маг поплёлся следом, быстро осознав, что Элисса смотрела на остальных «Гончих», а не на разбитые каменные «гнёзда», возвышающиеся вокруг них.
Девушка взглянула на него — её глаза были полны нерешительности.
— Одержимый демоном, — произнесла она тихим, едва слышным голосом.
— Что? — не понял старик.
Кусланд моргнула, вновь почувствовав мгновенную нерешительность.
— Одержимый демоном… Лотшиль… похоже, он уже давно мёртв. Его телом завладел демон, — пояснила она свою мысль.
— Чего? Что ты говоришь? — спросил Хартонис, пытаясь собраться с мыслями. Элисса была тэйрной Ферелдена, а это означало, что она почти наверняка получила обширную подготовку по части всего, чего только можно, даже по столь деликатным вопросам, как одержимость демоном. Плюс самообразование… Колдун припомнил, как Элисса по памяти цитировала строчки про демонов, про Чёрный Город, про Тень и Завесу. Она знает… знает…
Возможно, она знала об этих тварях немногим меньше его самого.
— Когда напали Порождения, — продолжила девушка вполголоса, глядя на сына эрла, стоявшего рядом с остальными. — Перед этим… То, как он двигался… — она повернулась к старому волшебнику и устремила на него взгляд, исполненный абсолютной женской уверенности, такой же серьёзной, как голод или болезнь. — То, что он сделал, было невозможно для его уровня, Харт. Он действовал как воин, достигший вершины мастерства в бою на мечах. Который столь искусен в обращении с энергией, что даже не замечает, как наполняет ею каждый свой удар. А я ведь видела, как он сражался ранее, в Тёмных пещерах. И ещё… в момент боя у него горели глаза.
Хартонис стоял ошеломлённый. Одержимый? Как? Почему? Откуда?
«Марзагар, — осознал волшебник. — Только там была возможна эта… «подмена». Лишь там, в скоплении демонов и тварей самых разных форм и видов. Лотшиль… слабый. Не физически, но духовно. Парень мог поддаться «помощи», которая пробилась к нему во сне, когда мы встали на стоянку возле костей дракона. И если так…»
Полузабытые страсти галопом проносились у него в голове. Коварство демонов не знает границ. И если этот одержимый не стал предаваться бессмысленной резне, если задумал притвориться человеком, если даже решил помочь одной из них… Это показывает его разум. Его высокий уровень. А тонкая переделка тела, чтобы его силы хватило для физического устранения Порождений… Это заявка на Высшего демона. Но какого? Вряд ли Гнев. Сомнительно, что Праздность. Может, Желание? Гордыня?..
И всё же, Харт понимал, что в данный миг у демона нет преимущества. В Толстой Стене присутствуют двое сильных волшебников, Зир, управляющий кровью, и отряд, пусть и измученных, но опытных бойцов. Столь сильной группой они сумеют победить даже дракона.
Старик повернулся туда, где стоял аристократ.
— Лот… — позвал он срывающимся голосом.
— Он спас мне жизнь, — прошептала стоящая рядом с ним Элисса, очевидно, совершенно сбитая с толку, как и он сам. — Он открылся, чтобы спасти меня…
— Лот! — снова позвал Хартонис.
Молодой мужчина покосился на мага, прежде чем снова повернуться к тем, кто обращался к Лотшилю, стоя рядом — Арне и Роксмару. Маг заморгал, внезапно почувствовав себя очень слабым и очень старым. Зачем могущественный демон внедрился к ним в группу? Что будет, если волшебник рассекретит его здесь и сейчас? Таит ли отродье Тени опасность? Нет, неправильный вопрос, таит ли он опасность прямо сейчас или для артели будет безопаснее использовать его помощь в путешествии через Долы? Притвориться, что ничего не замечают, позволяя демону прикрывать их от Порождений?
«Он открылся, чтобы спасти меня…» — припомнил Харт слова Элиссы.
Смятение волшебника было не таким уж сильным. Оно, скорее, было вызвано необходимостью и оставило ему одну лишь неприкрытую тревогу и сопутствующую ей сосредоточенность.
— Лотшиль! Я с тобой разговариваю! — рявкнул колдун.
Приветливое, немного смуглое лицо повернулось к нему с улыбкой…
Взрыв разума — первое заклинание, которое могло оглушить цель, пришедшее в голову старому волшебнику. Обычно оно действовало ненаправленно, на всех вокруг. Но то лишь у новичков. Опытный маг был способен направить его точечно и аккуратно. Как сейчас.
Без всякого предупреждения Лот прикрылся переливчатой защитой, от которой прямо сквозила сила Тени, отражая пущенные магом чары, после чего перепрыгнул через мельтешащих охотников, ошеломлённо вытаращивших глаза и сдерживающих крики. Он крутанулся в воздухе с грацией акробата и приземлился с бешеной скоростью краба. Прежде чем Хартонис закончил новое заклинание, он пересёк двор на две трети, а когда старик использовал молнию, надеясь на её скорость и судороги, которые поразили бы тело после попадания, то демон увернулся от неё налету — чары попали в камень и разбили известковый раствор. Далее Лотшиль снова подпрыгнул и перелетел через разрушенную стену.
Всё произошло буквально за пару секунд, отчего оставшиеся головорезы замерли, бледные и ничего не понимающие.
— Пусть это будет предупреждением! — Лорс захихикал в жалком ликовании, а потом повернулся к «Спрутам», словно они были неопрятными дальними родственниками, требующими уроков дворцового этикета. — Держитесь подальше от девки, ребята! — Он взглянул на Хартониса, и в его глазах было достаточно прежней хитрости, чтобы вывести старого волшебника из себя. — Кого капитан не выпотрошит, того маг сожжёт!
* * *
Демон… Шикарно…
Всё было не так, как должно быть, и, значит, это было правильным. Мы сражались с людьми вместо Порождений. Бежали в горящую крепость, а не наоборот. Нашли в своём отряде одержимого демоном, а потом решили даже не обсуждать это. После побега Лотшиля промолчали все. Сложилось ощущение, будто бы это нормальный и естественный процесс.
Первые минуты после бегства Лотшиля — точнее существа, в теле Лотшиля, — я лишь смотрел на остальных, ожидая, когда мы в должной мере поделимся сведениями о случившимся. Но… слова Лорса будто бы закрыли обсуждение. Всё. Конец. Точка.
Прикрыв глаза, я нагло прошёл сквозь всех людей и схватил Аркуэнэ. Не реагируя на её отчётливое удивление, закинул эльфийку себе на плечо, попкой вперёд, а потом направился к догоревшую пристройку, которая воняла дымом, но прикрывала нас от любопытных глаз.
— Наколдуй воды, надо помыться, — как ни в чём не бывало сказал ей.
Процесс омовения прошёл именно так, как того и требовалось. С барьером от подслушивания и тихими стонами светловолосой волшебницы. Когда я прижимал её к покрытой сажей стене, мне показалось, что Жрица начала втягиваться в этот процесс. Не просто получать удовольствие, а привыкать его получать. Отдаваться происходящему и начинать проявлять чуть большую инициативу, чем объятия или поглаживание моей руки.
Я старался создать ей эти условия и отдать хоть немного контроля. Старался раскрепостить. Предоставить ей то, чего она была лишена.
Поэтому сегодня, когда Жрица с долей странной, не ожидаемой от неё робости, попросилась быть сверху, я с готовностью уступил, получая не только незабываемое наслаждение, но ещё и потрясающий вид.
И вот, выйдя из пристройки, дважды принявшие душ, пропахшие дымом, но довольные и улыбающиеся, застали отряд, который готовился ко сну. Прямо днём, под палящим солнцем.
Неправильный день. Решения, которые шли от обратного. Безумие или моя новая жизнь?
Хирви никто не выдавал. Несмотря на тоскующие взгляды, эльфийка держала свой мешочек спрятанным в сумке. Не знаю, почему она решила пропустить сегодняшнюю раздачу. Может, потому что ещё не вечер? Так или иначе, я узнал этот взгляд, который люди на неё бросали. Из множества форм истощения, пожалуй, ни одна не являлась столь тягостной, как апатия, потеря чувств и всех других желаний, кроме одного — когда вы хотите только перестать испытывать это желание, когда простое дыхание становится своего рода бездумным трудом.
Может именно поэтому события, связанные с Лотом, прошли незамеченными? Дескать: «Подумаешь, одержимый! Когда там дозу можно получить?»
Ломка, вот что это. Капитан, Жрица и кто там ещё?.. Они добились своего. Артель стала сборищем наркоманов. То, что началось как нужда и спасение от усталости, голода и жажды, обернулось зависимостью. Жаждой новой дозы. Особой формы голода, который царил среди отряда.
Это заставляло меня думать и опасаться. А ещё лечь рядом с Аркуэнэ, впадая даже не в сон, а в некую форму тревожного забытья. Впрочем, может причина этого в ярком солнце? Или из-за мух — какой-то их кусачей разновидности? Может быть. Но почему-то мысли то и дело склонялись к последним событиям, свалившимся на меня… нас. Лот, Порождения, неотступно преследующие нас. Капитан. Жрица. Попаданка Элисса и её взгляд Истины. Моя собственная сила крови. Демоны в Марзагаре. Трусливый врун Харт. Сокровищница. Возвращение. Пятый Мор. Архидемон…
И конечно же моё участие во всём этом.
Чем обернётся наше путешествие? Сколько человек вернётся принцами, как было обещано?
К вечеру, после короткого мучительного отдыха, лорд Суртон повёл нас в разрушенную цитадель. Наверное его убедили в этом огонь и наша малочисленность, но настал такой момент, когда никто и ничего не спрашивал. Люди просто подчинялись и шли туда, куда укажут. Все мысли были странно замедленны и еле-еле ворочались в черепной коробке. Казалось, большинству плевать, куда и как идти. Они подчинялись по давно вбитой инерции.
Старая цитадель находилась в отвратительном состоянии. Большая её часть не была перестроена орлесианцами и имела вид типичных развалин. Судя по всему, когда-то давно она рухнула внутрь себя, оставив нетронутыми только огромные блоки фундамента. Века запустения забили внутренние коридоры слоем неровной земли и пышной растительности, из-за чего проходы, ранее, кажется, составлявшие порядка пяти метров, теперь едва позволяли не биться головой о потолок.
Впрочем, особо сильно мы ничего не исследовали, лишь пробежались по обжитым комнатам, собирая всё, что смогли найти. Те немногие мелочи, которые оставили отступающие орлесианцы. Затем группа забралась в земляное нутро цитадели, поднялась на развалины крыши и стала ждать неизбежного.
Скоро нас настигнет погоня…
Последующее бдение было столь же сюрреалистичным, сколь и жалким. Пока часть людей дремала в той тени, которую могла найти, Жрица заняла позицию на одном из огромных блоков. Осмотревшись, она села, скрестив ноги и стала смотреть на руины внизу, через поле срубленных деревьев, на чёрную кромку Косм. В такой позе она создавала ощущение чего-то несоизмеримо древнего, пережившего неизвестно сколько осад и сражений, но успешно вернувшегося из тумана истории.
Что если она одна из тех, древних и бессмертных эльфов? А может, кто-то из эльфийских богов, наподобие Флемет? Признаться, я не помню её настоящее имя, но да не суть… Просто… что если все эти одержимости и прочее — лишь игры разума? А истина, как всегда, где-то рядом… Ха-ха-ха!
Аркуэнэ ждала до самой темноты, когда луна взошла на небо, а потом начала свою проповедь.
К этому времени воздух достаточно остыл, а тени исчезли во мгле — растворились, чтобы вернуться уже следующим днём.
Сейчас настала пора для настоящего сна, но вместо этого «Гончие» смотрели на Жрицу, которая стояла на краю каменной плиты и глядела на нас сверху вниз — его стройная и изящная фигура купалась в лунных лучах. Тёмное звёздное небо простиралось над ней, бесконечное в своей глубине.
— И снова, братья мои, — сказала она невероятно глубоким голосом. — И снова мы оказываемся в трудном положении, пойманные в ловушку в очередном опасном месте в мире…
«В трудном положении», — мысленно хмыкнул я. Слова, похожие на дыхание угасающих углей костра. Впрочем, я точно также как и все остальные наблюдал и слушал её, ожидая следующих слов. Лишь в голове крутилось уже сказанное: «В трудном положении». Ещё бы! Потерянные, и некому скорбеть по нам. Попавшие в ловушку. Стоящие на грани гибели.
— Я, — продолжила эльфийка, опустив голову. — Я знаю только, что стояла здесь тысячу раз за тысячу лет — и даже больше! Это… это моё место!
Когда она подняла голову, её чёрные глаза сверкнули от ярости, а бесцветные пухлые губы изогнулись в усмешке.
— Сеять разрушение среди этих извращённых созданий… Искупление… Искупление!
Это последнее слово прогремело особенно громко, оно металлическим лязгом зазвенело по камню и разнеслось всё уменьшающимся эхом по всей возвышенности. Несколько разбуженных «Гончих» чему-то одобрительно закричали. «Спруты» просто непонимающе разинули рты.
— Это и ваше место тоже, даже если вы ненавидите перечислять свои грехи, — махнула она рукой.
— Да! — закашлялся Лорс, перекрывая нарастающий шум. Его глаза превратились в усмехающиеся щёлочки. — Да!
Вот тогда-то и начался нечеловеческий лай. Крик нескольких глоток каскадом подхватила целая сотня, тысяча голосов, поднимавшихся из оставшихся внизу Великих Косм…
Порождения Тьмы. Даже логично, что они пришли к нам ночью.
Я, как и остальные, тут же вскочил на ноги. Все мы столпились у стены под Жрицей и все вместе, до последнего человека, стали всматриваться в лесную опушку примерно в полукилометре к югу от нас.
Пришлось добавить энергии в глаза, но лишь так я сумел разглядеть удлиняющиеся тени, смутные в сиянии луны, возле самой границы кустарника, купающиеся в звёздном свете. Нечеловеческий хор растворился в какофонии отдельных воплей и визгов. Птицы, устроившиеся на ночлег, сорвались с крон деревьев.
— Тысячу раз за тысячу лет! — воскликнула Аркуэнэ. Она повернулась лицом к Космам, но в остальном стояла так же беззащитно, как и раньше. Обернувшись, я не отключил зрение, отчего сумел рассмотреть каждую деталь и чёрточку этой девушки. Ложная невинность и юность, чем-то испачканные тонкие пальцы, густые светлые волосы и татуировка дерева на лице, которое, будто попало в шторм — такой эффект создавало выражение её лица. — Вы живёте своей жизнью, скорчившись, гадя, потея рядом со своими женщинами. Вы живёте своей жизнью, боясь, молясь, умоляя своих богов о милосердии! Попрошайничая! — Теперь она разглагольствовала, раскачиваясь и жестикулируя с какой-то аритмической точностью. Свет луны окрашивал её в серебро.
Невидимые глотки выли и лаяли вдалеке — это была её вторая аудитория.
— Вы думаете, что в этих низких вещах живут тайны, что истина кроется в пальцах ног, которые вы обрубаете, в струпьях, которые вы срываете! Вы маленькие и поэтому кричите: «Откровение! Откровение скрывается в малом!»
Чёрный взгляд устремился на меня —и задержался на один-два удара сердца.
— Это не так, — спокойно закончила она.
Эти слова, казалось, глубоко ущипнули меня прямо за живот.
О чём ты?.. Твою же мать, такие моменты заставляют меня ощущать свою неполноценность и полнейшее непонимание!
— Откровение ездит на задворках истории… — произнесла Жрица, устремив взгляд на дугу горизонта, на бесчисленные километры дикой природы. — Какие чудовищные вещи! Гонка… Война… Вера… Истины, которые движут будущим!
Аркуэнэ посмотрела вниз, на нас, собратьев-охотников, на своих благоговейных просителей. Я заметил, что даже Хартонис, герой войны и весьма умный человек (то, что он вызывает у меня подозрения, не заставляет умолять его навыки), глядел на неё с ужасом и тревогой. Только капитан, который просто наблюдал за Космами с мрачным раздумьем, казался невозмутимым.
— Откровение возвращается в прошлое! — воскликнула эльфийка, подняв голову к ярко сияющей луне. — И оно не скрывается… — Свет особенно чётко подчеркнул все звенья и пластины её кольчуги, так что она казалась облачённой в струйки белого огня.
Аркуэнэ… В один момент она казалась мне самой родной душой в этом мире, а в другой… чем-то непонятным, удивительным и ненадёжным одновременно. Реликтом старых времён. Века вливались и вливались в неё, переполняя её края, разбавляя то, чем она жила и кем она была, пока не остался только осадок боли и безумной глубины.
Что будет в конечном итоге? Заметит ли Жрица очередных букашек, жизнь которых промелькнёт со скоростью света, не оставив после себя ничего?
Мне искренне хотелось верить в лучшее, а также то, что смогу её изменить. Потому что… хах, иногда жизнь умеет удивлять! К тому же, Аркуэнэ не была совсем уж сумасшедшей. Иногда она казалась адекватной и естественной. Нормальной. Иногда, как сейчас, прорывалось нечто дикое и первобытное.
Впрочем, проповедь не заняла много времени, ведь внезапно крики Порождений умолкли. Взгляд каждого тут же обратился к неровной дугообразной линии деревьев, к хрюкающей тишине, опустившейся вдалеке. Уверен, каждый из собравшихся наполнил глаза и уши энергией, стремясь ощутить скрывающегося врага.
Чутьё Стража подсказывало, что Порождения близко и оно не ошиблось. Через несколько секунд я увидел, как первые твари, измазанные в грязи, блестевшие в лунном свете, выползли из-под деревьев, словно насекомые, обнюхивающие воздух… Дикое крещендо прорезало всё вокруг, прерываемое стоном сигнальных рогов.
А потом всё завертелось в бешеной спешке.
Порождения напали так, как нападали всегда. Что на Южный Пределах, что в Марзагаре, что в Космах. Уверен, это нападение не отличалось от тех, которые хлынули во время Первого Мора, когда далёкая древность ещё вовсе не была древностью. Твари шли по склону срубленных деревьев, скользили между стволами, мчались по заросшим хиной землям. Они прошли через частокол ворот, толпясь в древних дворах, оплетая разрушенный контур стены скрежещущими зубами и грубым оружием. Они летели и летели, пока не превратились в текучую жидкость, струящуюся и разбивающуюся, выплёвывающую бесконечные брызги стрел.
Луна ушла за тёмно-фиолетовые тучи, исчезла в небытии, оставив лишь звёздный купол ночи. Её отблески сверкали в безумных глазах и зубчатом железе. Я и остальные охотники сдали назад, набились в коридор, где сгрудились за теми немногими щитами, что ещё у нас имелись. Люди мрачно ругались, готовясь к очередному бою, в то время как Жрица и Хартонис стояли на беспорядочной вершине стены, готовясь бить магией сверху. Одна лишь Элисса не знала, куда приткнуться, но в конечном итоге встала рядом с нами, достав клинок.
Сквозь близко расположенную бойницу было видно разбитый, лишь недавно потухший двор. Внизу всё кричало о разрушении. Одноцветное безумие. Горло жёг вонючий дым, который до сих пор стоял в воздухе, но я не отворачивался и продолжал смотреть, зная, что становлюсь свидетелем очередного исторического деяния. Хех, словно давно забытые истории расцвели новыми красками. Старинная крепость вновь подверглась атаке врагов!
Твари… Более древние, чем иные народы или языки. Старше магии, которой владел Харт или Аркуэнэ. Возможно, что они превосходят возрастом даже демонов.
Совместный колдовской удар был страшен и чудовищен. Мои глаза, наполненные энергией, видели, как светятся потоки магии, творящие невозможное. Видели свет, исходящий из пустого воздуха. Видели тела Порождений, разбросанные по земле, искромсанные и сожжённые. Больше всего было сожжённых — вскоре вся земля вокруг превратилась в хрустящий уголь.
Аркуэнэ говорила правду… Это было величественное зрелище, достойное погребального костра.
Откровение.
Вскоре волна тварей добралась до нас. Первыми, в отличие от привычных и ожидаемых гарлоков с генлоками, шли… вурдалаки. Люди, которые оказались заражены скверной и поддались ей, начиная служить Порождениям и со временем превращаясь в таких же монстров, как и они.
Они были разодеты, как охотники за головами: ссохшиеся части тела Порождений, грубая кольчуга, качественное оружие. Похоже, это «Спруты». То, что от них осталось.
Завывающее безумие вело их вперёд. За спинами вурдалаков возникло несколько Порождений-лучников и два эмиссара, сходу нацелившие своё оружие на нас.
Нет. Нельзя!
Поток жидкой, грязной магии потёк вперёд, пока вурдалаки врезались в наш строй, своими телами мешая разбежаться в стороны. Ловушка! Примитивная, но рабочая!
Максимально ускорившись при помощи энергии, я вылетел вперёд. Благо, что вурдалаки представляли собой откровенный мусор, мясо для смазки клинков, а потому почти никто не поспевал за моими движениями.
Через долю мгновения, оказавшись впереди, я дотронулся руками до израненных «Спрутов», уже переставших быть людьми. И лишь сделав это, вспомнил, что не могу контролировать кровь ещё живого человека! Вот только вурдалаки, видимо, являлись исключениями. Скорее всего потому, что в их мозгах уже не осталось воли. А может и самих мозгов. Поэтому в следующий миг их кровь стала моей.
Широкий кровавый щит загородил наш отряд от потока грязной магии, созданной эмиссаром. Кровь почти сразу потеряла свой цвет, становясь чёрной, как дёготь. Я мгновенно оборвал с ней связь, не желая «подцепить» проклятие или ещё какую гнусь.
Эмиссар на той стороне коридора гортанно взвизгнул, а в следующее мгновение мне прямо в живот залетела стрела. Дешёвая лёгкая броня всё-таки сумела частично ослабить силу удара, вот только лучник Порождений точно применил энергию. Сучий потрох!
Взмах увесистого тесака — отточенного с тщанием, недоступным ни Порождениям, ни вурдалакам, в чьих руках и находилось это оружие, — едва не смёл мою голову. Как?! А-а… перестал поддерживать реакцию при помощи энергии, вот и поплатился. А перестал из-за стрелы в брюхе. Дерьмо!
Вновь вошёл в режим и, не доставая стрелы, разрубил медленного в моём восприятии врага пополам, после чего мгновенно ушёл в скрытность и бросился вперёд — к лучникам и эмиссару, который снова начал готовить что-то убойное.
В процессе бега меня обогнала стрела Гешрена, которая неслась в сторону Порождений, но лучников прикрыли уже успевшие набежать генлоки, покрытые толстой бронёй и с щитами в руках.
Лужа прóклятой крови, загородившая проход, не казалась мне той вещью, на которую можно наплевать, а потому я, косплея «принца Персии» из одной старой игры моего прошлого мира, пробежал прямо по стене, моментально атакуя бронированного генлока, стоящего с краю.
Удар был нанесён из скрыта, а потому уродец до последнего не видел ничего. Это позволило мне вонзить кончик клинка прямо в одну из многочисленных щелей его доспеха. Тварь сдохла мгновенно, однако свою роль исполнила: меня заметили. А значит, пришла пора переходить к следующему приёму.
Коснувшись уродливой морды мёртвого Порождения, труп которого лежал у моих ног, я взял контроль над его кровью, создавая «звезду»: множество тонких лучей крови, которые, словно копья, выстрелили во все стороны.
Благодаря ускоренной энергией реакции, я успел направить каждый луч на свою цель: в щели доспехов, в неприкрытые щитами тела, в оскаленные морды с поднятым забралом.
Мгновение спустя, вокруг меня раздался синхронный визг смертельно раненых чудовищ.
Я тут же отпрыгнул в сторону, чисто на всякий случай, и не прогадал: в то место ударила вспышка магии эмиссара, который оказался вынужден прервать напитку своих могучих чар и переключиться на что-то попроще.
Бросившись вперёд, я столкнулся с очередным прикрытием: подкрепление прибывало со страшной силой и, фактически, текло неостановимой рекой. Осознав, что с каждым мгновением промедления у меня уменьшаются шансы на успех, сходу использовал сразу половину всей оставшейся энергии, отчего ускорился ещё сильнее, а далее пришлось применить уже свою кровь…
Защитный барьер эмиссара треснул ровно в одном месте, размером не превышающим иглу: потому что именно такой участок я напитал энергией, когда разобрался с его охраной. Силы истощались столь стремительно, что я чувствовал: ещё десять-пятнадцать секунд и я упаду.
Но их хватило. Микроскопическая дырочка, пробитая потоком энергии, сконцентрированной на кончике кровавого луча, толщиной в иглу, позволила мне пронзить глаз эмиссара, тут же убивая его. Барьер моментально погас, а я, коснувшись мёртвых тел, создал десятки кровавых щупалец, которые всей своей массой ударили по надвигающимся Порождениям.
Тварей буквально снесло, выбивая обратно в виде окровавленных кусков раздробленного на части мяса. Но они, как я уже понял, им и были. Мясом, годным лишь для отвлечения противника — нас.
— Фух, — получил я мгновение передышки и оглянулся на остальных. Отряд как раз дорезал последних вурдалаков. Весь мой бой занял не более минуты. Бешеные скорости…
Оглянувшись в сторону, куда отбросил тварей, заметил новое шевеление. Ожидаемо… они идут.
Цитадель затрещала от мощи магии — то Аркуэнэ с Хартом вновь применили что-то серьёзное, обрушивая вокруг нас потоки могущественной магии, изничтожающей всё и вся.
Бодро, несмотря на факт того, что энергии осталось на самом дне, бросился к своим, а потом, остановившись у лужи прóклятой крови, схватил тело ближайшего Порождения и бросил в неё. Хотелось убедиться в своих предыдущих действиях.
Плоть чудища зашипела, как при попадании в кислоту, а потом стала медленно оседать, растворяясь.
— Твою же мать, не зря перепрыгивал, — буркнул я себе под нос и кинул в лужу ещё пару трупов, прыгая по ним, как по кочкам.
Капитан, подметив эффект, погнал нас ближе, чтобы отряд принимал Порождений стоя сразу за лужей. Это дало эффект и когда следующая волна генлоков и гарлоков выбегала из-за поворота, то, заметив нас, бросалось по луже, тут же начиная орать и визжать от боли. Кто-то выпрыгивал с обожжёнными лапами, с которых сползала шкура и плоть. Кто-то решал перебежать и броситься на нас — если и добегали, то почти сразу умирали, не в силах справиться с болью, — а кто-то и вовсе заваливался в лужу с головой, находя там свою глупую, как и вся предыдущая жизнь, смерть.
Проблемой стал тот факт, что со временем в луже скапливалось всё больше тел и Порождения начали бегать по спинам своих не успевших раствориться товарищей, словно по помосту. Ещё одним неприятным фактом оказались лучники, которые и вовсе не спешили прорываться, а напротив, занимали удобную позицию и начинали атаковать горящими стрелами или и вовсе напитывали оружие энергией, отчего часть отряда успела погибнуть. Пока, благо, это были безымянные «Спруты», но даже так…
От лучников избавлялись я и Гешрен. И если с последним всё понятно, ведь следопыт тоже был стрелком, то вот мне приходилось атаковать кровавыми иглами и прочей хернёй, используя мертвецов, ибо моей крови оказалось маловато. Потратился за время боя с тем эмиссаром, когда выложился на сто процентов.
Сука… нас истощают. Всё как и раньше…
Вскоре капитан приказал сдать назад, постепенно оставляя коридор Порождениям, которые продолжали прибывать. Отряд уставал и мог худо-бедно сопротивляться лишь потому, что я поддерживал их постоянными ударами крови. Вот только и я уже ощущал собственную усталость.
В момент, когда группа начала отступать назад, Арне попытался атаковать Суртона, повернув свой меч в его сторону. Похоже, скверна, несмотря на хирви, окончательно свела его с ума, превращая в вурдалака. Стоит признать, сопротивлялся паренёк долго.
Только цель выбрал неподходящую. Теллер, казалось, ответил ему буквально на инерции, мощным ударом разрубая тело заражённого юнца пополам. Капитан даже не замедлился, лишь зыркнул мертвенным взглядом, а потом размеренно пошёл дальше, отступая под напором Порождений.
Охотники постепенно пропускали всё больше ран, отчего не проходило ни одной волны, чтобы кто-то да не погиб. Энергия кончалась, заставляя продумывать каждое движение. Выносливость и вовсе успела показать дно. Руки и ноги двигались, казалось, по старой привычке и из чистого нежелания умирать. А твари всё наступали и наступали.
— Создатель милостивый, чем занимаются эти колдуны?! — выкрикнул Нарсиан, который на выдохе пронзил морду очередного Порождения, лишь чтобы на его месте возник новый.
— Если бы не они, нас бы уже похоронили, — возразил Гешрен, выцеливая нового лучника. — У меня осталось три стрелы, — невесело дополнил он.
— Зир, убей вон тех с краю, — взмолил Роксмар, кривой меч которого заметно сдал в скорости. — Они уже раз пятый пытаются меня подстрелить! Рано или поздно ведь получится!
— Постараюсь, — сухо ответил я, не став пояснять, что устал не меньше их всех. Сила крови тоже не даётся просто так, тем более, когда речь о чужой. Она… требует куда больше контроля.
После того, как я направил пару десятков кровавых игл в указанных лучников-Порождений, то натурально принялся задыхаться. Руки затряслись, а я вынужденно отошёл в тыл, понимая, что любое столкновение с Порождением меня убьёт. Сука! Даже Элисса рубит тварей, хоть и делает это из второй линии, а я…
Перенапрягся.
Когда мы отошли в самый конец коридора, то в проход с трудом протиснулся огр. Рычащая злобой махина бросилась на нас, отчего я уже мысленно прикидывал жертвы, но в кое-то веки удача улыбнулась нам. Когда здоровенная тварь прошлась в месте, где была лужа прóклятой крови, то его веса оказалось достаточно, чтобы стать «последней соломинкой»: камень коридора, видимо хорошо так изъеденный этой ядовито-кислотной субстанцией, обвалился под ним и забрал с собой весь визжащий рой Порождений. Обвал был столь сильным, что проход перед глазами заволокло потоком каменной пыли и частично оглушил тех, кто умудрился сохранить равновесие и остаться стоять на крайних остатках галереи. Нас, например.
Благо, что это не помешало добить ошеломлённых и столь же растерянных Порождений, а потом броситься вверх, на крышу, где вели свой бой маги. Ха-а… даже отсюда я слышал полный безумия смех Жрицы.
Отчего-то я считал, что наверху шёл более односторонний бой, но, оказалось, ошибался. Харта и Аркуэнэ обстреливали всем, чем только можно: стрелы, магия, крупные камни и даже обломки стен. Последнее швыряли огры. Ещё к ним на стены лезли крикуны и некоторые, наиболее ловкие Порождения. В общем, тут было жарко.
Обменявшись сведениями, встал один хороший такой вопрос: «Что, мать вашу, делать?!» И шёл он, как ни странно, лишь от меня.
— Мы что, планируем здесь сдохнуть?! — выкрикнул я, устало прислонившись к каменному зубцу. — Капитан? Нарсиан? — обвёл я взглядом формальную и неформальную власть.
— Это единственное место, где мы могли принять бой, Зир, — зыркнул на меня Нарсиан, пока капитан лишь молчаливо игнорировал.
— Хорошо, но что дальше? — уже спокойнее спросил я, постаравшись взять себя в руки.
— Отбиваться, — сплюнул Гешрен. — Или думаешь сбежать?
— Я уже понял, что в открытом лесу Косм нас нагнали бы через день или два, либо просто зажали бы у какого-нибудь обрыва, — припомнил я, как умирали «Спруты», остатки которых сейчас тупо лежали на камне крыши и пытались отдышаться. — Но может, получится сбежать сейчас? Мы не переживём эту осаду!
Словно чтобы подкрепить мои слова, над головой пролетел огромный булыжник, запущенный, вероятно, огром, который врезался в зубец, примерно в десяти метрах от меня, отколов его и упав вместе с ним.
Сука! Меня аж холодный пот пробил! Но внешне умудрился сохранить точно такое же выражение лица. Что же, в усталости есть свои плюсы: не успеваешь реагировать на опасность.
— Я помню, — произнесла Жрица, оставив стену на Харта. — Здесь был тайный ход. Но то было во времена вражды с Долами.
— Лучше, чем ничего, — улыбнулся я. — И где же он?
* * *
Долы, Великие Космы, взгляд со стороны
Сабрак наблюдал за тем, как остатки цитадели Толстой Стены рушатся, погребая под собой сотни и тысячи Порождений Тьмы. Однако он знал, что его цели были живы. Демон чуял это.
«Скорее всего это уловка, — думал Сабрак. — В магии есть чары, работающие отложено. Либо они поставили ловушку, в которое вляпалась одна из тварей».
Кивнув сам себе, он бросился на запад, куда беспрерывно бежал в течение двух дней и, наконец, настиг беглецов. Чутьё не подвело его, как и хозяин, который направлял, ориентируясь через проводника и его сны.
«Вот они», — разглядывал демон остатки отряда.
Оборванные, усталые существа. Люди. Брошенные, жалкие, непонятно зачем сдавшиеся его хозяину.
Сабрак прищурился, наблюдая за теми, кто был особенно важен. Проводник, защитник и сосуд. Все были целы. А значит, его миссия не провалена, а просто осложнена.
И он продолжил следить за их неумелым походом через лесные земли. Он наблюдал, он жаждал, он ненавидел…
Как же он ненавидел!
Сабрак в основном держался на деревьях, с ликованием бегая по мёртвым ветвям под кроной. К сожалению его умений, чтобы в должной мере переделать тело, откровенно не хватало. Он мог сменить внешность, но вот превратить во что-то, наподобие организма Жрицы — уже нет. Из-за этого, если демон не хотел вскоре контролировать труп, ему приходилось поддерживать жизнь своей оболочки. Сабрак питался белками — ел их сырыми, а однажды закусил дикой кошкой, которая сама попыталась сожрать его. Потом демон поужинал её мяукающим выводком, смеясь над их слабым шипением и борьбой. Их крошечные черепа трещали, как деликатесы.
Дни складывались в недели.
На протяжении извилистых километров, сквозь дождь, падающий в закручивающей листья ярости, он смотрел, как они бредут, смотрел, как они спят. Наблюдал, как они враждуют и спорят. Трижды он видел, как они сражались с Порождениями Тьмы, блуждающими детьми древних отцов, из которых ныне остался лишь хозяин. Да и тот…
Сабрак мотнул головой, отгоняя эти мысли. Хозяин не любил, когда кто-то считал его слабым. Очень крепко не любил. Поэтому думать о подобном не следовало, иначе он узнает.
«Он точно узнает!» — болезненно зашипел демон.
Каждый раз, когда артель вступала в схватку, Сабрак скрытно наблюдал за ними, прячась на деревьях, полностью спрятанный сильными чарами невидимости. Демон следил, чтобы все цели были живы. Чтобы у отряда не возникло проблем и чтобы они продолжали свой путь.
Регулярно он видел, как защитник уединялся с Высшей, но боялся подойти ближе. Она пугала его. Единственная из всех.
«В чём-то похожа на хозяина», — мелькали у него мысли, полные ереси, из-за которых Сабрак наказывал себя, раздирая кожу на лоскуты, а потом тёрся ранами о землю и песок. Уходил по ночам в глубины Косм и выл вырывая из запястий куски мяса.
Лечение позволяло не думать о травмах. А потом он снова продолжал следить. Дальше и дальше.
Изредка Сабрак осмеливался подобраться ближе, особенно, когда защитник оставлял свой пост, уходя с Высшей. Тогда некого было опасаться и демон полз вперёд, как змея, подбирающаяся к добыче. Он изучал остальных, особенно проводника и сосуд.
Тело демона испытывало вожделение. Страсть, с которой Сабрак не осмеливался делать ничего. Он не желал что-то испортить и сломать собственное вместилище. Пока оно было целым, ему жилось гораздо приятнее. Кроме того, живое тело было нужно, чтобы более качественно играть свою роль. Его тело должно было испытывать все сопутствующие желания!
Оставалось лишь натирать свой член, пытаясь хоть как-то унять непривычные чувства. Осеменять почву и гигантские деревья, а потом продолжать наблюдать за девушкой, которая спасла экспедицию в древних, старинных глубинах. И демон продолжал познавать вожделение и злобу. Он смотрел с особенностью, неизвестной людям.
Когда-то его тело звали Лотшилем. Сабрак запомнил это имя. На всякий случай.
Каждую ночь он искал какое-нибудь дерево, более высокое, чем другие, башню среди меньших колонн, и взбирался, прыгая и раскачиваясь под кронами, от мёртвого к живому, следуя по развилке и по ветке до самого гибкого предела, пока не прорывал последнюю лиственную сеть. Там, слегка поскрипывая на ветру, он смотрел на океан древесных крон.
Сабрак выгибал шею назад, пока его голова не прижималась к позвоночнику, и начинал визжать.
И визжал.
Стража за стражей, ночь за ночью, пронзительные крики, которые не могли услышать даже собаки. Только крысы.
Визжание. Пока его рот не наполнялся кровью.
* * *
Покинуть Толстую Стену удалось успешно. Жрица вывела нас снова, предварительно, на пару с Хартонисом, создав несколько магических рун, которые взорвались потоком огня, обрушив последние остатки цитадели. Всё было подстроено и тонко рассчитано, отчего в полузасыпанный тоннель мы ушли с мыслью, полной понимания: лучше рискнуть, чем дожидаться своей смерти. А она, смерть, точно пришла бы. Порождения продолжали бы лезть к нам до тех пор, пока мы окончательно бы не вымотались. Взяли бы измором. Или, в крайнем случае, их эмиссары ударили бы одним единым ударом. Может, лучники начали бы синхронно стрелять, заливая крышу потоком стрел? Кто знает…
Теперь твари не смогут почуять нас. То есть… мы ушли в подземный проход, который обрушился за спиной, вместе с цитаделью. Пусть Порождения откопают проход снова, а потом попробуют взять след!
Я усмехнулся. Казалось, всё хорошо… И да, и нет. Как всегда… Мы выжили, но теперь снова вынуждены продолжать путь в грёбаном бесконечном лесу.
День за днём и ночь за ночью мы стремительно шли вперёд. «Спруты» не могли за нами угнаться. Они начали жаловаться очень быстро, около полудня первого же дня. По крайней мере, поначалу. Бронвард, здоровый орлесианец, ранее бывший личным телохранителем какого-то богатого шевалье, ставший их фактическим лидером, зашёл так далеко, что обвинил всю нашу артель, то есть, «Кровавых Гончих», в колдовстве и одержимости. Это по аналогу с Лотом?..
Не важно. С абсолютным безразличием я и все остальные наблюдали, как капитан подошёл к размахивающему руками гиганту и вонзил ему нож под мышку.
— Ваши жизни принадлежат мне! — закричал Суртон на остальных. — Моё право бить! Моё право мучить! Мое — убивать!
В ту ночь исчезли двое «Спрутов» — я не помнил их имён. Ни на следующий день, ни в последующие о них не было сказано ни слова. Охотники не говорили о мёртвых, даже о таких презренных, как «Спруты».
После этого начались дожди, небеса почернели, и мир под лесными кронами тоже стал темнее. Удары молний были не более чем искрами и отблесками света, видневшимися сквозь дымку миллионов листьев, но гром грохотал, неровно пробиваясь сквозь разорванный мрак. Дождевые капли, разбрызганные по деревьям, падали бесчисленными висячими ручейками. Целая армия их проливалась, пропитывая землю и превращая её в хлюпающую жижу. И если путь становился всё более трудным даже для нас, «Гончих», которых Жрица каждый вечер бодрила при помощи хирви, то для «Спрутов» он стал попросту невозможным.
Одного из них, украшенного ритуальными шрамами аввара по имени Орстон, мы потеряли на очередной переправе через реку. С гноящейся раной на руке он с каждым днём похода шатался всё сильнее. Однажды вечером я наблюдал, как он стрижёт волосы, прядь за прядью — чтобы сбросить вес.
Это вызвало ухмылку, но я понимал причины, почему никто не бережёт этих людей. Аркуэнэ могла бы подлечить его, однако не делала этого. Не приказывал подобного и капитан. Да и сам «Спрут» ни о чём подобном не просил.
Мне казалось, Орстон пытался наполнять рану энергией, вот только проблема была в том, что он не был Стражем, а потому такие трюки, как сравнительно гибкое управление собственными силами, оказалось ему недоступно. Лишь те приёмы, которые многократно отучивались и отрабатывались. Регенерация же являлась одним из самых сложных трюков, ведь для её оттачивания нужно было получать раны — не то, что люди предпочли бы делать добровольно. Не даром лучше всего этот навык развивался у воинов, постоянно сражающихся на передовой, гладиаторов или рабов.
Впрочем, несмотря на его состояние, мне казалось, что орлесианец выживет. Возможно я принял лихорадочный блеск в его глазах за свет решимости. Вот только одного неловкого шага в бурлящей воде оказалось достаточно, чтобы его смыло прочь.
Другой, кривоногий бородач, родом аж из Вал Руайо, столицы Орлея, которого другие «Спруты» называли Свитком — очевидно, из-за сложной синей татуировки на его руках и ногах, — просто начал однажды ночью завывать, как сумасшедший, и его пришлось придушить, как нытика. На следующий день Миридид, который постоянно утверждал, что был пиратом в Амарантайском море, во времена войны с кунари, начал хромать. Не важно, насколько упорно этот человек старался идти — он всё равно прошёл недалеко и упал. Последним моим воспоминанием о нём была его гримаса: что-то вроде панической усмешки, растянувшейся на лице, выражавшем крайнюю боль. Взгляд, который требовал невероятных усилий при полном отсутствии сил.
Затем возник спор между Роксмаром и Вуриусом, надменным мужчиной, когда-то имевшим мелкий титул, который на время принял командование над своими собратьями-«Спрутами». Я не знал, что послужило причиной ссоры, да и не особо хотел узнавать. Мне было известно лишь то, что она произошла во время дележа общего дикого кабана, которого мне удалось добыть в одиночку. Гешрен, после траты всех стрел, стал приносить меньше дичи, а вот я, со своими кровавыми иглами и возможностью перемещаться с помощью кровавых нитей, начал гораздо лучше ориентироваться среди гигантских деревьев и выискивать в ней добычу. С каждым днём я всё быстрее читал следы, легко понимая, кто и куда двигался по земле или грязи. Я набирал опыта и практики. Иногда мне помогал Гешрен, иногда Аркуэнэ.
Кхм, так что там с ссорой?
Роксмар, в частности, был склонен осыпать «Спрутов» бранью при каждом удачном случае, попеременно называя их собаками, негодяями и «мибу» — это слово, очевидно, означало разновидность антиванского шакала, известного тем, что он поедал себе подобных в сухой сезон.
— Будь хорошим мибу, — не раз слышал я его слова, — и мы скормим тебе твоих мертвецов.
И вот случилась ссора: только что всё вокруг было мрачным и изнурённым, а в следующее мгновение двое мужчин сцепились, и их пятки взметали вверх листья и грязь, когда они бросались друг на друга. Роксмар был намного сильнее: зеленоглазый гигант скрутил Вуриуса и повалил его на землю. Затем он принялся колотить распростёртого дворянина по голове и лицу. Снова и снова, пока я грыз и жевал свой обед, обмениваясь короткими комментариями с остальными. Никто не вмешивался, лишь руки и губы блестели от жира.
Кроме тихих бормотаний и насмешек, не произнесли ни слова. Но вскоре замолчали и они, отчего не было слышно ничего, кроме тяжёлого дыхания смуглокожего гиганта и глухих ударов его кулаков. Снова и снова. Антиванский убийца продолжал бить человека ещё долго после того, как тот умер, в то время как все мы продолжали наблюдать и есть. Отвернулась только Элисса.
Может, опять свой взгляд Истины пробудила?
Хм, — почесал я свою щетину, — а в каком виде она увидит меня?
Рука по инерции пустилась к затылку, на котором уже ёжиком начали нарастать новые волосы, но вовремя остановилась. Я не хотел пачкать шевелюру жиром.
Вскоре драка закончилась. Лицо Вуриуса превратилось в месиво мяса и плоти, а тяжело дышаший Роксмар отряхнул кулаки от крови. От этого зрелища Лорс начал хихикать в своей странной манере, бормоча словно самому себе: «Я же говорил тебе, Ателард! А? Да!»
Что-то происходило… Всегда что-то происходило…
Позже, оставшись наедине с Аркуэнэ, мы любили друг друга на прелой, грязной листве, в полукилометре от лагеря. Её чёрные глаза пылали страстью и похотью, а губы манили завладеть ими и не отпускать никогда.
Я говорил ей это, а эльфийка смеялась своим странным, безумным смехом.
— Если бы я самолично не давала хирви, то сказала бы, что это его эффект, — она провела пальцем мне по щеке. Грязь с неё была смыта потоком наколдованной воды.
— Что ты думаешь делать, когда мы доберёмся до Сокровищницы? — не стал я поддерживать тему наркоты. Не хотелось. Неприятно.
— Мне нет дело до денег, — со спокойной улыбкой пояснила девушка. — Там может быть пара занимательных вещиц, которые я заберу, вот и всё.
— А как же жить в богатстве и своём удовольствии? — мы лежали на земле, но не переживали за это. У меня была энергия и кровь, у неё — мана и изменённое тело.
— Я пробовала. В этом нет ничего, что надолго бы заинтересовало меня, — пояснила Аркуэнэ. — Деньги — это интриги. Деньги — это нож в спину от ближайших людей. Пока у меня их нет, мне не о чем волноваться.
— Деньги — это учителя, — загнул я палец. — Деньги — это найм самых сильных магов, чтобы они натренировали тебя новым трюкам. Деньги — это учёные, которые будут изучать твою проблему и исследовать канал с Тенью. Деньги — это лучшие целители, которые отыщут твою память и помогут сделать так, чтобы ты более никогда её не теряла. Деньги — это снаряжение, которое может спасти жизнь на вылазке. Деньги — это свобода отправиться в любое место с полным комфортом, а не только на своих двоих. Разве это не плюс?
— Деньги, мой милый Зир, — Жрица наклонилась ближе и поцеловала меня, — это в первую очередь обуза. Деньги нужно платить даже страже, которая станет их охранять. Я возьму лишь то, что поместится в карман.
— Стало быть, нужно зачаровать твой карман на как можно больший объём, — ответил на это, вызвав у неё новый приступ смеха.
Наедине Аркуэнэ становилась понятной, но иногда… эти… приступы непонятного желания поучать. Или влияние остальных? Не знаю. Но иной раз так и хочется просто подойти к ней, обнять, и сказать, что всё будет хорошо.
— Всё будет хорошо, — серьёзно посмотрел я в её чёрные глаза. — Я обещаю.
Позже, вернувшись в лагерь, я чувствовал некоторые перемены. Ну-у… не совсем перемены, а это вот состояние окружающих меня людей. «Гончих», конечно же. Хирви подействовал, что ощущалось в глазах и движениях остальных. Как минимум потому, что труп Вуриуса ещё не убрали. И, кажется, уже не станут этого делать.
Даже Элисса прекратила отворачиваться, попросту не замечая мертвеца. Привыкнув к нему. Не испытывала даже любопытства!
Грёбаный наркотик… Лекарство, казалось, притупляло сознание так же сильно, как ускоряло движения и растягивало дыхание. Когда я несколько дней назад расспросил Аркуэнэ об эффекте хирви (я плоховато запомнил его, когда пробовал в тот самый, единственный раз), та вначале предложила мне попробовать снова, но когда я отказался, спокойно поведала подробности.
Эффект хирви сильно напомнил мне один весьма старый наркотик ещё с прошлого мира, о котором я, как и о многих других, из интереса искал информацию в интернете. Речь идёт об опиуме. Кратковременная эйфория, снижение болевого порога, расслабленное состояние спокойствия. Хирви действовал чуточку иначе: притуплял боль, расслаблял, обострял память, а ещё насыщал и наполнял энергией. То есть, он не подавлял чувство голода, а в самом деле давал эффект сытости.
— Магический? — удивился я тогда. — Что это?
— Ты не захочешь знать этого, Зир, — улыбнулась она. — Поверь мне.
И я поверил. А ещё лишний раз убедился, что не зря отказался садиться на это дерьмо. Что будут делать «Гончие», когда Аркуэнэ истощит свои запасы? И что станет с их телами за это время? В прошлом мире я жил в не самые лучшие времена и видел, как наркота могла победить мириады человеческих желаний, затмевая собой даже похоть и любовь.
Конечно, всегда можно было сказать, что у нас не было выбора, ведь темп был взят такой, чтобы успеть исполнить желание Хартониса: успеть до начала зимы, но я считаю это всего лишь отговоркой. Впрочем… через несколько дней после начала дождей мы нашли развалины моста на берегу огромной реки. Моста, в котором Харт узнал какой-то ориентир, отчего радовался, как ребёнок, дождавшийся деда Мороза и мешок с подарками. Как старик признался позднее, это означало, что артель преодолела половину расстояния до Гаморданских Вершин и вот-вот пройдём Долы. Хм… значит скоро начнутся Довэнские равнины.
Посмотрев карты, которые достал капитан, я понял, что за эти две недели мы преодолели внушительное расстояние. Скорость и впрямь была впечатляющей! Если удастся сохранить этот темп, мы легко доберёмся до старой и заброшенной крепости Серых Стражей — Адамант, а от туда, по словам Харта, прямой дорогой до тейга Ронгор.
— Успеем доже до середины лета! — радовался волшебник.
Но это был темп, который убивал вновь прибывших. Всё больше и больше оставшихся «Спрутов» принимали настороженный вид заложников, вид одновременно угрюмый, растерянный и испуганный. Они перестали разговаривать даже между собой, и если «Гончие» неумолимо обращали свои взоры на Жрицу, то глаза «Спрутов» постоянно были прикованы к капитану. Наступала ночь, дождь пронизывал темноту серебряными нитями, и «Спруты» сжимались в дрожащих объятиях, в то время как Нарсиан, Ласкус и другие обнажали руки и восхищались своей кожей, от которой шёл пар.
Хирви. Грёбаная наркота… Лишь сильные телом и волей, либо владеющие сверхспособностями могли держаться наравне с её силой.
— Куда мы идём?! — начал однажды вечером кричать самый младший из «Спрутов», орлесианский подросток со странным именем Хураниус. — Откуда это безумие? — спрашивал он на ломаном ферелденском. — Что вы, сука, делаете?!
Люди из первоначальной артели только и могли сделать, что уставиться на него, настолько внезапной и безумной была его вспышка. Наконец, с той же убийственной медлительностью, которую я уже видел несколько раз, капитан встал, и юноша метнулся прочь, как испуганная лань, исчезая во мраке…
Позже Нарсиан утверждал, что видел нечто — руки, как ему показалось, — выдернувшие юного беднягу из мёртвой древесной кроны и утащившее его в небытие.
Брешет? Привиделось? Чутьё на Порождений молчит, а ведь оно определяет даже крикунов, которые являются мастерами скрытности.
Оставалось лишь пожать плечами. Если поблизости и бродили какие-то люди, они опасались нападать не только на отряд, но и на одиночек-охотников, типа меня и Гешрена, когда мы искали какую-то дичь.
В любом случае, никто не оплакивал Хураниуса. Никто из «Спрутов» и «Гончих» даже не произнёс его имени. Мёртвым не было места в нашей истории. Мы были головорезами. Как бы люди ни боялись своего безумного капитана, никто из них не оспаривал его простой и страшной логики. Смерть нытикам. Смерть бездельникам. Смерть хромым, страдающим болью в животе и кровоточащим…
Смерть слабости, великому врагу вражды.
Так, день за днём, мы бросались к горизонтам, которых не могли видеть, брели с бездонной энергией в тёмные и неясные земли, трескалось ли при этом небо, поливая нас водой, светило ли солнце сквозь зелёные сияющие занавеси. И день за днём ряды «Спрутов» редели — ибо они были слабы.
Настолько же слабы, насколько сильны были «Гончие».
Не было места ни жалости, ни тем более огорчениям на этом пути. И это, как постоянно бормотал себе под нос Лорс, было тяжким бременем. Нельзя полностью быть человеком и пережить Великие Космы, поэтому мы стали чем-то меньшим, чем человек, и притворились чем-то большим.
В последующие дни я вызывал в памяти этот отрезок нашего путешествия с чувством странной опустошённости. В отличие от резкого Марзагара, который пугал, словно находишься в фильме ужасов, бесконечный лес со своими деревьями-великанами, давил медлительностью и неотвратимостью. Он будто бы не сомневался, что рано или поздно мои останки составят компанию всем остальным, навеки сгинувшим в их перегнившей на грязи листве.
Но я оказался среди тех, кто преодолел его. Преодолел же, правда?
* * *
То, что начиналось, как лекарство в глубинах Марзагара, каким-то образом вышло за пределы привычки и стало священным ритуалом. «Священное распределение», — сказала как-то об этом Элисса, в приступе раздражения.
Каждую ночь «Гончие» выстраивались в очередь перед эльфийкой, ожидая своей щепотки хирви. Обычно Жрица сидела, скрестив ноги, и молча опускала указательный палец в сумку. За её спиной стоял я, контролируя, чтобы наркоманы не попытались наброситься и вырвать мешочек с порошком. Это приведёт или к тому, что Аркуэнэ испепелит придурка, или к тому, что рассыпет порошок. Последствия что первого, что второго, предсказать не берусь, поэтому контролирую. Моей силы уже достаточно, чтобы на равных сражаться с любым представителем нашей артели, а это многого стоит.
Имею в виду силу крови. В чистом бою я ещё достаточно слаб. Может, один на один и скручу того же Нарсиана, хоть и не уверен в этом, но вот Роксмар или капитан, сражайся они всерьёз и с желанием убить, скорее всего порубят меня на куски. Но то без применения сверхсил. С ними мне страшны лишь маги, да и то, постольку-поскольку.
Я привык к силе Хартониса и моей Жрицы. Привык к их мощи. Большинство обычных волшебников куда слабее, следовательно, я сумею побороться и с ними. Проблема лишь в том, что мои способности столь сильно похожи на пресловутую магию крови, что попытайся я их применить на глазах свидетелей, так по моим следам тут же пустят храмовников… Разве что удастся убедить их, что я Серый Страж?.. Им то можно использовать что угодно. Вот только, хах, не факт, что сумею подобное доказать… Потому что у Серых на лбу не написана их принадлежность к ордену, так что храмовники могут как послушаться, так и послать меня, после чего попытаться убить. Приятного будет мало.
Дерьмовая сила, — хотел бы я сказать, но не стану. Она уже несколько раз спасала мне жизнь и я бы предпочёл именно её, а не взгляд Истины, которым владела Элисса.
Поэтому я продолжал следить за Аркуэнэ и наблюдать, как один за другим «Гончие» опускались перед ней на колени и брали в рот кончик её тонкого, вытянутого пальца — чтобы избежать ненужных потерь порошка.
Не слишком приятно выглядит, но я утешал себя тем, что помыть руки — не такая уж и проблема. В конце концов, «Гончие» ведь делают это без какого-либо сексуального подтекста! Хотя глядя на их лица и представляя сам процесс, я невольно морщился, пусть и старался не показывать этого лицом.
Горький порошок (я помню его вкус) и холодный от чужой слюны палец, к которому прикладывались все представители артели, кроме меня, Суртона и Аркуэнэ.
Каждый из остальных «Гончих» склонялся под тёмным взглядом эльфийки, а потом уходил довольным, как голодный ребёнок, которому дали конфет.
После получения дозы, наркоманы бездумно сидели и пялились в пустоту, очевидно получая свою порцию эйфории, а также чувствуя, как по венам распространяется жизненная сила хирви, питающая и насыщающая их.
Первый и единственный представитель «Спрутов», осмелившийся высмеять этот ритуал, на следующее утро был найден мёртвым. После этого головорезы-отступники ограничили высказывание своего мнения угрюмыми взглядами и таким же мрачным выражением лиц — в основном на них были написаны страх и отвращение.
Иногда после подобного Жрица взбиралась на какую-нибудь импровизированную трибуну, на замшелые останки упавшего дерева или на горбатую спину валуна, и вещала своим чарующим голосом о чудесах. О чудесах и ужасах одновременно.
Эльфийка часто говорила о войне и несчастьях, о разбитой любви и несбывшихся победах. Но как «Гончие» ни приставали к ней с расспросами, она никак не могла ответить на вопрос о границах своих воспоминаний. Аркуэнэ говорила об эпизодах и событиях, а не об эпохах и временах. В результате получался какой-то случайный стих, отдельные моменты которого были слишком переполнены загадками и двусмысленностями, чтобы образовать целое повествование — по крайней мере, такое, которое столь простые слушатели могли бы понять. Всегда имелись фрагменты, которые оставляли их неуверенными и удивлёнными.
Мне Жрица поведала немногим больше.
— Она пробуждается, Зир, — довольно улыбалась она. — Я начинаю вспоминать больше. Кажется, твоя система работает!
Признаться, я уже и забыл о тех старых советах, но искренне радовался вместе с ней.
— Главное, не перенапрягись, — гладил я её светлые, чистые волосы. Эльфийка почти всегда ухаживала за ними, когда мы останавливались на ночь: мыла и причёсывала. Исключения, конечно, были, но особые чары и магия создания воды позволяла девушке выглядеть немногим хуже, чем на начало экспедиции.
Портилась лишь одежда, от которой оставались лишь одни тряпки и лохмотья. Даже то, что я снял с мёртвых «Спрутов», когда мы с ними вступили в первую стычку, уже стало напоминать обноски нищего. Таким темпом нам скоро придётся прикрываться лопухами. Надеюсь лишь на то, что мы успеем закончить экспедицию до момента, как одежда просто развалится на теле.
По возвращению к лагерю, Жрица остановила меня в кустах. Вначале посчитал было, что она тянется за поцелуем, но эльфийка лишь усмехнулась и показала на свои уши, а потом и на одну занимательную парочку. Хм, ну да… она ведь «доработанная», поэтому слышит куда лучше, причём на постоянной основе, а не как я — лишь в моменты подключения энергии.
Элисса приставала к Хартонису с вопросами об Аркуэнэ.
Ха-а… признаться, я уже потерялся в их отношениях! То ссорятся, то мирятся, то вместе спят, то отдельно! И я не про секс, а про обычную близость друг к другу.
Впрочем, — на миг задумался я, — после того, как вскрылась правда о Лотшиле, Харт почти не отпускал от себя Элиссу. Показатель. Волнуется, старый чёрт.
— Кто она такая? — шипела брюнетка. — Её рассказы должны тебе о чём-то говорить!
— С чего это должны? — огрызался маг. — Я не настолько стар!
— Ты читал древние книги и изучал историю этого мира, — произнесла Элисса. Я обратил внимание на слова «этого мира». Ты же палишься, дурочка! — Сам рассказывал, как расспрашивал демонов, которых призывали во времена, когда Марзагар был населён гномами.
— И что? Я не могу знать всё! — Хартонис сердито мотнул головой. — К тому же, даже если бы я понял, о каких событиях она говорит, то Жрица всегда рассказывает только отрывочные куски, ничего более. Остальная часть головоломки всегда отсутствует — как для неё, так и для нас! Я знаю только, что она стара… чрезвычайно стара…
— Как Марзагар? — подалась девица вперёд.
— Пожалуй, — неуверенно заявил колдун. — Я предполагал это, так как она помнила его ещё до момента нападения Теристара. Но что если Жрица пришла туда уже будучи старой?
— И что тогда? — прищурилась Элисса, а я оглянулся на эльфийку, которая замерла, как статуя, шевеля лишь длинными ушами.
— Она может быть старше, чем железо. Старше, чем человеческая письменность… — протянул старик. — Тогда проблемы с внутренним восприятием более чем ожидаемы. Она забыла больше, чем знаем мы оба вместе взятые.
— Ты хочешь сказать, она может быть старше Песни Света? — девушка приоткрыла рот.
— Я не знаю, — раздражённо бросил Харт. — Какая разница? Я иду спать!
— Он прав, — прошептала мне эльфийка. — Какая разница, кем я была, если века превратили меня в нечто совершенно иное?
— Не вижу проблемы, — пожал я плечами. — Ты держишься за старый опыт, но его всегда можно отпустить. Даже память, — на миг задумался я. — Ранее ты пыталась вспомнить, кто ты есть, но как только решила отнестись к этому проще, то она начала возвращаться. Сама собой.
— Предлагаешь начать всё заново? — наклонила она голову.
— Новое — это не плохо, — развёл я руками. — Новое — это просто новое.
— Ты смотришь на меня и видишь нечто целое. Единственное число, — сказала эльфийка и провела пальцами по моей небритой щеке. Аркуэнэ склонила голову и та полностью потерялась в тени. Когда же она подняла глаза, слёзы серебрили её щёки. — Ты ошибаешься.
— О чём ты? — подался я вперёд и заключил девушку в объятия. Хоть она и была достаточно высокой, но потерялась в моей хватке. — Не говори глупости, — щёлкнул эльфийку по носу. — Не усложняй понапрасну. Какая разница, ошибаюсь я или нет?
— Я имею в виду личность, — стёрла она слёзы. — То есть… вот ты, например. Ты — личность. Или тот волшебник, он тоже. А я… меня определяет память. Память — это то, что связывает нас с тем, чем мы являемся. У меня она повреждена. Я — неполноценна.
— Кто тебе это сказал? — нахмурился я. — Почему ты позволяешь подобному укореняться в своей голове?
— Это аксиома, — пробормотала она. — Общедоступно, как восход и закат.
— Не-а, — приблизил своё лицо ещё ближе. — В этом нет никакого смысла. И вот почему, — направив её за собой, отошёл от лагеря, но недалеко, всего на десяток метров, где разместил Жрицу на поваленный ствол дерева. — Представь, ты резко очистилась от воспоминаний, — и посмотрел на неё.
Аркуэнэ кивнула. Её чёрные глаза терялись в ночи, создавая ощущение, что на лице два тёмных провала. Мило… если привыкнуть. В ином случае можно открыть маленький кирпичный заводик.
— Но у тебя сохранится нечто, что зовут душа, — положил руку вначале себе на грудь, а потом и ей. Второе мне понравилось больше. Кхм, вот он, юный организм воина, к тому же, живущего на энергии и с неведомой силой крови! Казалось, бы, ещё часа не прошло, как мы предавались разврату, а смотри-ка, уже снова тянет. — И она обладает определёнными свойствами, которые теряются на первый взгляд. Например, — поднял я палец, — это относится к предпочитаемому типу выбора мужчин. То есть, кому-то, скажем, нравятся черноволосые смуглые здоровяки, типа Рокса. Кому-то — тщедушные блондины, хилые и слабые на вид. Кому-то — мужчины постарше, кому-то — помладше. Кому-то и вовсе лица своего пола, то есть другие девушки.
— Разве это не закладывается воспитанием? — задумалась Жрица. — Если девочка растёт в семье, где все мужчины растят бороду, а отец, как пример для подражания, работящий и сильный, то и в будущем девушка будет рассматривать для себя похожий тип мужчин.
— Не всегда, — хмыкнул я, осознав, что эльфийка обладает действительно острым умом. Хорошо ориентируется в явно непривычном для себя вопросе. Это мне, человеку из современного мира, который читал множество статей, в том числе и на эту тему, всё кажется простым. А ей?.. Не удивлюсь, если Аркуэнэ вообще никогда о подобном не задумывалась! — Зачастую это не значит ничего. К тому же, начинают играть другие факторы: финансовое состояние потенциального мужа, его положение в обществе, решение родителей и прочее-прочее. То есть, девушка может выйти замуж именно за бородатого работягу, но сама всю жизнь будет тяготиться к, например, тем же худощавым блондинам.
Жрица размышляла несколько секунд, а потом кивнула.
— Хорошо, — улыбнулся я. — Теперь представь другую ситуацию. У разбойника, всю жизнь грабящего других и состоящего в банде таких же как он, рождается сын. Он обучает его с детства, рассказывает все тонкости своего ремесла, натаскивает на кровь… Но через какое-то время подросший парень понимает, что ненавидит подобное ремесло. Не может представить себя бандитом. Одной ночью он покидает своего отца и его людей, уходит в город и становится там стражником. Возможно?
— Да, — уже быстрее произнесла девушка. — Я поняла. Память не всегда означает душу.
— Верно, — кивнул ей. — То, что здесь, — постучал себе по виску, — не равно тому, что здесь, — а теперь по груди, обозначая сердце. — Так что не волнуйся за себя. Вернётся к тебе память или нет, ты останешься собой.
— Спасибо, — тихо шепнула она. — Спасибо… — и зарыдала.
* * *
Примечание автора: понравилась глава? Не забудь поставить лайк вот здесь и конечно же буду ждать твой комментарий :))