Большая часть присутствующих была искренне удивлена, узнав в эльфе, составившим пару Лютеции популярного политика, перспективного кандидата на пост Министра Магии Тома Риддла.
— Том, мальчик мой! Что же ты спрятался под маской, а не пришел в Хогвартс открыто. Если тебе так нужно было сюда попасть, мог бы обратиться ко мне, — «ласково» укорил Темного Лорда Альбус.
— Вы что-то путаете, мистер Дамблдор! Это костюмированный бал, и старшекурсникам разрешили пригласить на него свои пары, — вот я и пришел, так как ухаживаю за наследницей Малфой и не мог допустить, чтобы она посетила этот праздник одна или, не дай Мерлин, кто-то стал бы навязывать ей свое общество, — спокойно с улыбкой проговорил Том и демонстративно поднес к губам руку Лютеции, что давно держал в своей.
— Ах, как это прекрасно! — воскликнула Помона, всегда искренне радуясь новым парам
— Не думаю, что эти ухаживания приведут даже к помолвке, — сказал, обращаясь к декану Спраут, но достаточно громко, чтобы его услышал сам Риддл и побольше из учащихся с профессорами, покачивая головой Дамблдор.
— Лорд Малфой большой традиционалист и, скорее всего, видит на месте будущего супруга своей дочери знатного и состоятельного волшебника.
Том, которому директор только что почти в глаза сообщил, что он "нищее никто" в Магической Британии, мгновенно вскипел. Судя по тому, что у него в правой руке появилась волшебная палочка, а левой он сильно сдавил ладонь Лютеции, Темный Лорд не только собирался ответить Дамблдору словесно, но и проклясть его, что пагубно сказалось бы на его репутации и ходе предвыборной кампании.
— Не думаю, мистер Дамблдор, что вы можете хорошо знать лорда Малфоя. Мой отец предоставил мне самой выбрать себе своего будущего супруга. В нашей семье все уважают друг друга и традиционные ценности. Если бы лорд Малфой представил бы мне жениха по собственному усмотрению, я бы никогда не стала возражать. Но я попросила его отступить в этот раз от всех правил, и предоставить моему сердцу выбирать того, с кем я пройду рука об руку всю жизнь. И я не вижу никого достойнее из всех, с кем я встречалась, чем мистер Риддл. Отец одобрил ухаживания. Так что вы ошибаетесь в отношении нашей семьи и, особенно, в отношении Тома, — вдохновенно произнесла Лютеция и преданно посмотрела в глаза своего кавалера. — Для меня нет никого лучше него.
Музыка давно смолкла. Затих и весь зал, прислушиваясь к происходящему. Гнев стек куда-то вниз к полу, а сердце Тома забилось еще быстрее. Никто и никогда не говорил о нем так. В глазах Лютеции плавилось серебро, и, вдруг, пролилась одинокая слеза, которая медленно потекла вниз, поблескивая в пламени свечей. Что-то в груди Риддла в этот момент треснуло. Возможно, один из стальных обручей, которыми он сковал все, что посчитал ему не нужным в этой жизни. Палочка исчезла в рукаве, и он потянулся к лицу ведьмы, чтобы стереть предательскую влагу, а потом сказать:
— И для меня нет никого лучше моей прекрасной леди. Я убью каждого, кто хоть чем-то обидит её.
— Как это трогательно! — произнес чей-то девичий голос, полный трогательных слез, а затем кто-то шумно высморкался.
Это вернула всех к реальности. Флитвик тут же организовал медленный вальс, который соответствовал моменту, и мистер Риддл закружил по полу наследницу Малфой, уводя ее в танце подальше от профессорского стола.
— Должна заметить, Альбус, твои слова были очень бестактны, — сказала Минерва, глядя на Дамблдора. С тех пор, как ее подвергли допросу и вынесли предупреждение с нее, казалось, сняли розовые очки, сквозь линзы которых она всегда смотрела на директора.
— Мы должны быть все благодарны мисс Малфой, что она удержала мистера Риддла от немедленной реализации им огромного желания заставить тебя расплатиться за явное оскорбление, — заметил Филиус. — Причем удержала это не фигура речи. Я уже видел палочку, сто скользнула ему в ладонь. На твоем месте, Альбус, я бы ждал от него вызова на дуэль. И, что-то мне подсказывает, что он, с очень большой вероятностью, в ней победит. Как давно тебе приходилось сражаться? Мне кажется, что тот всем известный бой с Гриндевальдом был для тебя последней практикой в боевых заклятиях? А Том молод, силен и явно не забросил свои ежедневные тренировки тела и магии, которые он начал едва ли не с первого курса в Хогвартсе.
— Тому скоро исполнится сорок шесть, а он едва ли выглядит на тридцать. Это говорит о мощи его магического ядра и соблюдения правил и традиций, — сказал Слагхорн, который уже тогда был деканом Слизерина, когда Риддл туда поступил. — А когда будет заключен этот брак, он еще помолодеет. Тебе бы, Альбус брать с него пример. А то ты при своих годах выглядишь как Мерлин перед тем, как уйти под холмы и уснуть там вечным сном, но он был двести лет старше, чем ты сейчас.
Дамблдор ничего не ответил главе Дома Слизерин. Вернее директор Хогвартса и не мог ничего ответить, так как он его не слушал, напряженно размышляя о том, как оградить себя от вызова на дуэль Риддлом.
Северус, после разыгравшейся сцены с такими публичными заявлениями Тома и Лютеции, поспешил покинуть праздник. Он направился к себе в комнату, чтобы снять маскарадный костюм и переодеться в костюм, в котором он собирался праздновать Самайн. Скоро в подземелья вернутся почти все слизеринцы, так как их ждут дома, чтобы жечь костры, проводить ритуалы и, если повезет, общаться с предками. Этот праздник Северус проводил отдельно от Лютеции и от всей семьи Малфой. Дед и мать ждали его в Принц-мэноре.
Патронесса не сразу заметила отсутствие своего протеже в зале. Отыскав Мальсибера, который был в костюме пирата, Лютеция спросила, знает ли он где Северус.
— Так он уж полчаса как ушел, — ответил Рей, — ему переодеться надо было, перед тем, как уйти к себе домой. Его, вроде бы, обещал забрать лорд Принц от главных ворот.
Лютеция удивилась такому поведению Северуса. Её друг был очень скрытным, но таким его сделали обстоятельства, начиная от травли мародеров, и, заканчивая, вынужденной ролью двойного шпиона. Но почему он поступил так сейчас? У них сложились, как она думала, открытые дружеские отношения и тут такой финт…
Это было бы непозволительным пренебрежением протеже в адрес своего патрона. Ей стоило бы его наказать за такое, но, видно, здесь были замешаны чувства мальчика. Скорее всего, ему было тяжело выслушивать то, что они с Томом наговорили. Но почему, Мордред, так мало чистокровных девушек на втором и первом курсе?! Придется, видимо, задействовать Малфуа во Франции. Нужно попросить тетушку организовать приезд к ним в гости на Йоль, кого-нибудь из родственников, у кого в семье есть девочки с малфоевской внешностью с шести до пятнадцати лет. Пусть Северус пообщается с красавицами более подходящими ему по возрасту. А сейчас пора отправляться в Малфой-мэнор. Самайн никто сегодня не отменял.
— Северус! — окликнул юного Принца хорошо ему знакомый голос, когда он уже взялся за ручку главных дверей замка.
— Лили? Ты что следила за мной? — устало вздохнул мальчик.
— Нет, что ты! Я просто увидела, как ты спешишь в эту сторону и хотела сказать тебе кое-что, пока ты не покинул замок, — и мисс Эванс, которая еще не была в курсе, что она уже, практически, невеста Джеймса Поттера, глядя на своего потерянного рыцаря быстро произнесла: — Ты мне очень нравишься, Северус, и всегда нравился.
Гриффиндорка мило покраснела и прикрыла глаза, собираясь изучить из-под ресниц реакцию ее бывшего друга. Но, к ее разочарованию, она была совсем не такой, на какую она надеялась. Северус застонал, закрыл глаза и сдавил двумя пальцами одной руки свою переносицу, а второй обхватил себя за талию, завернувшись в мантию как в кокон.
— Лили, мне не хотелось бы причинять тебе боль, но ты должна понять: — между нами не может быть никаких отношений. Максимум — хорошие знакомые, но сейчас я даже не готов и к таким. Просто прими как факт, что мое сердце занято другой. Оглянись вокруг. Возможно тот, кто намного ближе к тебе, чем я, подойдет тебе в пары гораздо лучше. А сейчас прости, меня ждут, и я уже опаздываю.
Тяжелая дверь со стуком закрылась за мальчиком, а Лили показалось, что это с грохотом захлопнулась крышка гроба, в котором прямо сейчас там за дверью будет похоронена их многолетняя дружба.
Порывшись у себя в кабинете в книгах, Дамблдор нашел изящное решение проблемы, о сути которого он составил некое письмо и отправил его в «Ежедневный пророк» с просьбой напечатать прямо в утреннем выпуске. Информация не была суперсенсационной, все давно думали, что когда-нибудь это произойдет, но официальное объявление того, что он начинает свою избирательную кампанию на место Министра магии, делало его недоступным для дуэли с другим кандидатом на этот пост.
«Придется им сразиться не на палочках, а в словесном поединке», — радостно подумал Дамблдор.
Утренний «Ежедневный пророк» объявил на всю магическую Британию, что теперь у мистера Риддла есть первый официальный соперник. Им стал
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов и просто Великий волшебник.
Том скрипнул зубами. Все мстительные планы, которые он придумывал половину ночи, полетели в Тартар.
Лютеция предложила Люциусу «отбить» у Дамблдора рождественский окрас Йольских каникул и провести перед их началом что-то вроде конкурса талантов среди четырех Домов.
— Если ты возьмешься подготовить что-то от Слизерина, я сейчас же соберу старост и объявлю им об этом, а потом пошлем сову отцу, пусть он утвердит инициативу учащихся на Совете попечителей, — ответил сестре Люц.
— Хорошо, но в основном я задействую малышей. Старшие пусть сдают свои полугодовые зачеты, — согласилась Лютеция.
— Северус, сядь со мной рядом, — велела ведьма, удобно расположившаяся на одном из диванов в слизеринской гостиной. — Я прочту тебе историю, которую хочу поставить как пьесу на Йольский конкурс талантов с нашим первым и вторым курсом.
— Это уже интереснее, — заметил Северус и плюхнулся рядом с Лютецией. — Давай, я слушаю!
И она прочла…
«Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь»
Когда Король Артур и его двор праздновали Йоль, неожиданно распахнулись двери зала, где шел пир, распахнулись и туда вошел рыцарь, в одежде и доспехах зеленого цвета. Он громко крикнул: есть ли среди празднующих кто-либо достаточно храбрый, чтобы взять топор, который он нес в руке и отрубить ему голову. За что Зеленый Рыцарь отплатил бы храбрецу тем же ровно через год. Потрясенные таким странным и зловещим предложением, присутствующие на пиру рыцари молча смотрели на него и не шевелились. За это загадочный Зеленый Рыцарь обозвал их всех трусами. Разгневанный этим, сэр Гавейн вскочил, схватил тот самый топор, и отрубил рыцарю голову. К изумлению всех присутствующих, Зеленый Рыцарь не упал, а взял свою голову, приладил ее снова на место, спокойно назначил сэру Гавейну встречу с ним через год в Зеленой Часовне и исчез.
Год подходил к концу. Рыцарь Гавейн с тяжелым сердцем поехал искать Зеленую Часовню. Он изъездил всё королевство вдоль и поперек, но не нашел ни самой часовни, ни того, кто даже бы знал о ней. В конечном счете, он прибыл в замок одного из Лордов, где уже вовсю готовились к празднованию Йоля. Владелец замка, крупный, веселый мужчина в красной одежде поприветствовал сэра Гавейна и сказал, к его удивлению, что знает, где находится Зеленая Часовня. Это место отсюда неподалеку. Поскольку до назначенного времени оставалось еще три дня, хозяин пригласил рыцаря остаться с ним и его женой, пока не наступит означенный час и сэр Гавейн с радостью согласился.
Каждый день Гавейн охотился с Красным Лордом и каждую ночь, к удивлению рыцаря, жена Лорда приходила в его покои, чтобы соблазнить его. Сэр Гавейн был рыцарем благородным и никак не мог на такое пойти. Он каждую ночь отказывал Леди, но в последнюю дама пришла к нему с зеленой подвязкой, волшебным артефактом, который, по ее словам, защищает владельца от любого оружия. Леди обещала отдать ее сэру Гавейну в обмен на поцелуй. Возможность сохранить свою жизнь ценой одного лишь поцелуя сэр Гавейн упустить не смог. Он поцеловал Леди и получил ту подвязку.
Когда на следующий день Гавейн подъехал к Зеленой Часовне, Зеленый Рыцарь вышел ему навстречу и спросил, готов ли он потерять голову. Вместо ответа Гавейн встал на колени и склонил голову. Зеленый Рыцарь поднял свой топор и опустил его, но остановился, едва его металл коснулся шеи Гавейна, который не кричал, не просил пощады, но вздрогнул, когда это произошло. Посчитав это своей трусостью, он извинился и предложил рыцарю ударить снова. И еще раз топор упал и остановился также, но в этот раз Гавейн не повел даже бровью.
Подняв топор в третий раз, Зеленый Рыцарь сделал порез на шее Гавейна и когда тот поднял на него глаза, вместо Зеленого Рыцаря, он увидел Красного Лорда. Лорд хвалил Гавейна за храбрость и сказал, что два удара не причинившие вреда были наградой за то, как он стойко противостоял обольщению, а третий удар, что нанес ему рану, был наказанием за то, что он поддался искушению и поцеловал Леди. Обнявшись, они вернулись к замку, чтобы праздновать вместе двенадцать дней Йоля.
— Что-то я ничего не понял, — сказал Северус. — Эта история считается Йольской, потому, что она начинается и заканчивается на Йоль?
— И это тоже, но оно не главное. Это очень древняя история создана во времена, когда зарождались древние верования. Зеленый Рыцарь в ней представляет власть Природы. Он — Король Падуб, что с начала времен сражается дважды в год с Королем Дубом за руку Богини и за власть над шестью месяцами года. Король Падуб, управляет уходящим годом, а Король Дуб — властвует над новым.
— Эй, Рэй! Хочешь участвовать в постановке Йольской истории? — крикнул Северус через всю гостиную Мальсиберу.
— А что нужно делать?
— Сыграешь Зеленого рыцаря, а я буду сэром Гавейном, при условии, что леди будешь ты! — мрачно заявил протеже своей патронессе.
Лютеции пришлось согласиться, чтобы порадовать своего подопечного, несчастного от того, что он догадывался о возможной ее помолвке на Йоль. Они с Томом конкретно не обговаривали дату, но он явно считал что его, сделанного еще в сентябре заявления об этом достаточно.
Играть Красного Лорда уговорили Уолдена Макнейра, Этан Эйвери стал Королем Артуром, которому пришлось вставить две реплики, а то у него даже слов не было. Остальные второкурсники и первокурсники изображали пирующих на Йольком празднике. Содержание их постановки было простое, слов у всех, за исключением сэра Гавейна-Северуса было немного, но он не волновался, так как в магловской начальной школе каждый год участвовал в рождественской мистерии, и к сцене ему было не привыкать. Остальные же, никогда не принимавшие участия в театральных постановках изрядно волновались.
Девушки со старших курсов помогли с костюмами. Вернее, Северус притащил из выручай комнаты старые одежды, доспехи, мечи и, даже разыскал там топор. Ведьмы вычистили и обновили костюмы, а маги сняли с «железа» ржавчину, начистили до блеска кольчуги и оружие, заодно наложив на все это богатство чары облегчения веса, а то ни один рыцарь бы не смог не то, что поднять меч или топор, а просто встать с места.
И вот настал день концерта, предшествующий каникулам. В жюри сидели четыре декана и Дамблдор, который совершенно не был доволен каким-то Йольским мероприятием, которым заменили им запланированный рождественский бал. Но против попечителей не пойдешь…
Первыми выступали вороны. Вернее, это была группа поющих студентов Рейвенкло под руководством профессора Филиуса Флитвика. Они исполнили Йольскую песнь в сопровождении квакающих лягушек. Звучали они неплохо, а лягушки добавляли оригинальности. Барсуки прочли несколько стихов о Йоле. Зрители в зале начали скучать. Затем гриффиндорцы показали при помощи театра теней историю… рождения Христа. Этого никто не ожидал, так как концерт был посвящен Йолю, а не рождеству. Упрямые гриффиндорцы под руководством Эрали Фанис упрямо отстаивали право христианского людского праздника в Магической Британии. Для того чтобы представление было хорошо видно, пришлось притушить свечи, и ученики перешли от скуки к засыпанию.
— Нуууу вооот, — расстроенно протянул Барти Крауч. — Теперь они проспят все наше представление. чем усилил волнение Мальсибера, который и так изрядно мандражировал.
Слизеринцы расставили необходимые для первой сцены пиршественные столы, рассадили за ней массовку. Король Артур-Эйвери занял почетное место на стуле-троне, который они с Макнейром стащили на время у Дамблдора. Тишина. Занавес!
— Начнем же Йольский пир, — громко на весь зал заявил Этан Эйвери в образе Короля Артура, поднимая кубок.
Все гости зашумели, тоже размахивая кубками. За занавесом раздался громкий стук. Это Гектор Уоррингтон два раза топнул своим сапогом. На сцене появился очень бледный, почти такой же зеленый, как и его доспехи Рейнард Мальсибер, загадочный Зеленый Рыцарь.
— Кто ты, незнакомец? — поинтересовался Король Артур, произнеся свою вторую, и последнюю по сценарию реплику.
— Я — Реленый Зыцарь! — проговорил Рей.
За пиршественным столом раздалось подозрительное хрюканье. Милосердный Этан, желая дать возможность другу исправиться и правильно произнести свое имя, изобразил, что Артур глуховат, и, приложив ладонь к уху переспросил:
— Кто-кто?
— Я — Реленый Зыцарь! — повторил несчастный Мальсибер.
Пирующие улеглись на стол грудью и молча давились в таких позах от хохота. Веселье начало передаваться в зал.
Сообразив, что смеются над ним, Зеленый Рыцарь развернулся, и дал со сцены стрекоча, но быстро был возвращен обратно на край рампы пинком Татиона Флинта, со словами:
— Сам опозорился, сам и спасай всех!
Северус решил выручить друга, встал из-за стола и торжественно проговорил:
— О, вы Зеленый Рыцарь, как я вижу! Мне кажется, вы хотели предложить нам отрубить вам голову?
Радостный Рэй, которому, что-то вспомнилось, рухнул на колени перед сэром Гавейном и произнес с облегчением:
— Руби, трусливый ублюдок! А то это никогда не закончится!
После этой реплики хохотали все. Никто не понял, что должна была быть сыграна серьезная сценка из древних легенд. Все решили, что слизеринцы решили играть комедию и их хотели избрать победителями, но они отказались, заявив, что сначала должны явить всем нормальный вариант пьесы.
В Мальсибера влили два флакона эйфорийного бальзама, и он отыграл всю свою роль без ошибок на одном вдохновении, вероятно, от снадобья. Хлопали «второму варианту» не меньше, чем «первому», хотя многие посчитали, что комедия была лучше. Победа так и осталась за змеями, а студенты остальных факультетов еще долго обсуждали то, что они раньше и не подозревали, что слизеринцы умеют так шутить.