***14***
Когда Лене было примерно восемнадцать лет, она, как это часто бывает, со всем пылом молодости влюбилась. Ее избраннику было немногим более двадцати, они оба были юны и наивны. Никита красиво ухаживал, дарил цветы, водил в кафе, удивлял милыми сюрпризами. Им казалось, что ничто не сможет затмить их счастье. Лена, естественно, знала об обряде, что над ней провели в детстве, но относилась, в то время, к этому легко. Волков еще не вызывал в ней того животного ужаса, что пришел немного позже. Никита, спустя несколько месяцев ухаживаний, сделал ей предложение. Счастью Лены, казалось, не было предела. Она пошла к родителям, чтобы сообщить им радостную новость и назначить день знакомства с Никитой и его родителями, но… Очнулась она, привязанной к столбу от того, что на нее выплеснули ледяную воду, окатив с головы до ног. Напротив нее к такому же столбу был привязан Никита. Ничего не понимающий Никита. Обычный человек Никита. Он ведь по-настоящему был влюблен в нее. Она тогда еще не вошла в полную силу и не могла насильно привязать к себе, поэтому так ценила его чувства.
— Красивый мальчик, — Волков подошел к ней со спины, заставив ее дернуться от испуга.
— Что происходит? — ее голос срывался от холода, на дворе был самый разгар января — крещенские морозы, и от ужаса, когда она увидела Степана — левую руку* Волкова и ее родного старшего брата по совместительству, который вышел из дома и скинул в снег полушубок. На поясе у него висел свернутый кольцом кнут.
— Происходит вразумление поверившей в собственную свободу девчонки, — ответил Волков и прошел мимо нее к креслу, что стояло на помосте перед столбами. На столике рядом с креслом стоял графин с водкой и закуска. Красную икру на небольших бутербродах она видела в тот момент с нечеловеческой четкостью. После она никогда больше не ела ее. Не могла.
— Ты заигралась и обнаглела, — голос Волкова, тихий и проникновенный, заставлял волосы у нее на голове шевелиться от ужаса, — и, чтобы до тебя со всей ясностью дошло мое неудовольствие, я решил наказать тебя. Что выберешь — смотреть или займешь место своего мальчика?
Смотреть на то, как Степан будет с ювелирной точностью тонкими лоскутками снимать кожу со спины Никиты, у Лены не нашлось бы сил.
— Он не переживет, — она помотала головой и волосы, застывшие сосульками, больно хлестнули ее по лицу и плечам.
— Мне все равно, — Волков равнодушно пожал плечами.
В тот момент Лена впервые встретилась взглядом с Никитой. Он был невменяем от ужаса и почти ничего не понимал, из происходящего вокруг него, но все равно помотал головой и хрипло сказал:
— Не смей.
Слезы градом катились из ее глаз, но голос был тверд:
— Я… к-хм… я займу его место, — уж ее-то Волков никогда не прикажет засечь насмерть, слишком ценна она была.
— Прекрасно, — сказал Волков и даже издевательски ей поаплодировал, — а мальчик посмотрит и запомнит что бывает, когда связываешься с неподходящей девочкой.
Степан подошел к ней, и она замерла от ужаса, уже почти не ощущая ни холода от застывшего платья, ни снега под босыми ногами, ничего. Ожидание боли затопило ее сознание. Он подтянул веревку, к которой были привязаны ее руки, повыше, чтобы она встала на носочки, и одним движением разорвал ей на спине сорочку до пояса. Потом аккуратно убрал волосы в сторону… ладони у него казались обжигающе горячими, и отошел, одним движением распуская кнут, вившийся ужасающей черной змеей по белому снегу. Первый удар выбил воздух из легких, только поэтому она не заорала от боли. Второй заставил коротко взвизгнуть. Ее взгляд заметался, выдергивая отдельные кадры. Никита с выражением безумного ужаса на лице, не верящий, что все это происходит на самом деле в двадцатом-то веке. Мама, стоящая на коленях перед отцом, умоляюще протягивающая к нему ладони. Нина в лисьей шубе на крыльце, на тот момент она была женой Волкова, неизвестно какой по счету, с надменным и брезгливым выражением смотревшая на всех. Она потом плохо кончила, умерев от того же кнута, что сейчас истязал Лену, и на том же самом месте. И сам Волков. Он выглядел скучающим на плохом спектакле аристократом. Сбивал снежинки с мехового воротника и картинно зевал, прикрывая губы ладонью в перчатке. Снег вокруг нее был белым-белым, пожалуй, в тот момент она последний раз в жизни видела настолько искрящийся белый снег. Степан клал удары один за другим, полосуя ее спину, пока не до крови, но спустя некоторое время он вскрыл набухшие рубцы удачным ударом, и белый снег окрасился ее кровью…
— А-а-а-а-а-а!!!
— Тише Лена, — ее держали сильные руки, а она билась в них, видя перед собой лицо Волкова, который после экзекуции подошел к ней, взял ее за подбородок жесткими пальцами и тихо проговорил:
— С этого момента тебе запрещено вступать в любые интимные отношения с мужчинами, — он неприятно усмехнулся и продолжил, — с женщинами, с нелюдями и даже животными. За каждую провинность — двенадцать часов боли на восемь из десяти. Цени мое к тебе расположение. Даже если тебя будут насиловать, ты все равно получишь наказание. Запомни это.
Его слова раскаленными гвоздями впивались в ее мозг, впаивая установку почти намертво. А она могла только беспомощно смотреть на того, в чьих руках была полная власть над ее разумом и телом. И всей душой, всем своим существом истово ненавидеть его.
* * *
Лена, после двух подряд межпланетных переходов задремала на диване в гостиной, а Баки и Брок сидели в креслах и тихо переговаривались, строя планы на новую жизнь, когда их обоих словно затянуло в видение. Сначала оно было пропитано счастьем и влюбленностью, а потом переросло в натуральный кошмар, в котором Лену истязали и физически и морально. Иллюзия присутствия была настолько явной, что они не сразу поняли, что нужно делать, а потом едва нашли настоящую Лену, среди призрачных людей. В себя ее привести было нереально, она не откликалась, полностью уйдя в кошмарные воспоминания, и им пришлось до конца досмотреть ужасное видение. Баки тряс ее, как тряпичную куклу, а Брок, мысленно извинившись перед ней и пообещав после загладить вину, влепил ей полновесную пощечину, так, что голова мотнулась. Зато Лена, наконец-то, открыла глаза и протяжно вздохнула. Иллюзия вокруг них опала белым снегом с каплями крови и истаяла совсем.
В ее теле все еще бродили отголоски фантомной боли, когда она наконец-то ощутила себя здесь и сейчас. Она обнаружила, что почти полностью лежит на Баки, буквально укрытая его руками — одной по-человечески теплой и второй холодной, но сильной и осторожной, а Брок стоял рядом с диваном, где они лежали, опустившись на колено, и гладил ее по волосам. Их голоса звучали приглушенно и невнятно, но успокаивающе.
— Тише, детка, тише, возвращайся к нам, — говорил Брок, заглядывая в ее приоткрытые глаза.
— Кодирование без кресла, понимаешь? Он ей давал установки без кресла и обнулений! Я убью его, — в противовес страшным обещаниям, прикосновения Баки к Лене были безумно бережными, — и не просто убью, он будет мечтать о смерти! Молить о ней! Сука!
— Тебя тоже погладить, чтобы ты успокоился? — как-то устало хмыкнул Брок.
— А погладь, только это вряд ли поможет, — усмехнулся Баки, и, получив легкий подзатыльник, сказал, — вот всегда так. Может у меня травма. Моральная.
— Ты с нами? — спросил Брок, поняв, что Лена их слышит.
— Простите? — вопросительно прохрипела она. — День какой-то дурацкий.
— Она еще и извиняется, — возмутился Баки, прижимая ее к себе.
Да, день был бесконечным и действительно дурацким. Нужно было не скакать туда-сюда из мира в мир, а, после ухода Старка, отдохнуть, прийти в себя, осознать все. Но она, на волне непонятно откуда взявшейся эйфории, решила, что незачем медлить, когда можно все сделать за один раз. Тем более Баки буквально подталкивал ее к этому. Еще и поцелуй этот неожиданный. Два.
Наверное, все это вкупе и спровоцировало прорыв воспоминаний, которые были тщательно упрятаны, и про которые Лена предпочла бы забыть. А может это она таким неприятным образом окончательно освободилась от установок Волкова? Как бы то ни было, но Брок и Баки невольно увидели то, чем она не была готова делиться никогда и ни с кем, и теперь не представляла, как себя вести, чтобы не видеть жалости в глазах мужчин. Она выпуталась из рук Баки и, не глядя на них, пошла к выходу из палатки, бросив:
— Пойду, прогуляюсь.
Баки хотел ее остановить, но Брок не дал:
— Я сам, а ты пока сделай чего-нибудь сладкого и кофе.
Лена недалеко отошла от палатки и, найдя подходящее бревнышко, присела на него. Зашедшее за горизонт солнце окрасило все в багровые тона, и Лене казалось, что она все еще видит свой давний кошмар. Ей было стыдно за то, что один из самых мерзких моментов ее жизни стал известен и Броку и Баки. Если бы она могла выбирать, то никогда не рассказала бы об этом.
— Лена, — Брок позвал ее, и она вздрогнула, но с места не сдвинулась, — то, что мы видели — правда?
— Да, к сожалению.
Брок накинул ей на плечи куртку и сел рядом с ней.
— А почему ты ушла?
— Не хотела, чтобы вы видели меня такой. Прости.
— Посмотри на меня, — Брок подпустил в голос командирских тонов, и Лена не смогла проигнорировать его. Он сидел верхом на бревне и смотрел на нее.
— Что?
— Ты ни в чем не виновата. То, что мы видели это вина твоих родителей и Волкова. А ты сильная и смелая. Ты должна гордиться собой.
— Да уж, — горько хмыкнула она, — было бы чем.
— Что случилось с тем парнем?
— С Никитой? — Лена впервые за очень долгое время произнесла вслух имя того, кого когда-то давно любила. — Его отпустили.
— Вот так просто?
— Да… Наверное… Только от пережитого у него случился срыв, и он попал в психбольницу. Я нашла его месяца через три, когда сама выздоровела, и за мной перестали следить… Я стерла ему память о себе и о том, что случилось. Он потом пошел на поправку и его выписали. Знаю, что через шесть лет он женился. Детишек двое.
— Все еще любишь его?
— Нет. Но… Он… Я будто несу ответственность за него. Из-за меня он пережил такое…
— А ты? — перебил ее Брок. — Ты разве не пережила? Причем гораздо больше, чем он.
— Я? Пережила, наверное. Не хочу об этом говорить.
— Один вопрос, и я от тебя отстану. Кем был тот, — Брок запнулся, подбирая слово, — кто тебя сек?
— Это мой родной старший брат, — ответила Лена и закусила губу.
Наверное, именно этот факт приносил ей больше всего боли. Брат, родная кровь, тот, кто, по идее, должен стоять за нее горой.
— Ясно, — Брок поднялся и протянул ей руку, — пошли, Баки кофе сварил. Да и холодает уже.
* * *
— Нет! — Баки резко сел в постели и оглянулся по сторонам, осознавая, что все в порядке и все, что он только что пережил, было не на самом деле. Брок тоже проснулся и смотрел на него, ожидая объяснений. — Просто кошмар.
Раньше Баки часто просыпался по ночам. Именно таким способом к нему возвращалась память. После он садился где-нибудь в угол и, держась за голову, пытался уложить новые воспоминания, осмыслить их. На Новой Земле такое случалось всего пару раз. Толи из-за большого количества впечатлений, толи из-за, как его называла Лена, агрессивного магического фона, толи из-за того, что провалов в памяти почти не осталось, но здесь Баки спал гораздо лучше. Но вот кошмары ему все еще иногда снились. Он их не запоминал. Только неприятные ощущения оставались.
— Хочешь чего-нибудь? — Брок лежал на своей половине, откинувшись на подушки, и внимательно наблюдал за Баки.
— Воды. Пойду, воды попью, — Баки встал с кровати и пошел на кухню, а Брок, уверившись, что все в порядке, перевернулся на бок и задремал.
Напившись воды, Баки заметил, что дверь в спальню Лены закрыта не плотно, и там горит свет. Он решил заглянуть к ней и спросить, вдруг ей стало плохо, или что-то нужно? Она сидела, облокотившись на изголовье постели, на ее коленях и вокруг были разложены какие-то бумаги, а она сама что-то писала в очередном блокноте. Баки толкнул дверь и под вопросительным взглядом прошел в комнату и сел на кровать.
— Не спишь?
— Бессонница, — Лена пожала плечами. Не станет же она признаваться, что боялась уснуть и вновь провалиться в очередной кошмар. Подобных моментов с Волковым у нее было немало, было что вспомнить.
Баки посмотрел на нее и решил, что не хочет оставлять ее одну ни сейчас, ни в будущем, а потому…
— Что ты делаешь? — с неуверенной улыбкой спросила Лена, когда Баки откинул одеяло и устроился рядом с ней.
— У меня тоже бессонница. Так что я посижу с тобой, — он накрыл ноги одеялом и с преувеличенным интересом заглянул в блокнот, исписанный цифрами и непонятными значками, — что считаешь?
Баки легонько толкнул ее и улыбнулся, вызывая ответную улыбку.
— Координатную сетку для порталов, — ответила Лена.
— Сложно?
— Нет. Нудно. Хочешь помочь? — она решила не заострять внимание на том, что он почти голый сидит в ее постели, где она тоже почти раздета, плотно прижавшись к ней горячим боком, и просто поддерживала разговор.
— Не-а, с расчетами это к Броку. А я могу… м-м-м… — Баки сделал вид, что задумался, а потом сверкнул улыбкой и продолжил, — могу, например, сделать тебе массаж.
Лена мотнула головой из стороны в сторону, но Баки и не думал сдаваться:
— Или принести тебе чего-нибудь попить…
— Не хочу, — она притворно капризно надула губы, включаясь в незамысловатую игру.
— Или принести мороженого, которое я вечером сделал специально для тебя.
Когда Брок с Леной вечером вернулись в палатку, то она, очередной раз, извинившись неизвестно за что, скрылась в своей комнате, так и не попробовав то, что приготовил Баки.
— Сливочное? — спросила она.
— Да, — кивнул Баки, и продолжил тоном искусителя, — с клубникой, шоколадной крошкой и апельсиновым ликером.
— Божественно, — по-девчоночьи хихикнула она, — неси.
Баки мигом принес из кладовки уже сервированное и украшенное мороженое, в который раз восхитившись волшебным технологиям, позволяющим бесконечно долго сохранять продукты в их первозданном виде. Лена уже убрала бумаги с постели и даже сама приглашающе откинула одеяло для Баки. Порция мороженого была просто гигантская, Лена бы такую точно не осилила, так что Баки, жестом фокусника выудивший вторую ложку едва ли не из воздуха, с удовольствием стал помогать ей.
Задремавший было Брок проснулся от тихого смеха, доносившегося из-за дверей. Решив, что веселье без него продолжаться не должно, он натянул штаны и пошел на выход. Если он думал, что Лена и Баки сидят в гостиной, то оказалось, что они были в ее спальне. Брок стукнул костяшками по двери и вошел, не дожидаясь разрешения. Баки и Лена сидели на кровати рядышком и азартно бились за последний кусочек клубники в подтаявшем мороженом.
— Не сметь, — притворно рявкнул Брок, подошел к кровати, отобрал у замершего Баки ложку и, выловив клубнику съел ее, глядя на ошарашенные лица полуночников. А потом, убрав тарелку с их коленей, обошел кровать с другой стороны и улегся возле Лены.
— Брок? — Лена толкнула его в плечо.
— Отбой, — буркнул он, стянул ее пониже и, прижав к себе, попросил, — Баки выключи свет и ложись.
— Командир, — буркнул Баки с той же интонацией, с какой раньше говорил «ведьма», но послушно выключил свет и лег, прижимаясь к замершей кроликом Лене.
— Расслабься, никто не собирается что-нибудь делать против твоей воли. Просто спим, — шепнул он Лене куда-то в волосы, подняв табун мурашек на ее коже. Баки закинул на нее руку, и, поцеловав в плечо, буркнул:
— Спокойной ночи.
Мужчины спали, или очень правдоподобно делали вид, что спали, а Лена не могла сомкнуть глаз, только сейчас осознавая, что они не шутили. Что ее одинокая жизнь подошла к концу. Нет, она, естественно могла в любой момент времени просто исчезнуть, но… Хотела ли? Она думала, что они могут «наиграться» в отношения, пока гипотетические, с ней, но… отказаться она могла когда угодно, а вот согласиться. Если она сейчас оттолкнет их, то навязываться точно ни один из них не будет. Хочет ли она им отказать? Пожалуй, что нет. Хочет согласиться? Да, пусть и страшно после стольких лет одиночества, вынужденного, навязанного одиночества, но… да. Она повозилась, устраиваясь удобнее в их руках, закрыла глаза, думая, что уснуть не сможет, но провалилась в сон, как в темный омут. И кошмаров у нее в эту ночь не было. Ни у кого из них не было.