Зелье романтических историй Глава 2
Гарриэт пришла в себя уже в своей комнате, когда над ней хлопотала миссис Фейрфакс-Спраут.
— Миссис Фейрфакс, что со мной и как я попала в свою комнату?
— Вы упали в обморок. Мистер Рочестер был так любезен, что принёс вас сюда. Он сказал, что у вас, скорее всего, перетянут корсет. О, мой бог, хорошо, что вы были без сознания и не слышали этого, а то бы наверное со стыда сгорели от таких слов.
— От каких слов? Про корсет, что ли?
— Конечно, джентльмены не должны говорить о дамском нижнем белье.
— А, ну да. Это всё, что случилось?
— Не всё. Потом хозяин хотел вас осмотреть и мне пришлось на него даже надавить, чтобы он этого не делал, и сказать, что раз он так о вас заботится, то пусть вызовет доктора.
— И? Был доктор?
— Да, мы сразу послала Джона за доктором, а тот хотел пустить вам кровь.
— Что сделать?
— Кровопускание сделать, но мистер Рочестер так кричал на него, сказал, что он ему сделает кровопускание, если тот вас хоть чуть-чуть порежет, так как очевидно, что у вас анемия и последствия детского голодания и вам нужно не кровь пускать, а хорошо кормить. В общем, доктор уехал, по-моему, обидевшись на хозяина.
— Я бы тоже обиделась, если бы со мной так обошлись. А с чего это мистер Рочестер так разошёлся?
— Так вот и я думаю — с чего это он? — и тут миссис Фейрфакс-Спраут подозрительно посмотрела на Гарриэт и сказала: — Вы ещё так молоды и так наивны, будьте осторожны с мужчинами, они не всегда бывают благородны, особенно с прислугой.
— Миссис Фейрфакс, вы на что-то намекаете? Я что-то не пойму на что?
Тут нас прервала горничная Ли, которая вошла в комнату с большим столиком-подносом.
— Хозяин велел кухарке приготовить для вас куриную лапшу, мясной пудинг из печени и говяжьей грудки с вустерширским соусом и горячий шоколад. Сказал мне проследить, чтобы вы все это съели.
— А можно только суп и шоколад?
— Нельзя. Мистер Рочестер сказал, что вам нужно есть печень и красное мясо. Он догадывался, что вы будете отказываться и сказал передать вам, что это приказ.
Хорошо, хоть миссис Фейрфакс ушла. Ли поставила столик прямо в кровать и Гарри пришлось есть. Хорошо, что с неё сняли платье и юбки и она осталась в одной рубашке и могла спокойно и дышать, и есть. С чашкой шоколада в руке она уже начала засыпать. Время было уже позднее и сон сморил её.
Среди ночи Гарриэт проснулась по тому вопросу, который обычно не описывают в романах. Быстро сделала свои дела и снова юркнула в тёплую постель, надеясь на скорое продолжение сна, но тот что-то не спешил к ней. Какие-то странные мысли полезли в голову то ли о мистере Рочестере, то ли о профессоре Снейпе. И тут послышался смутный шум, непонятный и зловещий, который словно бы раздался прямо над комнатой Гарриэт. « Мордред, это та ночь, когда будет пожар, а я свечу погасила. Хотя зачем мне свеча-то » Девушка вытянула правую руку ладонью кверху и произнесла:
— Люмос!
И шарик белого света засиял на ней гораздо ярче, чем любая свеча.
Ночь вокруг была непроницаемо чёрной, и на Гарриэт как-будто навалилась какая-то тяжесть. Приподнявшись, она села на постели и прислушалась. Звуки стихли. Но сердце у неё продолжало тревожно биться, душевный покой уступил место смятению. Далеко внизу часы пробили два раза. И тут же будто кто-то прикоснулся снаружи к её двери, будто по филенке скользнули пальцы, нащупывая путь по тёмной галерее снаружи. Гарриэт громко спросила:
— Кто тут? — но никто не отозвался, и её оледенил страх.
В доме вновь воцарилось безмолвие, Гарриэт чуть было не уснула, но вскинулась, помня о том, что ей скоро нужно идти спасать профессора. Вот только когда? Может быть, уже пора?
И тут, казалось над самой замочной скважиной двери девушки, прозвучало такое, от чего и правда кровь стыла в жилах. Это был настоящий демонический хохот — подавленный, придушенный, басистый. Гарриет вскочила, чтобы проверить, задвинута ли задвижка на её двери. Но от кровати этого было не видно. И тут противоестественный хохот повторился, и девушка снова вскрикнула:
— Кто тут?
Что-то забулькало, застонало. Вскоре послышались шаги, удаляющиеся по галерее к лестнице на третий этаж, было слышно как в проёме перед лестницей открылась и потом закрылась дверь, и наступила тишина.
«Вот теперь пора идти», — поняла Гарриэт и открыла собственную дверь. Как и ожидалось снаружи, совсем рядом, горела свеча, поставленная на пол. В коридоре висела мгла, и тут девушка сообразила, что понятия не имеет, где спальня профессора, а, вернее, мистера Рочестера. А коридор наполнялся дымом всё сильнее. Наколдовав головной пузырь, Гарриэт поспешила туда, где дыма было больше всего, поворачивая голову вправо и влево, чтобы понять нужное направление. Что-то скрипнуло. Распахнутая дверь… Дверь в комнату мистера Рочестера! Оттуда вырывались клубы дыма. Гарриэт забыла обо всех условностях и про слуг, которые очень сильно удивятся увидев её в таком странном виде! «Я забыла про сумасшедшую бабу с чердака!» В мгновение ока она вбежала в спальню. Вокруг кровати танцевали языки огня — полог пылал. Среди пламени и дыма, вытянувшись, лежал профессор Снейп, погружённый в глубокий сон.
— Проснитесь! Проснитесь! — закричала Гарриэт, тряся его за плечо, но он только что-то пробормотал и повернулся на другой бок. Видимо, дым его уже одурманил. Нельзя было терять ни секунды: уже начали тлеть простыни. Тогда она погасила Люмос и крикнула
— Агуаменти максима, — и залила всё вокруг водой.
Холодный душ, устроенный Гарриэт, наконец разбудил профессора. Хотя вокруг воцарился мрак, девушка поняла, что он проснулся, так как услышала, как он изрыгает заковыристые проклятия, обнаружив, что лежит в луже воды.
— Это что? Всемирный потоп? — воскликнул он.
— Нет, сэр, — ответила я. — Это тот пожар, о котором я вам говорила. Встаньте, вы, наверное, совсем промокли. Я принесу свечу.
— Во имя всех эльфов подлунного мира, это вы Гарриэт Поттер? — рявкнул он. — Что вы со мной сотворили? Конечно, кто бы ещё на такое пошёл? Вы решили меня утопить?
— Да ради Мерлина, профессор, Люмос, смотрите! Видите, кругом всё сгорело! Это ваша безумная жена сбежала от присмотра и бродит по дому.
— Стойте и не шевелитесь, — сказал профессор Снейп накидывая халат, — подробности кратко и чётко.
Поттер рассказала ему о странном смехе, который услышала в коридоре, о шагах, затихших на лестнице третьего этажа, о дыме — о запахе гари, который привёл её в его комнату. И о том, что Гарриэт там увидела, и о том, как она утопила его в воде. Он выслушал с мрачной серьёзностью. Когда девушка умолкла, он продолжал стоять молча.
— Я позову миссис Фэрфакс? — спросила Поттер.
— Миссис Фэрфакс? Нет! С какой стати её звать? Чем она может помочь? Пусть себе спит спокойно.
— Ну так я схожу разбужу Джона и его жену.
— Ни в коем случае. Посидите смирно, и всё. О, вам, наверное, холодно. Давайте, я вас закутаю в мой плащ у усажу в кресло и вы мне пообещаете, что не встанете из него покуда я не вернусь. Да, Поттер? Сможете мне это пообещать?
— Я могу, но только зачем? Мы с вами и так знаем, кто это сделал.
— Поэтому и сидите здесь, чтобы я был спокоен, что никакая сумасшедшая, пока вы будете расхаживать тут по коридорам, на вас не нападёт.
Снейп ушёл. Гарриэт следила, как удаляется пятно света. Он прошёл по коридору совсем бесшумно, открыл дверь на лестницу почти без скрипа, закрыл за собой и здесь снова воцарился полный мрак. В непроницаемой тьме Гарриэт прислушивалась, не раздастся ли какой-нибудь шум, но ничего не услышала. Прошло очень много времени, её охватила слабость, и тому же она замерзла, несмотря на плащ. Тут Гарриэт пришла в голову мысль, что нет никакого смысла и дальше сидеть здесь. Она уже была готова навлечь на себя гнев профессора Снейпа, ослушавшись его приказа, но тут на стену коридора лег светлый блик, и она услышала, как по нему кто-то ступает.
«Надеюсь, это он возвращается», — подумала девушка.
И это действительно был профессор. Он вошёл в спальню, бледный и очень мрачный.
— Всё, как вы и говорили, — сказал он, ставя свечу на умывальник. — Я обдумаю, как со всем эти быть. А теперь возвращайтесь к себе. Я отлично скоротаю остаток ночи на диване в библиотеке. Уже почти четыре. Через два часа встанут слуги.
— Ну, так спокойной ночи, сэр, — сказала Гарриэт, направляясь к двери.
Профессор как будто удивился — вопреки всякой логике, поскольку сам велел девушке уйти.
— Как! — воскликнул он. — Вы уже покидаете меня? Прямо так?
— Вы же сказали, что я могу уйти, сэр.
— Да, но не попрощавшись, не сказав пары-другой добрых слов? Короче говоря, не так сухо и коротко! Вы же спасли мне жизнь! Можно сказать избавили от лютой и мучительной смерти! И вы проходите мимо меня, будто мы даже не знакомы?
— Профессор, с вами всё в порядке? — с сомнением посмотрела на него Гарриэт, когда он вдруг схватил её руку и сжал её обеими руками.
— Вы спасли мне жизнь. Я имею удовольствие быть у вас в неоплатнейшем долгу. Большего я сказать не могу. Оказаться должником кого бы то ни было ещё мне было бы невыносимо. Но вы — другое дело! Ваше благодеяние, Гарриэт, не ляжет на меня тяжким бременем.
Он умолк и посмотрел на девушку.
— Профессор, вы сами столько раз спасали мне жизнь, да и сюда попали по моей глупости…
И тут он что-то хотел сказать, но, глядя на Гарриэт, вдруг передумал. А та продолжила свою мысль:
— Нет никакого долга, никакого благодеяния, бремени или обязательств.
— Я знал, — продолжал он, — что вы каким-то образом когда-нибудь поможете мне. Я увидел это в ваших глазах в первую же минуту. Их выражение и улыбка… — он вновь умолк, — не напрасно исполнили восторгом моё сердце. Утверждают, что существует особое родство душ… в самых невероятных сказках есть доля истины. Моя бесценная спасительница, спокойной ночи!
Гарриэт решила, что он там наверху видимо выпил стаканчик, пока разбирался с сумасшедшей потеряшкой, ибо по другому объяснить непонятную силу в его голосе, непонятный огонь в его глазах и эти странные слова, она не могла.
— Я рада, что так всё вышло, — сказала девушка и сделала движение к двери.
— Как! Вы всё-таки уходите?
— Я озябла, сэр.
— Озябли? И стоите в луже! Ну так идите, Гарриэт, идите! — Но он продолжал держать её руку, и девушке не удавалось её высвободить. Пришлось прибегнуть к уловке.
— Мне кажется, я слышу миссис Фэрфакс, сэр!
— Тогда уходите! — Он разжал пальцы, и Гарриэт поспешила к себе.
В своей комнате Гарриэт легла в постель, но даже думать не могла о сне. До зари она была словно игрушкой неспокойного моря, под волнами радости закручивавшего подводные течения тревоги. Иногда ей чудилось, будто за бушующими валами виднеется берег, прекрасный, как Земля Обетованная, и ласкающие порывы ветра надежды победно уносили её дух туда, но берег остался недостижимым даже в грёзах — с суши задувал противный ветер, вновь и вновь относя Гарриэт назад. Снедаемая этой лихорадкой, девушка поднялась с зарей.
После этой бессонной ночи она и хотела, и страшилась встречи с профессором Снейпом. Гарриэт не терпелось вновь услышать его голос, но он вот встретиться взглядом она опасалась. Утро прошло как обычно. Правда, в одно время девушка услышала суматоху около спальни профессора и голоса миссис Фэрфакс, Ли, кухарки (то есть жены Джона) и даже ворчание самого Джона. Раздавались восклицания: «Какое счастье, что хозяин не сгорел в постели! Очень опасно не гасить свечку перед сном!», «Как хорошо, что он не растерялся и вспомнил про кувшин с водой!», «Только почему он не стал никого будить?», «Будем надеяться, что он не простудился, пока спал в библиотеке!», ну и так далее. Тут Гарриэт пришлось отвлечься от подслушивания так как за плечо её тронула кухарка со словами, что миссис Фэрфакс её ждёт к обеду.
Во время обеда Гарриэт почти слушала в полуха причитания миссис Фэрфакс о воспламенившемся пологе и через час уже снова сидела в классной комнате. Адель рисовала, а девушка смотрела в окно.
«Скоро вечер, — сказала она себе. — Сегодня я ещё ни разу не слышала ни голоса профессора, ни его шагов».
Когда наступили сумерки и Адель, отправилась в детскую играть с Софи, Гарриэт уже вся истомилась, в нетерпении прислушиваясь, не зазвонит ли внизу колокольчик, не поднимается ли по лестнице Ли, чтобы позвать её. И действительно Ли скоро пришла, но для того, чтобы позвать Гарриэт к миссис Фэрфакс пить чай. Туда она и направила свои стопы, радуясь, что тому, что хотя бы спустится вниз, чтобы быть поближе к профессору.
— Наверное, вы заждались чая, — заметила добрая Фейфакс-Спраут, когда девушка села к столу. — Вы же за обедом почти ничего не ели. Боюсь, — продолжала она, — вам нездоровится: вы что-то раскраснелись, как от жара.
— Нет, я совершенно здорова. Никогда не чувствовала себя лучше.
— Ну так докажите это хорошим аппетитом. Вы не нальёте кипятку в чайник, пока я довяжу этот ряд?
Довязав, она встала, чтобы опустить штору. Полагаю, она не сделала этого прежде, желая использовать дневной свет до конца, хотя теперь сумерки уже сгустились в полную тьму.
— Погожий вечер, — заметила она, поглядев наружу, — хотя звезд и не видно. Для поездки мистер Рочестер выбрал неплохой день.
— Для поездки! Так мистер Рочестер уехал? А я и не знала.
— Так он отправился в путь, чуть позавтракал. Поехал в Лидс, поместье мистера Эштона. Оно в десяти милях за Милкотом. Там, кажется, собралось большое общество. Лорд Ингрэм, сэр Джордж Линн, полковник Дент и ещё многие.
— Вы ждёте его сегодня?
— Нет. Да и завтра тоже. Думаю, он там погостит неделю, а то и больше. Когда светские люди съезжаются вместе там, где их ждут роскошь и веселье и всё, что может доставить удовольствие или развлечь, они не торопятся расставаться. Ну и джентльменами особенно дорожат. А мистер Рочестер такой интересный, такой остроумный! По-моему, его все любят. Дамы в нём души не чают, хотя сразу и не подумаешь, что его наружность может привлекать их взоры, но, полагаю, его таланты, умный разговор, а может быть, и богатство, и благородная кровь возмещают этот маленький недостаток.
— А в Лидсе будут и дамы?
— Сама миссис Эштон, её две дочери, очень светские барышни, а ещё высокородные Бланш и Мэри Ингрэм, настоящие красавицы, как я слышала. Бланш я видела лет шесть-семь назад, когда ей было восемнадцать. Она приезжала сюда на рождественский бал, который давал мистер Рочестер. Видели бы вы столовую в тот день! Как роскошно она была убрана, как ярко освещена! И гостей было не меньше пятидесяти — все первые семейства в графстве. А мисс Ингрэм была царицей бала, так она блистала красотой.
— Вы сказали, что видели её, миссис Фэрфакс. Так как она выглядела?
— Да, видела, видела. Двери в столовую были распахнуты, а так как было Рождество, слугам позволили собраться в прихожей — послушать, как некоторые дамы играли и пели. Меня же мистер Рочестер пригласил войти в гостиную, не позволил отказаться и я тихо сидела в уголке и смотрела на них. Ничего великолепнее я в жизни не видела: наряды дам самые великолепные, и почти все они — ну, конечно, барышни и те, кто помоложе, — выглядели красавицами, но царицей бала, бесспорно, была мисс Ингрэм.
— Но как она выглядела?
— Высокая, пышный бюст, покатые плечи, шея длинная, лебединая, цвет лица смуглый, но такой чистый! Классические черты, глаза — совсем как у мистера Рочестера — большие, чёрные и блестящие, как её брильянты. И прекрасные волосы! Чёрные как вороново крыло и с таким вкусом причесаны — на затылке косы уложены коронкой, а спереди самые длинные, самые блестящие локоны, какие я только видела. Платье белое, на плечи и грудь наброшен палевый шарф, завязанный на боку, а длинная бахрома ниспадает ниже колен. К волосам приколот цветок такого же оттенка, что и шарф. Он прелестно оттенял её пышные чёрные локоны.
— И, разумеется, все ею восхищались?
— О да! И не только её красотой! У неё столько светских талантов. Она восхитительно поёт. Слушать её было настоящее наслаждение. А потом она ещё и сыграла гостям. Я судить не берусь, но мистер Рочестер — большой знаток, и я слышала, как он говорил, что играет она на редкость хорошо.
— И эта столь одарённая красавица до сих пор не замужем?
— Как будто так. Кажется, и у неё, и у её сестры состояние самое скромное. Поместья Ингрэмов — майорат, так что после смерти их батюшки старший сын унаследовал почти всё семейное богатство.
— Но неужели ни один богатый вельможа или помещик в неё не влюбился? Например, мистер Рочестер. Он ведь богат, правда?
— Да, но, видите ли, между ними значительная разница в возрасте. Мистеру Рочестеру под сорок, а ей всего двадцать пять.
— Так что? Каждый день заключаются браки с ещё большей разницей в возрасте.
— Ваша правда, но, мне кажется, мистер Рочестер ни о чём таком не думает… Однако вы же совсем ничего не едите! Чай выпили и ни кусочка не съели!
— Да. Я слишком хочу пить. Вы не нальёте мне ещё чашечку?
Гарриэт намеревалась вернуться к теме брака между мистером Рочестером и красавицей Бланш, но тут вбежала Адель, и разговор перешёл на другую тему.
Поднявшись к себе, она обдумала всё, что услышала, заглянула в своё сердце, проверила его чувства и суровой рукой вернула себя в реальность. История историей, но она, Гарриэт, профессору не пара. Он такой умный и по-своему красивый. У него такой голос, а глаза… А у неё что? Кто-кто, а профессор не позарится на её деньги и титул, а больше ей предложить особо нечего было. Не рисует, не поёт, и на пианинах не играет. И вообще у неё нет никакого светского воспитания. Один позор.
С такими мрачными мыслями Гарриэт и легла полностью измученная самобичеванием спать.