***6***
— Ну-с, молодой человек, а теперь займемся вами, — стоило Наташе выйти за дверь, как все внимание Сметвика обратилось на Брока.
— Что, не всё так радужно, как вы сказали моей подруге? — усмехнулся Брок, предполагая нечто подобное.
— Кое о чем умолчал, — хмыкнул Сметвик, вдруг понимая, что перед ним такой ребенок, что осознаннее некоторых взрослых будет, и с ним вполне можно говорить откровенно.
— Что-то серьезное? — спросил Брок, присаживаясь на койку.
— Судя по всему, вы совсем недавно пережили огромный стресс, мистер Поттер.
— Называйте меня Гарри, целитель, — предложил Брок, на что Сметвик согласно кивнул и спросил:
— Так что, Гарри?
— Пережил, — кивнул Брок. Что он сам пережил фактически смерть, а потом еще и вселение в детское… ладно, почти подростковое тело, что Гарри пережил, вернее, не пережил свое будущее участие в смертельном квесте и фактически предательство самого лучшего друга, который вместо поддержки кинулся с обвинениями.
— Так вот, — кивнул Сметвик, — твой шрам сейчас буквально фонтанирует энергией, как рана кровью. Нужно почистить его и закрыть, а уже завтра утром посмотрим, что там с твоим зрением, да и общее состояние организма нужно будет проверить. На вид заметно истощение, недовес, недостаточный рост.
— Это можно исправить? — с надеждой спросил Брок, которому совершенно не нравилась идея оказаться хилым недоросликом.
— Не мгновенно, естественно, но за два-три месяца вполне, — ответил Сметвик и в свою очередь спросил: — Ну что, будем лечиться?
— Что для этого нужно? — спросил Брок.
— От тебя? Ничего. Пойдем в процедурную, — усмехнулся Сметвик.
Как обычный человек представляет себе процедурную? Небольшая комнатка с кушеткой, стол, стул, шкаф с инструментами, перевязочным материалом и лекарственными препаратами. Процедурная в Мунго представляла из себя довольно большой, но темный зал с камнем посреди всего этого великолепия. Свечи по углам, какие-то затейливые узоры на полу.
— Укладывайся на алтарь, Гарри, — кивнул на каменюку Сметвик, — головой на север.
— И где тут север? — спросил Брок, на что Сметвик только пальцем ткнул, занятый у небольшого столика в углу.
Брок лег, как было велено, успел заметить, как начинает светиться один из рисунков на полу, и спустя пару минут провалился в сон, а очнулся уже в своей палате в постели под одеялом. Сметвик, вольготно развалившийся в огромном кресле, стоящем рядом с кроватью, тихо похрапывал и выглядел не просто уставшим, а совершенно вымотанным. За окном было серо, непонятно, то ли совсем поздний вечер, то ли очень раннее утро, но, судя по тому, как Брок себя чувствовал, то все же утро. Потому что он был совершенно отдохнувшим, а еще жутко голодным. К тому же ему нестерпимо хотелось посетить туалет. Брок аккуратно выбрался из постели, обул кеды, потому что тапочки они с Наташей вчера не купили, и на цыпочках прошел к дверям, которые, скорее всего, должны были вести к фаянсовому другу. Облегчившись и умывшись, Брок решил немного пройтись по коридору, потому что энергии в организме было столько, что, казалось, она разорвет его изнутри, если ее не использовать. Он тихонько прикрыл за собой дверь палаты и вышел в коридор.
Тишина. Никого нет, даже дежурной медсестры… медиведьмы. Брок шел по коридору, махая руками, иногда подпрыгивал, боксировал с тенью, чтобы разогреть мышцы. Чтобы не шуметь и не мешать остальным, не таким бодрым больным, Брок вышел на лестничную площадку, которая была довольно просторной, и начал делать привычный комплекс для разогрева, облегченный, естественно. Свой привычный в ближайшие пару лет он, скорее всего, и не потянет. Растянулся, поприседал, побегал по лестничному пролету вниз и обратно, отжался от подоконника и хотел уже возвращаться назад, как вдруг услышал голос с до того знакомыми интонациями, что волосы дыбом едва не встали.
— Командир?
Брок оглянулся, никого не увидел и, чувствуя себя идиотом, разговаривающим с призраками, спросил:
— Зимний?
— Я теперь Баки, командир, — со смешком ответил голос, а потом с лестницы, что вела вверх на чердак и оставалась темной, отделилась тень. Не узнать танцующую походку Зимнего было невозможно.
* * *
Баки прошел долгий путь, чтобы снова стать человеком, а не функцией, которую из него сделали пытками, кодированием и прочими крайне далекими от гуманности методами. От испуганного и ничего не понимающего в нормальной жизни киборга до воина, по собственной воле вышедшего против орд инопланетян. Когда Танос совершил щелчок и люди стали рассыпаться прахом, и он в том числе, единственное, о чем жалел Баки, так это о том, что настоящей жизни у него никогда не было, а так хотелось…
Но у вселенной, у мирозданья на него были свои планы, в которые смерть не входила ни коим образом. И пусть его тело рассыпалось прахом, но его душа, его уникальные навыки, его воля были заботливо перенесены в тело, которое оставалось живым, но было практически пустым. Присутствовал какой-то набор паттернов поведения, навыки, но душа, та самая душа, которая и делает человека уникальным творением, была стерта полностью. Что удивительно, но стерта она была не порождениями бездны, которые в этой реальности могли сожрать душу без остатка, а самим человеком. Злосчастный Обливейт не просто стер память, а каким-то непонятным образом удалил личность полностью, оставив едва функционирующую оболочку, жизнь которой поддерживали в больнице святого Мунго.
Баки пришел в себя в тот момент, когда тело, в котором он оказался, безуспешно пыталось выйти из комнаты, но перевешанные накануне двери, которые раньше открывались внутрь, а теперь распахивались наружу, стали буквально непреодолимым препятствием. Он потянулся рукой к ручке двери и застыл на месте, потому что его левая рука была не металлическим высокотехнологическим протезом, а живой, настоящей, и абсолютно точно не его. Уж свои сбитые кулаки с этими пусть и мужскими, но совершенно нерабочими руками он бы никогда не перепутал. Баки огляделся и понял, что мало того, что он не узнает свое тело, так еще и место было совершенно незнакомым.
Ему повезло, что медиведьмы и доктора практически не посещали таких больных, как он, потому что лечить было бессмысленно. Еду приносил какой-то мелкий ушастый уродец, которого Баки заметил совершенно случайно, а все остальное время он был предоставлен самому себе. Принять то, что он оказался в чужом теле, было не так уж и сложно. Постояв перед зеркалом в ванной комнате, Баки скривился от осознания того, что попал в настоящего дохляка и рохлю, но все-таки порадовался тому, что жив, относительно здоров и, судя по всему, богат и знаменит. Вся его отдельная палата была увешана плакатами со знакомой по зеркалу физией. Журналы, газеты, кипы писем, что приносил все тот же ушастый уродец, цветы, конфеты, алкоголь и прочие атрибуты известности. Жизнь того, в кого он «попал», Баки узнал из книг, автором которых и был реципиент. Все было не так уж и страшно, только как-то бессмысленно. Он считал, что такую плюшку, как вторую жизнь, причем начавшуюся не с младенчества, даром не дают. Но не было гласа с неба, не было снов с указаниями, никто от него ничего не требовал, и это было странно и подозрительно.
Он гулял по ночам по больнице, но уходить из этих гостеприимных стен не торопился, желая сначала определиться с тем, кто он, где конкретно и как жить со всем этим ужасом дальше. Каково же было его удивление, когда он, привычно сидя на самом верху лестницы, увидел мальчишку, который делал разминку. У Баки всегда была отличная память, когда над ней не издевались током, а после того, как Гидру уничтожили, то она вернулась полностью. Пацан двигался точно так же, как когда-то командир Рамлоу. Его последний командир. Единственный нормальный за все годы, что он был Зимним солдатом. Но ведь этого не могло быть! Хотя… Может, именно поэтому он и здесь? Баки глубоко вдохнул и медленно выдохнул перед тем, как позвать Рамлоу.
— Командир?
Он знакомо вскинулся, огляделся и с непередаваемым выражением на мальчишеском лице позвал:
— Зимний?
— Теперь я Баки, командир, — Баки спустился по лестнице к Рамлоу, остановился и протянул в приветствии руку и представился, — но здесь я Гилдерой Локхарт.
— Охренеть, — выдохнул Брок. — Давно здесь?
— Восемь дней, — сказал Баки. — А ты?
— Плюс-минус столько же, — ответил Брок. — Романофф тоже здесь.
— Нат? — удивился Баки.
— Она, — кивнул Брок, — и теперь мне жутко интересно, какого хера нас здесь собрали? Кстати, а ты не в курсе, что случилось с бывшим владельцем твоего тела?
— С ним случился Гарри Поттер, — ответил Баки, а Брок заржал, шаркнул ножкой, изобразив шутовской поклон и сказал:
— Позвольте представиться, меня зовут Гарри Поттер.
— Шутишь? — удивился Баки.
— Увы, — Брок развел руками. — Слушай, а здесь пожрать где-нибудь можно? Я жутко голодный.
— Пошли ко мне, у меня в палате чего только нет, — позвал Баки и пошел вниз по ступеням, Брок отправился вслед за ним.
* * *
Лечение Гарри Поттера не стало для Сметвика чем-то из ряда вон выходящим или слишком сложным. Оно было выматывающим. Он не мог сказать точно, что конкретно было не так с этим шрамом, но остаточный фон был мерзопакостным. Сметвик почистил шрам от остатков того, что в нем было, провел полную диагностику мальчишки, поплевался, поматерился и, лично уложив пациента в постель и накинув на него сонные чары, отправился в Хогвартс. Ему нужно было поговорить с Дамблдором и дать указания Поппи Помфри. Обоих он нашел в больничном крыле школы, куда директор пришел за мазью от ревматизма.
Дамблдор встретил в штыки весть о том, что мальчик в Мунго, требовал даже его вернуть, на что Сметвик скрутил кукиш и ответил:
— Директор, шпыняйте и указывайте своим подчиненным, а не мне. Пацан в больнице под моей ответственностью. Кстати, Поппи, какого Мордреда ты раньше не отправила мальчишку к нам?
Мадам Помфри только глазами на директора указала, а вслух ничего говорить не стала.
— Гарри Поттер должен вернуться в Хогвартс, он участник турнира, — сказал Дамблдор, считая, что эта информация как-то повлияет на решение Сметвика.
— Директор, я выпишу мальчишку не раньше, чем буду уверен, что он здоров. Поппи, дай мне листок, я распишу дальнейшее лечение.
Мадам Помфри подала Сметвику лист пергамента, тот достал из кармана огрызок карандаша и принялся что-то быстро писать, а Дамблдор, видя все растущий список, не на шутку испугался. На Гарри Поттере было завязано слишком много планов, поэтому он должен был дожить хотя бы до их исполнения. Он прикинул в уме и решил, что здоровье для героя все-таки важно, поэтому пусть лечат.
Вернувшись в Мунго поздно ночью, так как было его дежурство, он обошел больных своего отделения, а потом пошел в палату к Поттеру, где и уснул на наколдованном кресле, а когда проснулся…
— Где Поттер? — Сметвик нависал над медиведьмой, которая должна была дежурить ночью, но, наверное, опять спала в сестринской.
— В-в-в па-па-палате? — заикаясь, спросила она.
— Ты у меня спрашиваешь? — рявкнул Сметвик. — Немедля найти его!
Спустя полчаса и несколько килограмм сгоревших нервных клеток Сметвику сообщили, что Гарри Поттер сидит в палате у Гилдероя Локхарта.
— Он же овощ, — изумился Сметвик.
— Ты не поверишь, — Янус Тикки и сам верил в это с трудом, — Локхарт пришел в себя.