Глава 2
— Эндрю, ты идиот, он может умереть, а ты ржёшь, — голос был кромешно незнакомым, мужским и искренне обеспокоенным. — Опять обдолбался? Уж не ты ли сам скинул отца с лестницы, чтобы избавиться от контроля с его стороны?
— У тебя такое лицо потешное, — взрыв смеха откуда-то сбоку ввинтился в мозг скрипом ржавой пилы, и Люциус попытался поморщиться, но вместо этого застонал. Глаза открыть не получалось, но сама попытка вызвала новый виток боли, да и с членораздельной речью тоже обнаружились сложности. Магия не отзывалась, хотя Люциус сомневался, что смог бы сформировать хотя бы простенькое заклинание даже просто в мыслях — думать было больно.
— Дядя, не пытайся двигаться, тебе нельзя, — первый голос отреагировал на его стон. — Медики скоро будут, тебе обязательно помогут.
Люциус удивился — у него никогда не было племянников, тем более неоткуда было взяться уже взрослому мужчине в подобном качестве, но сразу откуда-то пришло осознание, что он сейчас — Уильям Кросс, а значит племянника зовут Джек, он сын его сестры и при этом принц. Люциус попытался углубиться в свои/чужие воспоминания, но голова в очередной раз взорвалась болью, и он отключился.
В следующий раз Люциус пришёл в себя в гораздо более комфортных условиях. Боль осталась чем-то фоновым, слабо ощущающимся, правда общая заторможенность заставляла думать о переизбытке зелий в крови. Под затылком чувствовалась мягкая подушка, зато всё тело как будто было заковано в плотно прилегающую броню, которая блокировала любое движение. Даже челюсть была зафиксирована этой бронёй, и что-либо сказать не было никакой возможности. А вот глаза открыть получилось, и Люциус поторопился хотя бы так ознакомиться с окружающей его теперь реальностью.
Белая комната создавала впечатление стерильности, что проведшего почти месяц в камере Азкабана без элементарных удобств Люциуса весьма порадовало. Воспоминания о запахе собственного немытого тела в жару, от которой не спасали даже толстенный стены крепости, были ещё слишком свежи, и чистота вокруг оказалась приятным дополнением к тому, что он вообще был жив.
Кровать, на которой он лежал, стояла странно, посреди комнаты, чтобы к ней был доступ со всех сторон. Рядом на тумбе были расположены мерно попискивающие магловские приборы, назначение которых Люциус не брался угадать, и от них под простынь, которой он был укрыт, тянулись тонкие трубочки. Окно было прикрыто экраном, составленным из тонких планок, но при этом от него шёл уверенный поток свежего воздуха, который радовал ещё сильнее, чем чистота комнаты.
Дверь открылась и в комнату вошла девушка в белой одежде и с прибранными под белую же косынку волосами. Но, заметив, что Люциус пришёл в себя, девушка тут же бросилась обратно за дверь и вернулась с двумя мужчинами. Один был так же, как и она, одет в белое, а второй — в обычной магловской одежде, поверх которой был накинут белый халат.
— Дядя, как ты? — парень в обычной одежде оказался обладателем знакомого уже голоса, который Люциус услышал сразу после того, как в прошлый раз пришёл в себя. Мужчина в белом, которого он решил считать медиком, сразу же направился к приборам и принялся изучать их показания. — Чёрт, ты же не можешь говорить, — парень успел осознать свой промах до того, как Люциус как-то отреагировал. — У тебя множественные переломы, так что ты весь загипсован, в том числе и челюсть. Увы, общаться будем пока исключительно односторонне. Ну или как в кино, видел такое? Когда парализованному герою предлагают моргнуть один раз если да, и два раз если нет.
Люциус очень медленно моргнул два раза, так как никакое кино, разумеется, не видел. Джек — Люциус вспомнил всплывшее в прошлый раз имя — сначала недоумённо на него посмотрел, а потом рассмеялся.
— Точно, ты же не смотришь развлекательные фильмы, только новости экономики и политики, как я мог предположить иное, — сквозь смех объяснил свою реакцию Джек. — Но, главное, мы нашли способ общаться, и ты достаточно меня понимаешь. Это хорошо, а то врачи очень переживали насчёт последствий сильного удара головой при падении. Тебя буквально собирали по кусочкам, но чинить мозги медики пока не научились, сам понимаешь.
— Ваше высочество, мне необходимо осмотреть мистера Кросса, — медик закончил изучать приборы и решил намекнуть Джеку, что тому рядом с больным не место. Но Джек, похоже, намёков не понимал.
— Так осматривайте, — разрешил он медику. — Дядюшка вряд ли будет меня стесняться, а я пока расскажу ему новости, чтобы развлечь его во время осмотра. Ты же не против, дядя?
Люциус один раз медленно моргнул, соглашаясь. Стесняться Джека он не планировал, а послушать, что тот расскажет, действительно хотелось.
— Вот и замечательно, — обрадовался Джек, усаживаясь в кресло для посетителей так, чтобы не мешать медику ощупывать Люциуса со всех сторон. — Я нашёл тебя уже лежащим под лестницей, но не думаю, что ты там долго пролежал. Несколько рассечений у тебя достаточно сильно кровили, но больших луж крови не натекло к моменту моего появления, значит всё произошло только-только. Эндрю ржал на диване и, на самом деле, я сомневаюсь, что именно он тебя толкнул. Для того чтобы спуститься с лестницы ему пришлось бы перешагнуть через тебя, а в том состоянии он не смог бы этого сделать достаточно аккуратно. Но если ты помнишь, что произошло, ты точнее скажешь, насколько он виноват.
Люциус два раза медленно моргнул, и Джек слегка поморщился.
— Врачи говорили, что у тебя могут быть проблемы с памятью, — признал он. — Но есть шанс, что ты вспомнишь позже. В любом случае я решил, что подержать Эндрю несколько дней под домашним арестом не помешает, и приставил к нему своих парней. Он, конечно же, орёт как потерпевший, так как не может теперь достать дурь, но потакать его наркомании я не собираюсь. Я бы вообще отправил его обратно в лечебницу, но тут решать только тебе, он твой сын.
Люциус дёрнулся от этих слов, но неведомый подсказчик, который до этого сообщил имя Джека, и в этот раз не остался в стороне, подтвердив, что тот невменяемый парень по имени Эндрю действительно его родной сын. Мало того, Эндрю был обожаемый сын, которому Люциус-Уильям спускал абсолютно всё, особенно после того, как похоронил жену.
— Мама рвала и метала, — отвлёк его от размышлений Джек. — Больше всего её разозлило то, что ты не явишься на этот идиотский приём в честь спасшего меня фермера. Но рассказывать отцу о твоих травмах она не рискнула, придумала какую-то идиотскую отмазку, связанную с делами. Хотя я не уверен, что она права — восстанавливаться ты будешь долго, и твоё отсутствие на Совете будет слишком заметно. Но, с другой стороны, с челюсти гипс обещают снять через пару дней — там у тебя просто трещина, а не перелом, так что гипс — это скорее подстраховка на то время, пока ты был без сознания. А после снятия гипса ты сможешь разговаривать, и сам решишь, что сказать отцу и стоит ли показываться ему на глаза.
Люциус моргнул, соглашаясь со всеми аргументами, при этом панически надеясь, что уже два раза поработавший справочником внутренний голос никуда не денется, так как признаваться в потере памяти не было никакого желания.
Подумав, что информации и так слишком много, Люциус прикрыл глаза, имитируя дремоту, и Джек моментально отреагировал:
— Я заговорил тебя, совсем забыв, что ты только что первый раз пришёл в себя после травмы. На фронт меня пока не отпускают, так что я буду заходить к тебе каждый день. А пока отдыхай.
Джек вышел, не дожидаясь реакции на свои слова, а вскоре вслед за ним ушли и медики, видимо, выяснив о его здоровье всё, что хотели. Люциус не возражал, ему как раз и нужно было хотя бы временное одиночество.
То, что он занял чужое тело, оставив своё на грязном каменном полу Азкабана, Люциус уже понял. Как и то, что где-то в его голове остались воспоминания предыдущего хозяина, и что эти воспоминания очень нужны ему, если он хочет жить полноценной жизнью. А значит, нужно было вспомнить о такой прекрасной дисциплине, как окклюменция. Вернее, о той её части, которая совсем не подразумевала именно магических навыков. Наведение порядка в собственной голове, а потом, при необходимости, извлечение из памяти нужных знаний не требовали ничего, кроме самодисциплины и тренировок. И Люциус надеялся, что изматывающие тренировки в прошлом теле хоть как-то повлияют на возможность использования окклюменции в теле нынешнем.
На то, чтобы изучить жизнь Уильяма Кросса, у него было всего несколько дней. Ровно столько, сколько ему оставалось носить гипс на челюсти.
_____