• Boosty Shared
• Celovek

• T

• федерация

Профессор Икс.

Лаборатория Маккоя.

Школа Профессора.

Аллергическая реакция на сыворотку.

Генри Маккой.

200f.docx

* * *

Кабинет Директора Чжэня напоминал музей холодной войны. Стены, обшитые тёмным деревом, поглощали свет от настольной лампы, оставляя углы помещения в таинственной полутьме. На полках, между папками с грифом «Совершенно секретно», стояли артефакты эпохи: подаренный русскими офицерами макет спутника «Восток-1», потёртая карта Тихоокеанского региона с отметками красным карандашом, фотография Чжэня с Дэн Сяопином на фоне Великой Китайской стены. Воздух пахло пылью, старым пергаментом и тревогой.

Чжэнь снял очки, протёр переносицу. Перед ним лежал отчёт — триста страниц мелкого шрифта, фотографий со спутников, расшифровок перехваченных радиограмм. Расследование о предотвращенной диверсии на дамбе Баньцяо, унёсшей десятки жизней, длилось день и ночь. Сначала всё указывало на русских: их корабли замечены в Жёлтом море, в Пекине шептались о «мести за Хайнаньский инцидент», свидетельства выживших. Но теперь…

Он перевернул страницу. Снимок американского эсминца, сделанный за неделю до катастрофы. Увеличенный фрагмент: на палубе, среди стандартных контейнеров, выделялся цилиндр с маркировкой «GE-Hydrolab» — компания, связанная с Пентагоном. В приложении — отчёт инженера-диверсанта, перебежчика из ЦРУ: «Проект «Тифон» предполагал провокацию с подрывом гидросооружений для дестабилизации КНР…»

— Идиоты, — прошептал Чжэнь, сжимая виски. — Мы чуть не начали войну из-за их игр.

Окно кабинета дрогнуло от порыва ветра. За шторой, в ночном Пекине, мигали огни посольского квартала. Где-то там, в доме с колоннами и флагом со звёздами, смеялись те, кто устроил эту бойню. Чжэнь представил, как докладывает в Госсовет: «Виноваты американцы». А потом — извинения перед Москвой, которые поставят под удар его карьеру. Ведь это он настаивал на версии с русскими…

У госсовета точно хватит сил, и влияния чтобы сместить Чжэня. Совет копья точно прислушается к их мнению.

Дверь скрипнула. В кабинет, не стучась, вошла Ли Хуэй.

— Все ещё казнишь себя? — Её голос звучал как скрипка, натянутая до предела.

Она сбросила плащ на спинку дивана, села, закинув ногу на ногу. Её называли «Тенью копья» — та, кто решала вопросы, о которых пресса не смела шептать.

— Ты же знала с самого начала, — Чжэнь отодвинул папку. — Почему не остановила меня?

— Потому что ты должен был убедиться сам. — Она достала серебряную портсигару, закурила, нарушая запрет на курение в кабинете. — Гордость — твой главный грех, дорогой.

Он молчал. В памяти всплыл их последний разговор перед расследованием. Ли Хуэй тогда сказала: «Ищи тех, кому выгоден раскол между нами и Москвой. Вспомни 1950-й: кто снабжал Чан Кайши, пока мы воевали в Корее?» Но он не слушал.

— Отчёт готов? — спросила она, выпуская дым кольцами.

— Да. Американцы использовали группу мутантов. Взрывчатку доставили по системе дренажных туннелей — их строили их же инженеры в 70-х.

— И русские?

— Похоже они противодействовали американцам. Их корабли патрулировали район после учений. Перехваченные переговоры… — он потянулся к стопке бумаг, — здесь.

Ли Хуэй усмехнулась.

— Ирония. Мы обвиняли их в ударе ножом в спину, а они пытались подать руку.

Чжэнь встал, подошёл к окну.

— Что теперь? — спросил он, глядя на отражение Ли Хуэй в стекле. — Я должен доложить, что ошибался. Госсовет потребует отставки.

— Ты этого не сделаешь. — Она раздавила окубок в пепельнице, выточенной из обломка метеорита. — Ты предложишь союз.

Он обернулся, поражённый.

— С русскими? После всего…

— Именно поэтому. Они тоже стали жертвами провокации. Представь: совместная операция против реальных виновников. Обмен разведданными. Совместные учения в Жёлтом море. — Глаза Ли Хуэй блеснули. — Америка получит урок, а ты… ты останешься не только в кресле, но и в учебниках истории.

Чжэнь задумался. В голове складывался пазл: визит российского посла на следующей неделе, утечка данных о планах США по Тайваню, внезапная «благодарность» Кремля за «объективность расследования»…

— Они не простят мне обвинений, — пробормотал он.

— Простят, — Ли Хуэй встала, поправила складки на платье. — Потому что у них те же проблемы. Правда нам придётся постараться, очевидно русские пытаются взять японцев под свое крыло. — Она подошла к нему, положила руку на плечо. — Мир изменился, Чжэнь. Нам придётся сделать невозможное.

Он вздохнул.

— Хорошо, правда тема с Японией будет трудноосуществимой, — сказал Чжэнь. — Договорись о встрече с их резидентом. Только без официальных каналов.

Ли Хуэй кивнула, на губах играла та же ехидная улыбка, что и двадцать лет назад, когда она уговорила его подделать отчёт по экзамену.

— Уже сделала. Завтра.

Она вышла, оставив за собой шлейф духов, — подарок от кого-то из прошлого, о котором Чжэнь предпочитал не спрашивать.

Он сел за стол, достал из ящика старую карту. Синим карандашом обвёл зоны влияния: Тихий океан, Арктика, космические станции… Америка опутала мир сетью, но теперь нить порвалась.

* * *

Лаборатория напоминала пересечение заброшенного ангара и алхимической мастерской. Свет неоновой лампы мигал, будто соглашаясь с ритмом старого вентилятора, чьи лопасти с трудом рассекали воздух, насыщенный запахом озона и горелой изоляции. Генри Маккой стоял у стола, заваленного колбами, проводами и стопками бумаг с формулами, испещрёнными красными пометками. Его лапы — нет, _руки_, он всё ещё называл их руками, даже если они были покрыты сизой шерстью и заканчивались когтями — дрожали, сжимая мензурку с мутно-голубой жидкостью.

Он моргнул, пытаясь сфокусироваться на цифрах в лабораторном журнале. Зрачки, суженные до вертикальных щелей, плохо слушались. _Побочный эффект третьей стадии метаморфоза_, — напомнил он себе. Тело менялось быстрее, чем он успевал его изучать. Но сегодня всё должно было быть иначе. Сегодня он нашёл пробел в уравнениях.

* * *

Стеклянный шкаф с реактивами скрипнул, когда Маккой потянул дверцу. Пальцы автоматически нашли флакон с этилендиаминтетрауксусной кислотой — хелатор, способный связать ионы металлов в крови, которые, как он подозревал, катализировали мутацию. Рядом стоял термостат с культурой модифицированных _E. coli_, синтезировавших гиалуронидазу. Фермент должен был разрушить внеклеточный матрикс, скрепляющий деформированные ткани. Теория была безупречной. Практика — адом.

Он подключил осциллограф к спектрофотометру, настраивая систему для мониторинга изменения оптической плотности раствора. Каждые 30 секунд автоматический пипеточный дозатор должен был добавлять 5 мкл катализатора — наночастиц золота, покрытых полиэтиленимином. Золото стабилизировало бы белки, полимер — предотвращал агрегацию.

— Протокол №217, — пробормотал он, включая магнитную мешалку. Раствор в колбе закружился, образуя воронку. — Начнём с малого. 0,1% концентрация.

Жидкость сменила цвет с голубого на изумрудный. Маккой нахмурился: согласно расчетам, этого не должно было произойти. Он провёл пальцем по экрану планшета, проверяя pH. 7,4 — норма.

— Странно… — Он добавил две капли фенолфталеина. Не розовело. Значит, щелочной реакции нет. — Возможно, фотонная эмиссия от наночастиц?

Стоп. Он слишком торопился. Нужно было вернуться к базовым шагам. Маккой достал пробирку с собственной кровью — тёмной, почти чёрной, с вкраплениями серебристых частиц, словно кто-то подмешал в неё металлическую пыль. Центрифуга разделила образец на фракции за 10 минут. Плазма оказалась густой, как сироп.

— Гликаны, — прошептал он, рассматривая данные масс-спектрометрии. Углеводные цепи на поверхности эритроцитов были втрое длиннее нормы. Именно они, вероятно, блокировали рецепторы клеток, не давая сыворотке предыдущих версий проникнуть в ядро.

* * *

Инкубатор гудел, поддерживая 37°C. Маккой ввёл в клеточную культуру комбинацию из гиалуронидазы и синтетических матриксных металлопротеиназ. На экране микроскопа клетки кожи — его собственные, клонированные месяц назад — начали терять форму.

— Деградация внеклеточного матрикса… 70%, — он отметил время. — Вводим хелатор.

ЭДТА, соединённая с липосомами, должна была точечно доставить агент к металлам. Но вместо ожидаемого восстановления мембраны клетки резко сморщились.

— Чёрт! — Кулак Генри ударил по столу, проломив крышку чашки Петри. Осколки стекла впились в кожу, но он не почувствовал боли — тактильная чувствительность пропала ещё на прошлой неделе. — Почему? Концентрация? Температура?

Он схватил флакон с ингибитором апоптоза и впрыснул его в культуру. Клетки перестали разрушаться, но и не регенерировали. Маккой вытер ладонью лоб, оставив на коже полосу сизой шерсти.

— Ладно. План Б.

* * *

Шприц дрожал в его руке. 50 мл мутного раствора, пахнущего горелым миндалём. Он ввёл иглу в вену на сгибе локтя, медленно нажимая на поршень. Холод разлился по руке, затем перешёл в жжение. Маккой замер у зеркала, всматриваясь в своё отражение: морда, наполовину человеческая, наполовину… что-то иное. Глаза, которые всё чаще видели в инфракрасном диапазоне. Уши, улавливавшие ультразвук.

— Время: ноль минут, — хрипло произнёс он, включая камеру.

Сначала зачесалась кожа. Потом кости заныли, как перед грозой. Он упал на колени, сжимая стол. В ушах зазвенело. Зеркало показало, как шерсть на его руках темнеет, становится тоньше. Ногти — нет, когти — отслаивались, обнажая розоватую плоть под ними.

— Работает… — Он засмеялся, звук получился хриплым, собачьим. — Работает!

Но затем желудок сжался спазмом. Маккой скрючился на полу, выгибаясь дугой. В горле встал ком, пахнущий медью. Он пополз к холодильнику, вытащил ампулу с антидотом — бета-блокатором и кортикостероидами. Руки уже снова покрывались шерстью. Укол в бедро. Сердцебиение замедлилось. Зрение расплылось, но боль отступила.

Через десять минут он поднялся, опираясь на стену. В зеркале снова смотрел зверь. Безжалостный, точный эксперимент доказал: сыворотка давала обратимое частичное восстановление на 6-7 минут, после чего провоцировала гиперактивный иммунный ответ. Его тело атаковало само себя.

— Ингибирование комплемента… — Он плюхнулся в кресло, записывая наблюдения дрожащей рукой. — Или добавление супрессоров Т-клеток…

Снаружи завыл ветер. Маккой взглянул на часы: 3:17. Утро приближалось, а вместе с ним — новый цикл метаморфоза. Но он уже видел проблеск. Всего одна неудача из сотен. Завтра он изменит параметры. Послезавтра — снова.

Он достал из ящика фотографию. Он, человек, в белом халате, стоит на фоне здания института.

Генри спрятал снимок, потушил свет и вышел в подсобку, где его ждала койка, застеленная газетами. Завтра. Завтра он начнёт снова.

* * *

Интерком хрипло вздохнул, как старый алкоголик перед признанием, и выдавил из себя голос Ксавьера. Электронный голос звучал неестественно ровно, без эмоций, но Маккой узнал в этой механической интонации тревожные нотки, которые профессор никогда не выказывал открыто.

— Генри, зайди ко мне. Срочно.

Маккой медленно оторвался от микроскопа, где под стеклом медленно умирала очередная колония клеток. Его последний эксперимент снова провалился — клетки мутировали неожиданным образом, образовав странные кристаллические структуры, которые никак не вписывались в его расчеты. Он потёр переносицу, чувствуя, как усталость давит на веки. Лаборатория выглядела так, будто здесь месяц работал не учёный, а буйный медведь с тягой к химии — повсюду валялись пробирки с засохшими реактивами, обрывки бумаг с полустёртыми формулами, пустые банки из-под кофе с окурками внутри.

Он вздохнул, схватил тряпку и начал механически вытирать стол, смахивая осколки разбитой колбы в мусорное ведро. Затем швырнул туда же пару пустых ампул, которые валялись рядом с микроскопом. "Убрался" — это было громко сказано. Но хотя бы теперь здесь не напоминало помойку, хотя бы поверхностно. Где-то в углу всё равно оставались пятна от кислоты, а в вытяжном шкафу стояла забытая колба с мутной жидкостью, которая за неделю приобрела подозрительный фиолетовый оттенок.

* * *

Предбанник обеззараживания пах хлоркой и озоном, этот резкий запах всегда щипал ноздри. Ярко-синий свет УФ-лампы резал глаза, заставляя морщиться даже сквозь закрытые веки. Маккой зажмурился, пока автоматические форсунки окатывали его едкой жидкостью, которая должна была убить всё, что могло сбежать из его лаборатории. Затем пошёл пар — густой, обжигающий, заставляющий кожу покалывать. Потом резкий поток холодного воздуха, и наконец зелёный свет над дверью, сигнализирующий, что процедура завершена.

Он потянулся к шкафчику с одеждой, выбирая привычный набор — чёрные брюки, белую рубашку, тёмно-синий пиджак. Ничего лишнего, ничего броского. Одежда сидела чуть мешковато — за последние месяцы он сильно похудел, мышцы стали менее рельефными, хотя сила никуда не делась. Но главное, что этот костюм скрывал шрамы и участки сизой шерсти, которые всё ещё проступали на шее и кистях, несмотря на все его попытки остановить мутацию.

Бронированная дверь открылась с тихим шипением гидравлики, выпуская его в коридор.

* * *

Двор школы Ксавьера встретил его шумом, смехом и тем особенным хаосом, который возникает, когда десятки подростков с неконтролируемыми способностями пытаются вести нормальную жизнь, под присмотром опытных менторов, которые были такими же подростками как и они.

Дети-мутанты. Их было десятки, если не сотни. Кто-то летал в воздухе, совершая немыслимые пируэты между деревьями. Девушка с зелёными волосами что-то оживлённо обсуждала с дубом, который периодически шевелил ветвями в ответ. Группа студентов шла с книгами под мышкой, стараясь не обращать внимания на мальчика, у которого из плеч росли полупрозрачные крылья, переливающиеся на солнце всеми цветами радуги.

Маккой привык к этому зрелищу за месяцы жизни в школе. Но сегодня что-то щемило в груди — может, потому что он всё ещё не мог до конца принять, что сам теперь один из них. Не учитель, не наставник, а такой же мутант, пытающийся понять границы своих новых возможностей.

Он двинулся к главному корпусу, кивнув паре знакомых студентов. Один — паренёк с красными глазами, который всегда носил тёмные очки даже в помещении — даже попытался улыбнуться в ответ, но тут же споткнулся о собственную тень, которая вдруг стала твёрдой и выпуклой.

— Эй, осторожнее, — буркнул Маккой, автоматически подхватывая его за руку прежде, чем тот рухнул на землю.

— С-спасибо, доктор, — пробормотал студент, поспешно поправляя очки. — Это… новое. Ещё не научился контролировать.

— У всех так, — Маккой махнул рукой и пошёл дальше, оставив смущённого юношу разбираться со своей неожиданной способностью.

* * *

Кабинет Ксавьера пах старыми книгами, дорогим виски и слабым, но устойчивым запахом озонованного воздуха — профессор любил проветривать, даже если за окном был чуть ли не декабрь и дул пронизывающий ветер.

Ксавьер сидел за массивным дубовым столом, в руках — письмо. Не электронное сообщение, не голограмма, а настоящее, бумажное письмо с потрёпанными краями и следами от пальцев на пожелтевшей бумаге.

— Генри, — он даже не поднял глаз, продолжая изучать текст, — садись.

Маккой опустился в кресло напротив, скрестив руки на груди. Он знал эту манеру профессора — когда Ксавьер избегал зрительного контакта, значит, информация была либо крайне неприятной, либо настолько важной, что требовала особой осторожности даже в мыслях.

— Что-то важное? — спросил он, намеренно опуская формальности.

— Возможно, — Ксавьер наконец отложил письмо и снял очки, потирая переносицу. — Мне нужен ты и Логан. Нью-Йорк.

— Опять? — Маккой не смог сдержать лёгкого раздражения. — В прошлый раз мы едва унесли ноги от тех ребят в чёрных костюмах.

— На этот раз контакт безопасен. Его рекомендовал Капитан Британия.

Маккой приподнял бровь, в его голосе зазвучали саркастические нотки:

— Брэддок? Серьёзно? Я думал, он только чай пьёт, смотрит свысока на всех, кто не из островов, и время от времени произносит пафосные речи о чести и доблести.

Ксавьер усмехнулся, но в его глазах не было веселья:

— Его слова: «Филлип знает то, что вам нужно».

— Филлип? — Маккой нахмурился. — Кто это?

— Агент. Кажется, бывший военный. Сейчас работает в тени. У него есть информация о мутантах, которых держат в неволе.

Маккой задумался, постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Ладно. Когда выезжаем?

— Завтра. Логан уже в курсе.

— А где он сейчас?

— Где-то в лесу. Говорит, ему нужно «проветрить когти».

Маккой фыркнул, но в уголках его глаз появились лёгкие морщинки — что-то вроде улыбки.

— Ну конечно. Деревья опять будут в царапинах.

Наступила короткая, но насыщенная пауза. Потом Маккой спросил то, что действительно его волновало:

— Эмма Фрост? Она согласилась работать с нами?

Ксавьер кивнул, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах промелькнуло что-то, что Маккой не смог прочитать.

— Да. Тема России её заинтересовала.

— Россия… — Маккой поёрзал в кресле, внезапно ощутив лёгкий холодок вдоль позвоночника. — Ты уверен, что нам стоит туда лезть?

— Нет. Но если то, что говорят, правда… там происходит что-то, что касается не только мутантов.

Маккой вздохнул, почесал шею, где под воротником рубашки прятались жёсткие волосы, которых там быть не должно.

— Ладно. Сначала Нью-Йорк. Потом посмотрим.

Ксавьер снова надел очки и потянулся к стопке бумаг — явный знак, что разговор окончен.

— Будь готов к завтрашнему утру.

Маккой встал, поправил пиджак, ощущая, как под тканью шевелятся напряжённые мышцы.

— Всегда готов.

Он вышел, оставив дверь приоткрытой, и сразу же потянулся к карману за сигаретой, прежде чем вспомнил, что бросил курить две недели назад.

* * *

Коридор школы был пуст, если не считать пару студентов, которые тут же ретировались в боковую дверь, заслышав его шаги. Он не обижался — после последнего "инцидента", когда он в приступе ярости чуть не разнёс поллаборатории, многие его побаивались.

Он остановился у большого окна в конце коридора. За стеклом — снег, деревья, покрытые инеем, далёкие горы, теряющиеся в утренней дымке. Где-то там бродил Логан, "проветривая когти". Где-то в Нью-Йорке ждал загадочный Филлип с информацией, которая, возможно, изменит всё. А где-то в России…

Маккой сжал кулаки, чувствуя, как когти — нет, ногти, он всё ещё называл их ногтями — впиваются в ладони.

— Ну что ж, — пробормотал он, глядя на своё отражение в стекле, где человеческие черты всё ещё боролись с чем-то иным. — Похоже, снова в бой.

Он повернулся и зашагал к выходу, уже составляя в голове список вещей, которые нужно подготовить к завтрашней поездке. Завтра будет долгий день. А что будет послезавтра — он даже не хотел думать.