Эффект снов 2 Глава 13. Этот… Хогвартс

— Дурдом, — тихо высказался Гарри о школе и о ситуации в целом. И впоследствии лишь ещё больше в этом убедился.

Едва распределение закончилось и наступило время сытного, вкусного, хотя и весьма, на взгляд Гарри, калорийного ужина, что появился из ниоткуда, стоило директору произнести нужный пароль. Безумие же пусть и с разгона взяло новую планку, едва приём пищи завершился.

Началось всё вроде как невинно: мол, не ходите, дети, в лес гулять, там опасно, в коридорах не колдуйте, ство… ой, то есть палочки в друг друга не направляйте и без присмотра хотя бы старших товарищей в магии не практикуйтесь. Что, по крайней мере, логично. Потом была информация, что алкоголь, сигареты, навозные бомбы (это что ещё за хрень?) и тому подобные предметы, шутки, вещества и зелья к использованию в школе запрещены. Но сразу после того, как весьма разумные запреты прозвучали, наступила она, Её Величество дичь.

Прежде всего, директор, что до этого был как луч света в этом царстве тьмы и безумия, стал выдавать такие перлы… Что сейчас, уже ночью ворочаясь в старомодной кровати, Гарри сомневался, не стал ли он ловить галлюцинации. Причём комплексные на все пять чувств. Дескать, дорогие дети, пожалуйста, не ходите на этаж такой-то, в коридор тот-то вон в том крыле, или умрёте самой мучительной смертью! И всё это с улыбкой, будто забавную шутку произнёс. Мол, приходите, детки, на атракцион.

Потом был гимн Хогвартса, что исполнением своим вводил в суверенный ужас любого, у кого есть хоть капелька музыкального слуха и или хотя бы чувство ритма. Все пели вразнобой, как хотелось, совершенно не стараясь попасть в ноты, ритм или хотя бы стиль исполнения соблюсти! Хотя по правде сказать, всего этого по большому счёту, и не было вовсе! Сея кошмарная аудиопытка, длилась минуты три-четыре, не меньше, а закончилась убийственной фразой директора! Мол, эта «музыка» — настоящее волшебство!

Потом их отпустили спать, но кошмар не закончился, ведь старосты в компании их декана и барсука повели всех в гостиную факультета, и поход этот был чем-то по-настоящему особенным. Оказывается, лестницы замка в большинстве своём имели разум капризных дамочек. К каждой из которых, как сказала декан, был нужен свой подход для всех учеников, исключительно вежливый. Хотя сама профессор и пригрозила один разочек, мол, знает она одну плесень, которая даже камни жрёт. Лестница, кстати, послушалась и заткнулась, но ученикам-то такое послушание явно не светило.

В лучшем случае, если каменным дамам чего-то не понравится, они просто отругают, а ведь могут и ступеньки убрать, и как экскаватор сработать в неправильную сторону. Гарри с ужасом представлял, как завтра, да что завтра, весь год! Перед каждой такой каменной стервой будет поклоны отбивать.

Представлял и никак не мог заснуть, переполненный впечатлениями мозг всё ещё не желал успокаиваться. На фоне всеобщего безумия тихий и как-то даже домашний приём новичков на факультете в гостиной, да с чаем, да с печеньками, как-то совсем уж потерялся.

Декан, кажется, что-то говорила, барсук речь толкал, но Гарри так замотался, что уже не воспринимал информацию вообще никакую. Всё, чего парень хотел, так это спать, но к сожалению, не мог, даже сейчас 11 вечера не мог, мысли скакали как бешеные мартышки под энергетиком во время лесного пожара.

В конце концов, заколебавшись мотыляться в постели, Гарри достал палочку, направил на себя и произнёс «Сомниум». Произнёс и отрубился как раз в тот момент, когда барсук в комнату вошёл.

— Эко какой ты радикальный парень, ну ладно-ладно, пойду в другие комнаты, не тебе одному сегодня не спится. — Сказал барсук и тихо затворил за собою дверь. Поднос с мёдом, горячим молоком и печеньем он понёс в другую комнату. На факультете Пуффендуй воцарился традиционный уют, уют и спокойствие.

А вот где спокойствия не было и в помине, так это на факультете Гриффиндор. Хранитель Годриан имел «счастье» наблюдать, как грифоны теперь не то что до львов опустились, куда там, пониже шакалов упали! Едва они зашли в гостиную, как тут же после короткой речовки прогнали младших в спальни и взялись нет, не пировать, что Годриан ещё мог кое-как принять, — они принялись пьянствовать!

Причём самым отвратным и вульгарным образом! Эти индивиды пустили бутылки по кругу и хлебали сивуху с дешёвым огневиски из горла! И ладно бы в походе, после жаркой сечи, да с дичью доброй, на костре поджаренной, так ведь нет же! В сердце факультета вертеп устроили, козлята! Даже бокалы не удосужились создать или всзять хотябы с собой раз такое планировали, нет же как поледние пропоицы, хлестали из горла, алкаши малолетние!

Не описать словами в каком бешенстве был хранитель, в какой  первобытной, первозданной ярости он прибывал, наблюдая, как гриффиндорцы один за другим отрубаются от дешёвого пойла! Попутно элегантно рыгая огнём! Грифон  га это всё взирая, всё больше, наливался кровью дурной, хотя вида о том никому не казал, так как опытный был воин, лишь складывал огонь негодования на завтра.

А как только последняя пьяная рожа упала мордой в подушку, Годриан с мстительной улыбкой забрал у алкоголиков и палочки, и все, абсолютно все зелья, которые могли хоть как-то помочь победить зелёного змия и его главную гадость — похмелье.

— Вы у меня попляшете, пьяницы малолетние, — тихо проклекотал Годриан, мстительно раздавив последний бутылёк. — Я вам завтра такое устрою, детишки, что вы вовек не забудете, — молвил он и тихо вылетел в окно, видел он прекрасную поляну для завтрашнего бодрящего сюрприза.

Гриффиндорцы же продолжали спать или пребывать в отрубе, даже не подозревая о том, как им завтра будет весело. Но были и те, кто гриффиндорцев превзошёл и не спал до сих пор. Вороны Когтеврана не спали всем составом.

Всем от мала до велика было невероятно интересно, что это вообще сегодня было. Аргутулуса буквально засыпали вопросами, даже несмотря на то, что время перевалило за полночь, а вредный ворон не ответил прямо ни на один вопрос, всё больше путал, отвечал загадками, задавал всё новые и новые, и к тому же не забывал подначивать, спорить, ссорить, выдвигать новые теории и вообще делал всё, чтобы у юных воронят мозги сварились хотя бы всмятку, по возможности вкрутую!

И ни капли не волновало пернатого, что завтра все проснутся с квадратными головами. Настоящий учёный, во-первых, во всём знает меру и свой личный предел, во-вторых, ответы ищет сам, и в-третьих, хотя, возможно, в нулевых, умеет думать головой! Вот и не жалел учеников хранитель, про себя отмечая тех немногих разумных, кому хватило ума закончить вопросы и уйти спать, а кто, даже поняв, что он над ними издевается, всё ещё продолжал на что-то надеяться, не желая отступать.

Впрочем, в полвторого ночи в сражении со сном пали даже самые упёртые. И довольный хранитель принялся думать, куда он с утра спрячет расписание уроков, уже украденное у старосты факультета. Ох и плохо будет Когтеврану, ох и плохо, но только с утра.

А вот кому-то было плохо уже сейчас, так это слизеринцам. Салазар, продажная змеиная душа, устроил на факультете форменный капиталистический бедлам, и шкуру со своих змеёнышей стал снимать уже в подвечер.

Внезапно все аристократы, которые всё же попали на Слизерин, и все, что уже там учились, увидели вместо своих покоев жалкие каморки с деревянными циновками и дряхлыми корзинами для личных вещей!

Рабочие столы не имели даже стула! А лишь старую табуретку, одну на четверых! И стены, о-о-о, стены заслуживали отдельного внимания: старые, обшарпанные, заплесневелые, они вызывали блевоту и первобытный страх одним своим видом! И самое главное, поправить ситуацию можно было лишь одним способом — купить! За баллы! Не за галеоны, а именно за баллы, и курс обмена был просто грабительский! Если говорить прилично.

Лишь немногие вернули себе всё как было или хотя бы смогли выкупить более или менее нормальные покои, остальные же прямо в гостиной, напоминающей по виду каменный мешок, взялись варить нет, не зелье, а любимый напиток Василиска. Он очень давно его не пробовал и оттого готов был отдать за это любые деньги, ну или баллы.

На всё это безобразие с высоты своей башни смотрел директор, смотрел и равнодушно готовился отойти ко сну. Вот ни капли не трогали старика страдания учеников, ни настоящие, ни будущие. Хранители — они не плюшевые зайчики, а те ещё кадры, некоторые современники их вообще бы злом назвали, и Дамблдор это знал, и всё равно их разбудил, потому что альтернатива ещё хуже.

А коли он так поступил, так что ж теперь жалеть? Сделанного не воротишь, тем более что хранители не могут убить ученика, во всяком случае буквально. Переплавить и пересобрать личности слабых учеников — сколько угодно и за милую душу, закалить сильную личность так, что гоблинская сталь позавидует, всегда и с радостью, но чтоб прям жизни лишить в процессе — это никогда и ни за что. Будь иначе, директор, наступи даже полная Ж, и в ус не подул бы, чтобы вернуть всё как в былые времена, он политик, а не маньяк.

Так наступила в Хогвартсе ночь, а на утро…

Гарри проснулся от звона колокола аккурат в шесть утра, что странно. Звон, хоть и приятный, даже в чём-то мелодичный, был крайне громок и буквально звенел в ушах, не давая и шанса заснуть или даже подремать, но его соседи по комнате, в которой его поселили, дрыхли как сурки! Будто и не было колокольного звона, а-ля мёртвого разбудить можно. Поглядев на часы и прикинув время, Гарри взялся за утренний моцион, потом переоделся да и рванул на пробежку. В лётной школе, когда он вернётся, будут рады его видеть, но только при условии, если сам он хоть чуть-чуть разомнётся, да и перекусить, чтобы потом учится, сможет.

С этими мыслями он двинулся на выход из замка, благо топографическим кретинизмом не страдал и планировку ту, что видел, хорошо запомнил. И хотя лестницы пытались мальчику помешать, поклонов каких-то требовали, о вежливости орали, о соблюдении этикета, выспавшийся Гарри вовремя вспомнил, что он а) биотик, б) находится в месте, где энергии завались. И если в других местах он не мог позволить себе левитацию, то здесь и сейчас легко! Да, медленно, да, он сиял, как звезда, да, за столь расточительное и косое исполнение, Джон его бы просто отругал, а вот наставник и убить мог бы, но не всё равно? Если перед кусками камня не придётся унижаться?

Буквально влетая в холл, Гарри увидал потрясающую картину, которую словами так просто и не опишешь, что-то подобное он наблюдал на одной учебной военной базе лишь раз. Тогда новобранцы в честь какого-то праздника так наклюкались в зюзю, что наутро, когда их нашли инструкторы, они не в ярость пришли, а в натуральное бешенство.

Толпа страдающих от интоксикации бабуинов, кторых руганью и затрещинами гнали на пробежку, запомнилась надолго, если точнее, навсегда. Именно тогда Гарри понял простую мысль: алкоголь — это плохо, очень, очень плохо, ведь занимался Гарри ровно на той же спортплощадке, куда пригнали залётчиков, чтобы устроить им все девять кругов ада, а протом и десятый прибавить.

И вот сейчас Гарри узрел до боли похожее зрелище. Да, декорации были другими, да, вместо тактической формы были мантии, да, вместо солдат — волшебники, но всё же от зрелища веяло столь родными нотками, что юного кадета пробило на слезу злорадного умиления. И пока Гарри, обрадованный, бежал за гриффиндором, почему-то уверенный, что всё у него будет в ажуре, рассказать, наверно, следует, а чего ж гриффиндорцам так плохо-то, а?

Всё началось со звона колокола, нет, не так, ЗВОНА КОЛОКОЛА! Что калёными звенящими гвоздями вбивался в пьяные головы, вызывая неистовые муки и пробуждая ото сна вольно или невольно. То хранить Годриан устроил своим ученикам экстремальную побудку. — Доброе утро, пьяные рожи, добро пожаловать в Гриффиндор! — Орал он так сильно, что едва ли не затмевал звук волшебного колокола, что слышат лишь все войны замка и все гриффиндорцы без исключения.

— Время шесть часов утра, за окном пасмурно и дует промозглый ветер, — довольно вещал он. — Прогулка, что называется, бодрит, просыпайтесь, пьянь конченая, умываться и на пробежку бегом! — Голос у грифона был возмутительно довольный, звон колокола навязчивый, а всё это вместе вкупе со стихийной магией и способностями к телекинезу у хранителя не оставляло никому и шанса на поспать.

Те же близнецы Уизли хоть и не пили (им никто не дал), лёжа в кроватях, пытались возмущаться, вопя, что это беспредел! Так, беспредел и получили, не дрогнув и без единого сомнения, грифон одним заклятьем окатил их ледяной водой с кусочками льда в составе. Чем варварски прервал сладкую дремоту братьев, да и не только Уизли он так окатил, как бы не половине факультета достался бодрящий душ в постель.

— Вставайте, лежебоки, уже утро давно наступило, подъём! — рычал он, выгоняя полупьяный, полусонный, полумокрый львятник из кроватей на занятия, двигался грифон у всех позади, чтоб удобней было подгонять отстающих и ленивых. — Вы не войны пока, а сала куски да дистрофики, быстрее, быстрее, что вы как черепахи плетётесь? — возмущался полулев.

И от возмущений этих плохо было всему Гриффиндору, но когда в холле Гарри и гриффиндорцы встретились, плохо спустя минут 20 превратилось в ужасно. Ведь грифон — это гордость и честь воплоти, а иногда (да, и он грешен) даже гордыня.

Стоило Гарри показать хотя бы нормальный уровень без лишнего напряга, как хранитель будто бы с цепи сорвался:

— Пошевеливайтесь, пьяные макаки! Что вы плетётесь, как тюлени в пустыне?! А ну, быстрее, вас обгоняет даже пуффендуец! Вперё-ё-ё-ёд, паршивые ленивцы, вы у меня или сдохнете к чертям, или всё же станете вонами, третьего не дано, шевелитесь, хряки! — подгонял он молниями под пятки едва плетущееся стадо.

Гарри даже пожалел их, пусть и совсем немного. «Попасть на военную кафедру и нажраться в хлам в первый же день — это ж ухитриться надо», — думал Гарри, пока бежал рядом. «Во дают клоуны», — дивился он их дальновидности . «А вот и спортплощадка, и даже полоса препятствий есть, и плац, и окопы да, здесь шикарно всё обустроено, может, эта школа не такая и плохая?» Продолжал он мысленный диалог, уже подбегая к турнику, с разгона на том повисая. «И раз», — начал Гарри отчёт.

* * *

— И три, — продолжал грифон пытать подопечных во время третьего подхода к турника.

— И три, — повторил хранитель, не веря в происходящее, никто не подтянулся и до половины, да что там, даже локти в руках не согнул!

— И три? — как-то даже задушенно попросипел хранитель в последней попытке, уже теряя всякую надежду. Но всё без толку, два подхода подтягиваний по 3–5 раз максимум, и на третьем гриффиндорцы сдулись!

— Да вы что, слизняки, издеваетесь?! — в отчаянии взвыл Годриан, глядя на гриффиндорцев, что висели на турниках, как вермишель. На ловкого и сильного пуффендуйца, который явно от скуки крутился на турнике юлой, выполняя различные трюки, он старался вообще не смотреть, чтоб душу себе не травить.

А Гарри же меж тем повисел на турнике и брусьях ещё немного, отжался, на руках постоял с минутку, да и потрусил обратно в приподнятом настроении, в спину же Гарри, летело:

— Вы толпа слабаков вперемешку с неумехами, равнее спину держите! Задницу не выпячивай, не выпячивай, я сказал или клюну, упали, отжались ир-р-р-раз!

«Я буду за вас молиться», — подумал Гарри, убегая всё дальше в сторону родного факультета. А там, после душа, он и на первых вставших из постели барсуков наткнулся, старшекурсников в основном, да и хранитель глаза продрал, он-то и сообщил Гарри, во сколько будет завтрак.

Завтрака Гарри честно дождался, правда, искренне об этом пожалел. Ведь овсянку в себя пришлось пихать насильно, уж очень мальчик каши не любил, да что там, прямо скажем, ненавидел! И, отправляясь в любимую лётную академию, он себе пообещал, ужом извернётся, а сухпаёк возьмёт с собой. Гарри вернулся в комнату, переоделся в мундир, достал зеркало-портал и сделал такой долгожданный шаг прочь от безумия Хогвартса в родную лётную школу, там же с часами на руке его ждал он, Хавьер Родригес, собственной персоной.

— Вернулся? — с улыбкой спросил Хавьер.

— Да, — ответил Гарри, он наконец-то был дома.