Первого сентября Джинни проснулась засветло под скрип половиц и громыхание посуды, застонала и с горечью попыталась заглушить знакомые звуки подушкой. Не помогло. Мать, будто нарочно, принялась что-то двигать по полу первого этажа, и этот скрежет проникал в уши младшей Уизли даже сквозь слой гусиного пуха.
— И почему я не родилась мальчиком? — со стоном выдохнула Джинни.
Ее братья обладали одной удивительной суперспособностью: прекрасно спать под почти любые звуки в Норе. Джинни так не могла. Сколько себя помнила, девочка просыпалась от любого шороха, а не только от воплей мамы Молли.
Будильник на тумбочке звякнул в руке и ехидно блеснул стрелками в полумраке.
— Пять утра?! — простонала девочка. — Почему она так рано встала? Неужели хоть сегодня нельзя поспать? Хочу в школу! Там я хоть смогу высыпаться.
Джинни села, потерла глаза и оглядела свою спальню. В последнее время та ее ужасно раздражала. Казалось, каждая мелочь в крохотной комнатке выдает бедность, вроде того же будильника: краска облезла еще до появления в Норе, а после Билла на боку осталась вмятина. Не радовало ни любимое лоскутное одеяло, ни забавные шторы с вышивкой, скрывающей прорехи, ни полосатый коврик у рабочего стола.
Вздохнув, девочка встала, сунула ноги в тапочки, закуталась в халат и уселась за стол. Воровато оглянулась на дверь, а после вытащила из небольшой стопки книг на полке тетрадь в кожаной обложке.
«Доброе утро, Том», — написала девочка на чистой странице и замерла, ожидая ответа, а после улыбнулась, когда надпись исчезла.
С некоторых пор у Джинни появился друг. Добрый, внимательный, понимающий. Друг, готовый и выслушать, и дать совет. С ним было так легко общаться, так легко обо всем рассказывать, что в какой-то миг девочка выдала Тому даже свои сокровенные тайны. И друг не подвел, не высмеял, не обозвал глупой малявкой, как близнецы, ни разу не перебил и не полез с непрошенными советами, как мама или Перси. Том был лучшим! Он единственный, для кого Джинни на самом деле была важна, кто ее не только слушал, но и слышал. С ним было легко и уютно. И огорчало лишь то, что девочка не могла переписываться с другом более часа в день или увидеться лично. Том успокаивал, уговаривал подождать до Хогвартса, где сами стены древней школы смогут компенсировать магические затраты Джинни. И девочка с нетерпением ждала начала учебного года.
«Здравствуй, Джинни», — на странице возникла короткая строка, выведенная красивым почерком.
«Знаю, что обещала не писать до Хогвартса, — улыбнувшись, вывела девочка чуть ниже, — но я так волнуюсь! Совсем скоро мы отправимся на вокзал! Я увижу поезд! И не просто увижу. Я сяду в него и поеду в Хогвартс».
«Все хорошо, — успокоил Том. — Понимаю тебя. Я сам ждал своей первой поездки с подобным нетерпением».
«И я снова увижу Гарри Поттера!» — добавила Джинни когда начали исчезать верхние строки.
«Он тебе нравится», — констатировал Том, и девочке почудилась добрая усмешка в этих словах.
«А кому он не нравится? — удивилась юная Уизли. — Он ведь Герой. И… красивый. Богатый. Мама читала мне все-все истории о приключениях Гарри. Он такой замечательный! И смелый. Храбрый!»
«Лучше меня?» — спросил Том.
Джинни захихикала и заверила своего друга: «Ты лучше всех, конечно!»
«Расскажи мне о Гарри Поттере», — попросил Том, и Джинни с радостью окунула перо в чернила, прежде чем начать быстро пересказывать все, что ей было известно о Мальчике-Который-Выжил. На миг ей почудилось, что совсем недавно она не питала такого восторга от Гарри Поттера, но быстро отбросила эту странную мысль.
* * *
У меня был соблазн отправиться на вокзал через маггловский проход, но я помнила о маячившем где-то там Добби. И пусть домовику не удалось добраться до меня в имении Поттеров, это не означает, что я буду избавлена от странного существа в дальнейшем. И хоть очень хотелось узнать, как все сложится в этот раз, когда я и так довольно сильно изменила канон, утром первого сентября на платформу отправилась камином. Любопытство любопытством, а мне не улыбается опоздать на поезд и потом топать до школы от Хогсмида.
— Интересно, а как официально решается вопрос с доставкой тех, кто задержался и не успел на поезд? — спросила себя, отряхивая сажу с черных джинсов, прежде чем направится к ближайшему вагону. — Не поверю, что все успевают. Вот Патил… Хотя они живут здесь, но ездят же на историческую родину, наверное, да? А если… там чуть застрянут, тут немного опоздают… и появятся в Великобритании в полдень или ближе к вечеру?
Логика подсказывала, что для таких случаев есть экстренная связь напрямую с деканами. А в прошлом, до поезда, студенты прибывали в Хогвартс всеми доступными способами, в том числе и через камины.
— Интересно, не проще ли было построить рядом с Хогвартсом маленькую станцию с десятком каминов? — пристраивая вещи на багажную полку, подумала вслух. — Понятно же, аппарация и каминная сеть — это удобно. Можно переместиться в любое место. Расстояние не важно. Неужели совершенно все родители согласны провожать своих детей сначала в Лондон, чтобы потом те много часов ехали через всю страну в школу? Ладно, когда речь идет о Лавгудах, Уизли и любой другой семье, живущей на юге Англии. Но если это кто-то из тех, кто живет севернее? Поезд не делает остановок до самого Хогсмида! А если кто-то живет в Эдинбурге или Абердине? Для камина расстояние не важно, но если аппарация? Неужели родители совершают крюк, перенося ребенка сначала в Лондон? Не верю.
Из маленькой поясной сумки извлекла все необходимое для поездки и с комфортом устроилась на сидении. Я прибыла пораньше, отправления придется подождать, а там меня, может, и ребята найдут. Сама бегать по поезду не буду.
В половину одиннадцатого в купе заглянула Панси, улыбнулась и с облегчением втянула внутрь свой чемодан. Он у нее отличался от стандартного сундука, но все равно был довольно внушительным.
— Привет! — улыбнулась я подруге. — Как прошло лето?
— Отлично, — пропыхтела Паркинсон.
— Что ты туда напихала? — удивилась я, наблюдая за тем, как девочка с трудом левитирует чемодан на полку. — Прихватила с собой весь дом?
— Да чары облегчения веса сдохли у самого поезда, — пожаловалась подруга. — Какая-то напасть!
— Правда?
Панси кивнула.
— А у кого-то сундук прямо в переходе застрял, — добавила девушка. — Никогда такого не было.
Я состроила искреннее удивление и хмыкнула. Захотелось себя по голове погладить за принятое решение, но сдержалась. Похоже, Добби решил многим жизнь попортить.
— Может, магнитные бури? — спросила с невинным видом.
— Что? — вздернула брови Панси, но я лишь помотала головой и отмахнулась:
— Не слушай, не слушай. Так как каникулы?
Как оказалось, часть лета Панси провела в разъездах. Элайджа Паркинсон своих детей любил, но опасался, что не сможет уделять им достаточно времени из-за бизнеса, а потому большую часть года сын проводил в гостях то у одной, то у другой тетки в Бельгии. И Панси присоединилась к брату, вернувшись из школы. Дети посещали всевозможные исторические места, отдыхали, объедались сладостями и всячески развлекались в компании кузенов и кузин. Лишь последние две недели младшее поколение Паркинсонов провело дома.
— Завтра отец снова переправит брата на континент, — довершая свой рассказ, добавила Панси. — К тетке Аурелии, вроде бы. Ее дети учатся в местной начальной школе и каждый день возвращаются домой, так что Калебу не будет одиноко. Дети тетушки Лазалии старше и еще вчера уехали в Шармбатон.
В коридоре раздалось недовольное «Ква!», следом за которым объявился сопящий и пыхтящий Невилл.
— О! — обрадовалась Панси и помахала парню сквозь стекло двери. — Явился.
За лето Лонгботтом мало изменился. Разве что чуть вытянулся и загорел.
— Спасибо, — выдохнул наш герболог, когда мы, видя, что у него заняты руки, открыли дверь. — Уф-ф-ф-ф!
Парень в одной руке тащил свой чемодан, какой-то кулек и клетку с Тревором, а другой трепетно прижимал к груди горшок с каким-то суккулентом.
— Привет, — улыбнулась я другу и села по-турецки, освобождая место на сидении. — Как дела?
— Привет, Харо, Панси, — покивал парень, опускаясь на диванчик. — Ух.
— Что это у тебя? — спросила я, с интересом рассматривая растение. Оно походило на пучок серебристо-фиолетовых и бирюзовых собачьих носов на длинных мясистых стеблях. Эти носы шевелились и тихо шуршали.
— Титанопсис лунарис, — с нежностью огладив розетки, представил Невилл.
— Он цветет? — с сомнением глядя на питомца нашего приятеля, спросила Панси.
— Да, но не так, как его немагическая разновидность. Лунарис выпустит бутон к зиме и лишь по ночам можно будет увидеть сам цветок. Он серебристо-белый, с мелкими пятнышками!
Мы с Панси переглянулись и незаметно для увлеченного своей находкой Лонгботтома тихо усмехнулись. Этот парень потерян для остального мира.
— Ква-а-а-а-а-а-а! — раздалось рядом очень недовольное и хриплое.
— Тревор, — недовольно поморщилась Панси. — Так громко.
Я хихикнула, перетянула к себе клетку и вытащила из нее явно обиженного жаба.
— Про вас совсем забыли, ваше высочество? — спросила, осторожно погладив Тревора по пупырчатой голове. — Бедненький зеленый принц!
Жаб прикрыл глаза и квакнул гораздо тише.
— Даже голос сорвали, пытаясь привлечь внимание хозяина? — спросила я, продолжая гладить жаба. — Ну… а что делать? Он у вас очень увлекающийся. Будьте к нему терпимее, ваше высочество.
Панси хихикнула. Невилл пропустил все мимо ушей. Он пытался приклеить свой драгоценный суккулент к поверхности стола, чтобы тот никуда не делся во время поездки.
— Ква, х-х-х, ква, — пожаловался Тревор.
— Ничего, скоро прибудем в Хогвартс, — заверила я. — А там много мошек и ваша любимая лужа в ванной.
— О! Кстати, — встрепенулся Лонгботтом. — Харо, ты только не обижайся, но я в этом году перееду в отдельную спальню.
Я лишь пожала плечами на это заявление.
— Я просто не хочу никому мешать, — пустился в объяснения парень. — Я-то привык за лето, а вы будете страдать. Титанопсис очень громко шумит по ночам.
— Да все нормально, Нев, — заверила я. — Не надо ничего говорить. Я, кстати, тоже не против пожить в отдельной комнате. Может… лучше я перееду?
— Зачем? — удивился наш герболог.
— Я о Треворе забочусь. А если в твоей новой ванной не будет такой удачной выбоины?
— А… — протянул парень и понятливо кивнул.
— Так что оставайся в прежней спальне. А Драко… Может ему шум не будет мешать? — предположила и обратилась с вопросом к жабу: — Как думаете, ваше высочество?
Тревор моргнул одним глазом и переступил передними лапками.
— Не уверены? Ну ладно, спросим самого Малфоя, как объявится.
Панси покачала головой и заметила:
— Интересно, тебе когда-нибудь это надоест?
— Что именно?
— Эта игра, — пояснила девушка.
— Игра? — переспросила я и прижала свободную руку к сердцу. — Как ты можешь? Ваше высочество, не слушайте, не слушайте ее.
— Это ведь просто жаба.
Я картинно ахнула.
— Жаба? Это не правда! Это его высочество прекрасный принц! Разве ты не видишь?
Я вытянула руку, подсовывая Тревора под нос Паркинсон, и та от неожиданности выпучила глаза, близко-близко глядя в большие глаза жабу. А потом захихикала и откинулась назад на сидение.
— Он так красив! — воскликнула я и развернула Тревора, чтобы смотреть ему в глаза. — Я вижу ум в этих глазах. Мудрость! Он не может говорить, не может рассказать нам свою историю, но я же вижу!..
Невилл не удержался и прыснул.
— Он смирился со своей судьбой, но продолжает ждать.
— Ждать чего? — спросила Панси.
— Кого! — поправила я. — Свою принцессу, конечно. Которая увидит его настоящего за всей этой зеленой кожей, бородавками и короткими лапками, влюбится и пожелает расколдовать.
— А ты что же? — склонив голову к плечу, спросила подруга. — Не хочешь попробовать?
— Но я же не принцесса, — напомнила слизеринке.
— Мы в свободном обществе, — пожала плечами девушка. — Может ему нравятся совсем и не принцессы?
— Думаешь? — с сомнением и надеждой прошептала я. — Ах? Неужели? Ваше высочество, это так?
Тревор, чуя неладное, попытался удрать, но я перехватила его двумя руками и поднесла ближе к лицу.
— Надо проверить, — глянув на друзей, заявила я.
— Что?! Харо, не надо… — выдавил Невилл.
— Ты шутишь? — выпучила глаза Панси.
А я решительно поднесла жаба к лицу, сосредоточившись на зеленой пупырчатой мордочке и не замечая ничего вокруг. Даже скрип отъехавшей в сторону двери. Противно не было, лишь ощущение прохлады на губах.
— Фу! — раздалось сбоку.
Я с сожалением глянула на жаба, который так и остался зелененьким, вздохнула и повернулась к двери. В проеме, глядя на меня с отвращением, стояла лохматая гриффиндорская заучка. За ее буйной шевелюрой едва можно было разглядеть маячившего в коридоре Малфоя. А ведь Драко выше этой девицы практически на голову! Грейнджер сегодня превзошла саму себя по лохматости. Током ее шибануло, что ли?
— Фу! Какая мерзость, — бросила девица и утопала прочь.
Я лишь пожала плечами и сказала Панси:
— Видишь? Не сработало.
— Тебе обязательно целоваться со всякими жабами? — раздался надо мной очень злой рокот.
Я подняла голову и удивленно вздернула брови. Надо мной завис не пчелиный рой, а Драко Малфой собственной персоной.
У кого-то начал ломаться голос! И когда что взялось?
— Это разве жаба? — не давая себе шанса на смущение, кинулась защищать честь Тревора. — Зачем нашего принца обижаешь?
Малфой облил меня хмурым взглядом и, вздернув бровь, ехидно уточнил:
— И как успехи?
— Ничего не вышло, — радостно сообщила я. — Я хоть и люблю его высочество всей душой, но не совсем так, как надо. А тут нужен же поцелуй истинной любви! Не хочешь попробовать?
Невилл издал какой-то странный звук, похожий на кашель.
— Что? — спросил Драко, его голос сорвался в фальцет. Парень воровато оглянулся на дверь, но та была закрыта и за стеклом никто не маячил. — Ты что имеешь в виду?
— Ну ты на меня так смотришь, будто ревнуешь, — сказала с усмешкой. — Весь прошлый год криво смотрел. И теперь. Меня ревновать ты не можешь…
Драко что-то тихо и неразборчиво буркнул.
— Значит, все дело в Треворе! — заключила я с улыбкой. — Да? Понимаю, себе признаться сложно, но…
Заканчивать я побоялась. Малфой плюхнулся на сидение, дернул меня за ворот рубашки на себя и прошипел не хуже змеи:
— Ты сейчас дошутишься.
На миг стало даже страшно. Сквозь черты такого знакомого милого беленького щеночка проступил облик того мага, каким Драко может однажды стать.
Если сможет вырасти.
Если его не сломают.
Я хотела хоть что-то сказать. Я должна была хоть что-то сказать. Но я молча таращилась в темно-серые глаза. Молчал и Малфой, кривя губы в усмешке.
— Ой, да ладно вам, — разрывая напряженную тишину, воскликнула Паркинсон. — Харо просто балагурит. Драко, ты чего? Будто плохо его знаешь!
— Ква-а! — согласился с ней Тревор, и Малфой почти брезгливо отдернул руку.
— Зачем устраивать весь этот спектакль? — спросил он, отсев на противоположный край моего диванчика. — Это оскорбительно.
Я склонила голову к плечу, рассматривая приятеля.
— Бука ты. Уже и пошутить нельзя.
— Нельзя, — горячо ответил Драко. — Я наследник рода! А ты мне под нос всяких жаб суешь!
Невилл и Панси притаились на своем диванчике и помалкивали. Только Титанопсис тихо шелестел в своем горшке.
— Но на зельях ты спокойно потрошишь лягушек и перемалываешь в ступке печень жаб! — заметила я. — И статус тебе не мешает. Как и всем остальным.
— Это другое! — возмутился Малфой. — Я с флоббер-червями не целуюсь!
— Ква! — возмутился Тревор и таки вырвался из моего захвата, перескочив на стол, а с него — в руки Невиллу.
— Не слушай его, ты куда красивее флоббер-червя, мой принц, — сказала я жабу, прежде чем ответить блондину: — Да никто бы тебя не принудил. Что ты разбушевался?
— Я не… — начал Малфой, но не закончил и махнул рукой. — Ты вот вроде взрослый уже, но иногда ведешь себя как трехлетка!
Я невольно усмехнулась и признала:
— Да. И что такого? Мы все еще дети. Что такого в безобидных шутках? А вот Тревор обиделся.
Я указала на жаба, который без сопротивления позволил сунуть себя в переноску.
— Пусть обижается сколько хочет, — фыркнул Драко. — Мне девочки нравятся.
Раздался последний гудок, поезд медленно тронулся с места.
— Кто ж против, — улыбнулась я. — У каждого свои предпочтения. Тебе нравятся девочки, мне, может, нравятся мальчики. Каждому свое.
Паркинсон тихо пискнула и вцепилась Невиллу в рукав.
— И вообще… — задумчиво произнесла я, вытаскивая из чехла палочку и бросая на руки невербальное очищающее, — может Тревор как раз девочка. Нев, ты уверен?
— А? — выдохнул какой-то совершенно потерянный Лонгботтом. — Я…
Драко хмуро зыркнул на меня и, выдернув свою волшебную палочку, рассек воздух со зловещим хлестким свистом. Я дернулась от неожиданности и толком не расслышала слова. Вроде бы вербальная формула была на шумерском. Но в результате прямо перед Драко возникло пять светящихся нитей, которые, соединившись на миг в клубок, заскользили перед ним по восходящей спирали.
— Прямо сейчас в этом замкнутом пространстве пять существ, крупнее жука, — глухо пояснил происходящее блондинистый змей. — Три мужских особи и две женских.
После его слов стало ясно, почему одни нити серебристые, а другие алые.
Нервно улыбнувшись, я сказала:
— Вот видишь. Тревор явно девочка. Нев, тебе стоит поменять ей имя. Трев… Треворина? Тревиата? Травина? Трескана?
— Я и не знал… — выдавил Невилл. — Думал…
Я не слушала бормотание Лонгботтома. Сердце трепетало в груди громче, чем колеса разгоняющегося поезда. И откуда Малфой знает чары, способные так легко меня разоблачить? Чуть не доигралась!
— Хочу какао, — сменила побыстрее тему. — Кто-нибудь еще хочет?
Панси тут же потянулась к багажу. Как и Лонгботтом. Лишь Драко продолжал сидеть и зыркать на меня.
— А где Крэбб и Гойл?
— Скоро будут, — ответил Малфой хмуро.
Хогвартс-экспресс мчал на север. На окно на миг упала тень. Очень хотелось узнать, не Рон ли Уизли рассекает над поездом на фордике «Англия», но я сдержалась и продолжила вытаскивать из поясной сумки сэндвичи с разными начинками.