Веди_нас,_предводитель!_Глава_6.epub
Веди_нас,_предводитель!_Глава_6.docx
Веди_нас,_предводитель!_Глава_6.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 6. Собачья свора
Запоздавшая гроза спустилась с гор, укрыв звёзды. Верхушки деревьев бились на ветру, который даже не пытался коснуться нижних ветвей, так что на оглушительный рёв в небе отзывалась странная тишина среди валунов на земле. То и дело вспыхивали молнии, но гром сильно запаздывал.
Около часа мы скакали в темноте, затем нашли старый лагерь рядом с тропой, по которой ушли преследователи. Лукдушских воинов обуяла такая ярость, что они не слишком старались скрыть свои следы. Болдог рассудил, что в этом отряде было двенадцать взрослых и четверо юнцов верхом — около трети всех воинов деревни. Псов уже спустили, чтобы своры охотились сами по себе, так что собак с этой группой не было.
Эти сведения подняли мне настроение. Осы вырвались из гнезда, но летели вслепую.
Я ощущал себя просто великолепно. Планы радовали успехом, сила резвилась в теле, раны давно зажили, а ещё я чувствовал, что стал гораздо умнее. Это… трудно осознать, но будто бы вещи, которые ранее не вызывали никакого интереса, обрели новые грани. Мысли стали глубже и словно объёмнее.
Неимоверно приятно!
Мы ещё раз поели медвежьего мяса, затем Меграс вновь распаковал внушительный череп и принялся наматывать на него ремешки, на этот раз охватывая верхнюю челюсть и затягивая узлы между клыками. И снова он оставлял длинные — в полметра — свободные концы. Я наконец понял, что задумал Меграс. Для изготовления такого оружия брали обычно два или три волчьих черепа — лишь такой тяжёлый и сильный воин, как Меграс, смог бы использовать подобным образом череп старого белого медведя.
— Меграс Лурц, то, что ты ныне готовишь, вплетёт яркую нить в нашу легенду.
— Мне нет дела до легенд, предводитель, — хмыкнул он. — Но скоро против нас выедут лукдуши на боевых конях.
Я лишь слабо улыбнулся и промолчал. Лёгкий ветерок подул вниз вдоль склона. Болдог наклонил голову и бесшумно поднялся.
— Чую мокрую шерсть, — проговорил он.
Дождя до сих пор не было. Я снял перевязь с мечом и положил на землю.
— Меграс, — прошептал я, — оставайся здесь. Болдог, возьми с собой метательные ножи, а меч оставь. — Я поднялся и взмахнул рукой. — Веди.
— Предводитель, — пробормотал Болдог. — Эту свору согнала с высокогорных троп гроза. Псы нас ещё не унюхали, но уши у них чуткие.
— Думаешь, — спросил я, — они бы не завыли, если бы услышали нас?
— Болдог, они ничего не услышали в рёве грозы, — фыркнул Меграс.
— Звуки бывают высокие и низкие, Меграс Лурц, — Болдог покачал головой. — И несут их разные потоки. — Теперь он обернулся ко мне. — На твой вопрос, предводитель, мой ответ: пока не поймут, лукдуши мы или крогнарцы, — будут молчать.
— Так даже лучше, — ухмыльнулся я. — Веди меня к ним, Болдог Толзон. Я много думал о лукдушских псах и о спущенных сворах. Веди меня к ним и держи метательные ножи под рукой.
Ураган и остальные кони за время нашего разговора тихонько подобрались ближе и теперь смотрели на склон, насторожив уши.
Помедлив, Болдог пожал плечами, пригнулся и направился к лесу. Я двинулся следом.
Через двадцать метров склон стал круче. Троп здесь не было, и идти пришлось медленно, с трудом пробираясь среди поваленных стволов. К счастью, широкие полосы мха позволяли двигаться практически бесшумно. Мы выбрались на плоский уступ около десяти метров в ширину и пяти в длину. Напротив темнела высокая отвесная скальная стена. К ней прислонились несколько посеревших от времени мёртвых деревьев. Болдог осмотрел склон и уже собрался шагнуть к узкой, забитой песком расселине у левого края скалы, потому что там начиналась звериная тропа, но я удержал его рукой.
— Сколько ещё? — склонился я к самому уху следопыта.
— Около минуты. Нам хватит времени, чтобы взобраться…
— Нет. Расположимся здесь. Засядешь с ножами наготове на выступе справа.
Болдог явно был озадачен, но подчинился приказу. Выступ располагался примерно посередине скалы. Через считаные мгновения орсимер оказался на месте.
Я направился к звериной тропе. Сверху упала мёртвая сосна, ствол лежал слева, в полушаге от расселины. Подобравшись ближе, я потрогал его — древесина ещё крепкая. Быстро взобравшись на сосну и заняв устойчивое положение на ветках, я развернулся так, чтобы оказаться лицом к плоскому выступу скалы. Звериная тропа начиналась на расстоянии трёх метров, а валун и скала остались позади.
Теперь остаётся ждать. Со своего места я, не наклонившись вперёд, не мог видеть Болдога, а такое движение запросто могло столкнуть сосну вниз со склона, и дерево (вместе со мной) ожидало бы громкое, вероятно болезненное, падение. Оставалось надеяться, что напарник поймёт мой замысел и в свою очередь поступит соответственно.
На тропе послышался хруст мелких камешков. Псы начали спускаться.
Я медленно набрал полную грудь воздуха, задержав дыхание.
Вожак не пойдёт первым. Скорее вторым, на десять-двадцать шагов позади разведчика.
Первый пёс промчался мимо меня, разбрасывая в стороны мелкие камешки, сучья и песок, по инерции вылетел на полдюжины шагов вперёд на широкий уступ и остановился там, принюхиваясь. Шерсть на загривке зверя встала дыбом, он осторожно двинулся к краю уступа.
По тропе спустился другой пёс, крупнее первого, от него в стороны разлетелось ещё больше мусора. Как только я увидел его покрытые шрамами морду и туловище — сразу понял, что вычислил вожака своры.
Зверь выбрался на плоскую площадку. Разведчик тем временем начал вертеть головой из стороны в сторону.
Я прыгнул и обхватил вожака за шею, повалил, перевернул на спину, левой рукой сжал горло, а правой перехватил судорожно дёргавшиеся передние лапы.
Пёс яростно извивался подо мной, но хватки я не ослаблял.
Одна за другой по звериной тропе спускались собаки — и рассыпа́лись полукругом в тревоге и замешательстве.
Вожак перестал рычать и заскулил.
Острые клыки разорвали моё запястье, прежде чем я сумел перехватить горло повыше, под самой челюстью. Зверь отчаянно метался, но он уже проиграл, и мы оба это понимали.
Как и остальные псы своры.
Наконец я обвёл взглядом окруживших меня собак. Когда я поднял голову, звери попятились — все, кроме одного. Молодой мускулистый самец пригнулся и пополз вперёд.
Ножи Болдога вонзились в зверя: один вошёл в горло, другой — в тело за правой лапой. С натужным хрипом пёс припал к земле, потом неподвижно замер. Остальные собаки отступили ещё дальше.
Вожак подо мной перестал дёргаться. Оскалив зубы, я опустился так, что почти прижался щекой к челюсти пса. И прошептал в мохнатое звериное ухо:
— Слышал предсмертный крик, друг? Это был твой соперник. Радость тебе, так? Теперь ты сам и твоя свора принадлежите мне, — произнёс я успокаивающим тоном.
Отчего-то я был уверен, что это сработает. Что незримые цепи контроля и подчинения охватывали пса, ломая его волю.
Осторожно разжав хватку, я отодвинулся и перенёс вес на ноги. Пёс неуверенно поднялся.
Отлично! Теперь проверим.
Шагнув вперёд, я с широкой улыбкой смотрел, как вожак поджал хвост. Незримые цепи удерживали его подле меня.
Болдог спустился со своего выступа.
— Предводитель, — сказал он, подходя ближе, — я узрел это.
Он выдернул из тела мёртвой собаки свои ножи.
— Болдог Толзон, ты узрел и участвовал, ибо я видел твои ножи, и они полетели точно в цель в самый нужный миг.
— Соперник вожака решил, что пробил его час.
— И ты это понял.
— Теперь у нас есть свора, и псы будут драться за нас.
— Да, Болдог Толзон.
— Тогда я вернусь к Меграсу. Коней нужно будет успокоить.
— Мы дадим тебе немного времени, — хмыкнул я.
У самого края уступа Болдог приостановился и оглянулся на меня:
— Я больше не страшусь лукдушей, Драгар Геснер. И обальдов. Теперь я и вправду верю, что Малакат идёт с тобой по этому пути.
— Тогда, Болдог Толзон, узнай вот что: мне мало стать величайшим воителем крогнаров. Однажды все орсимеры склонят предо мной колени. Наш поход во внешние земли — разведка, чтобы оценить врага, с которым нам предстоит однажды столкнуться. Наш народ спал слишком долго.
— Я не сомневаюсь в тебе, Драгар Геснер.
Попытавшись улыбнуться, я ощутил, как губы будто сковала судорога.
— Но сомневался прежде, — только и мог что ответить я.
Болдог лишь пожал плечами, затем повернулся и начал спускаться по склону.
Сплюнув, я осмотрел изорванное клыками запястье, рана на котором уже затягивалась (невозможное восстановление даже для орка, а значит — сила адаптации моей обновлённой души) затем взглянул на пса и рассмеялся:
— Ты попробовал моей крови, зверь. Малакат уже готовится схватить твоё сердце, и в том мы — ты и я — едины. Ступай, пойдёшь рядом. Я нарекаю тебя Клык.
Свора состояла из одиннадцати матёрых особей и троих недорослей. Все покорно пошли за мной и Клыком, оставив павшего сородича единственным властителем скального уступа. Пока не прилетят мухи.
Ближе к полудню наша разросшаяся компания спустилась в общую часть трёх небольших долин, продолжая двигаться по землям лукдушей на юго-восток. Преследователи явно отчаялись, раз решились так далеко отойти от своей деревни. Не менее ясно было, что охотники-лукдуши избегали любых контактов с другими поселениями. Очевидно, что неспособность нас поймать стала для них гнетущим позором.
Подобное слегка меня разочаровывало, но я утешался мыслью, что молва о наших деяниях всё равно разойдётся и обратный путь через эти земли станет для нашего небольшого отряда задачей куда более интересной и опасной.
Болдог прикинул, что преследователи обогнали нас едва ли на треть дневного перехода. Лукдуши двигались медленно и высылали разъезды, пытаясь выйти на след, которого ещё не существовало. Однако я не стал злорадствовать по этому поводу: оставались ещё два отряда — вероятно, пеших — воинов-лукдушей, которые шли по лесу крайне осторожно, не оставляя почти никаких следов. И вот они в любой момент могли на нас выйти.
Собачья свора шла рядом, с подветренной стороны. Крупные псы без особого труда держали скорость конской рыси. Меграс лишь покачал головой, услышав рассказ Болдога о моём подвиге. Вот только Толзон промолчал о высоких устремлениях. Логично, иначе Меграс точно разбил бы их в пух и прах. Однако хорошо, что мне удалось склонить Болдога на свою сторону. Признаться, когда я слился с… хм… хотел сказать «орком», но я и был им. Я всегда был им! Нет, правильнее будет: «Когда мы слились». Так вот, когда мы слились и я обрёл мудрость, то осознал, что моё положение достаточно шаткое. Оба спутника не слишком верны и весьма самонадеянны. Это нужно было срочно изменить. К счастью, я встал на этот путь. Болдог более не сомневается в моём лидерстве. А Меграс… что же, когда-нибудь пропадут и его сомнения.
Вскоре мы вышли в долину: всюду темнели крупные валуны, вросшие в землю среди берёз, чёрных елей, осин и ольхи. Среди мхов и гниющих пней журчала умирающая речка, то и дело впадая в чёрные озёрца неведомой глубины. Многие из них скрывались среди валунов и поваленных деревьев. Дальше мы двигались медленнее, осторожно выбирая путь в лесу.
Вскоре наткнулись на первый из бревенчатых, укреплённых глиной мостков, которые давным-давно соорудили и до сих пор временами чинили — хоть и спустя рукава — местные орки. Стыки поросли густой травой, а значит, этими мостками никто не пользовался, однако направление подходило, так что мы спешились и повели коней в поводу. Мостки скрипели и проседали под общим весом нас, коней и псов.
— Лучше разойтись подальше и на коней не садиться, — заметил Меграс.
Присев, я внимательно осмотрел грубо отёсанные брёвна.
— Древесина ещё крепкая, — сообщил я.
— Но опоры вкопаны в илистый грунт, предводитель, — возразил он.
— Не в грунт, Меграс Лурц. В торф.
— Драгар Геснер прав, — согласился Болдог, запрыгивая на спину своему боевому коню. — Настил, может, и шатается, но нижние распорки его удержат. Поедем посередине один за другим.
— Мало толку идти этой дорогой, — проговорил я в сторону Меграса, — если будем ползти по ней улитками.
— Опасность в том, предводитель, что здесь нас слишком хорошо видно.
— Значит, лучше нам двигаться побыстрее.
— Как скажешь, Драгар Геснер, — скривился Меграс.
Во главе с Болдогом мы поскакали неспешной рысью по самой середине мостков. Псы последовали за конями. С обеих сторон до уровня глаз поднимались лишь мёртвые берёзы, их безлистые ветви опутывала паутина паучьих гнёзд. Пепельно-зелёная листва живых деревьев — осин, вязов и ольхи — едва ли доходила нам до груди. Вдали виднелись более высокие чёрные ели, но в большинстве своём они казались мёртвыми или близкими к смерти.
— Старая река возвращается, — заметил Болдог. — И лес здесь медленно тонет.
Я хмыкнул на его слова, затем, секунду подумав, сказал:
— Эта долина смыкается с другими, и все ведут на север до самого Хода Древних. Ямарз был там с другими орсимерскими старейшинами сорок лет назад. Река льда в горах внезапно умерла и начала таять.
Позади послышался голос Меграса:
— Мы так и не узнали, что старейшины всех племён там нашли, и даже не ведаем, обнаружили ли они там то, что искали.
«Ход Древних — это драконья гробница, — появилась у меня резкая мысль. — Сотни или тысячи лет обитают там жрецы давно мёртвых ящериц».
— Не знал, что они вообще что-то конкретное искали, — пробормотал Болдог. — О смерти реки льда услышали сотни долин, включая нашу. Я думал, они отправились к Ходу Древних, просто чтобы выяснить, что произошло…
— Дед рассказывал мне про старый культ драконов, — пожал я плечами. — Говорят, там могила какого-то древнего воина или жреца. Возможно, их похоронили при солнце, но потом туда пришёл лёд, сковав всё снегами и холодом. Вероятно, сейчас он начал отступать, предчувствуя… что-то.
Но что именно? Неужто мой поход в Фолкрит станет катализатором грядущих изменений?
Почему-то мне казалось, что ответ где-то в памяти, но она молчала. Проклятье, я не знаю, чем всё это может закончиться!
С другой стороны, хорошо, что хоть какие-то полезные воспоминания начали проявляться. Я уж думал, что так и останусь с бесполезной памятью про существование «мировой паутины», кофе, шоколада и огромных отчётов для сукиного сына Анатолия Петровича.
Чуждое и непривычное имя резануло по мозгам, но я лишь крепче стиснул поводья Урагана.
— Ещё Ямарз говорил, что там нашли мамонтову кость, но бивни были слишком изломаны, чтобы хоть на что-то сгодиться, — после короткой паузы продолжил я. — Также старейшины обнаружили следы древней битвы. Кости людей и эльфов. Не орков, так как слишком мелкие и тонкие. И чужеземное оружие — ржавое ломаное железо.
— Я такого никогда не слыш… — начал Меграс и вдруг замолк.
Мостки, которые и прежде вибрировали от стука копыт, внезапно загудели глубокими громовыми барабанами. В двадцати метрах впереди дорога поворачивала и скрывалась за деревьями.
Псы начали щёлкать зубами, тихо предупреждая нас, своих новых хозяев, об опасности. Я обернулся и увидел в сотне метров позади дюжину пеших воинов-лукдушей. Клинки поднялись с безмолвной угрозой.
И топот копыт — я вновь взглянул вперёд и увидел, как из-за поворота выскочили шесть всадников. Воздух разорвали боевые кличи.
— Дайте место! — заревел Меграс, пришпорил коня и обогнал сперва меня, а затем Болдога. Медвежий череп взлетел в воздух, щёлкнули, натянувшись, кожаные ремешки, и Меграс начал обеими руками вращать огромный оплетённый череп над головой, поджав колени. Рассекая воздух, череп издавал глубокий тягучий звук. Конь рванулся вперёд.
Всадники-лукдуши мчались галопом — по двое в ряд, так что до края мостков с обеих сторон оставалось едва ли полметра.
Когда до врагов стало меньше двадцати шагов, Меграс отпустил медвежий череп.
* * *