Глава 37
Корнелиус Фадж, бывший выпускник Дома Хаффлпафф в ужасе сел. Наручники туго обвились вокруг его рук и ног, приковав к стулу, как и всех преступников, кто сидел на этом месте до него. От волнения он растрепал свои обычно безупречно уложенные волосы, а силы покинули тело: если бы ему сейчас нужно было бы встать, то без посторонней помощи он бы рухнул на пол. Его глаза дико вращались. По ним можно было понять, как разум Фаджа пытается найти выход из сложившейся ситуации. Ищет и не находит. Мир хотел крови за действия против Мальчика-который-выжил и снова стал Золотым для всех.
То как на него смотрели все присутствующие в зале, включая членов Визенгамота, заставляло его бледнеть. Он надеялся, что хотя бы Дамблдор будет на его стороне. Они много работали вместе, пока он был министром магии. Их своеобразная дружба не прекратилась даже тогда, когда стало ясно, что Неназываемый вернулся. Это стало возможно потому, что Альбус поклялся ему, что не претендует на кресло Министра Магии. В конце концов, старик его хорошо знал. А теперь он смотрел на него своими голубыми глазами, полными разочарования. Теми глазами, который Корнелиус ненавидел с детства за их неестественное мерцание, которое лично у него вызывало мурашки.
— Допрос производит глава Департамента магического правопорядка Амелия Сьюзан Боунс, — объявил Перси Уизли. — Защиту осуществляет Брайан Санчес. Протокол ведет секретарь Персиваль Игнатиус Уизли.
Фадж облажался по-царски. Теперь, когда новая война с Неназываемым была на пороге, все его действия выглядели в самом плохом свете. Если с Николасом Поттером все будет плохо, то у них не останется никакой надежды на победу. Амелия смотрела на него безо всяких эмоций, выполняя свою обычную работу, как если бы на его месте сидел любой другой преступник.
— Предъявленные обвинения! — произнесла мадам Боунс, вставив монокль в правый глаз и развернув свиток пергамента:
— выдача разрешения на использование запрещенного артефакта на несовершеннолетних студентах, с нанесением вреда их здоровью. А именно выдача разрешения Долорес Амбридж пытать студентов с помощью кровавого пера.
По залу пронесся вздох. А мадам Боунс подумала про себя, что по правде говоря, ДМП должны были требовать еще и наказания за незаконную передачу кровавого пера сотруднику не имеющему допуска к запрещенным артефактам. Откуда вообще это перо у него взялось? Единственный ли это был незаконный артефакт, хранимый Фаджем? Амелии следовало бы перед судом произвести обыск в доме и кабинете министра. Если ей удастся послать людей на поиски тайника, где Фадж, предположительно, хранил незаконные артефакты, то приговор был бы совершенно иным.
— Действия, следствием которых является магическое истощение и доведение до комы Николаса Поттера, — сказала мадам Боунс вслух.
Озвучив обвинения, Амелия подошла к Кингсли Шеклболту и Грозному Глазу Грюму. Она сказала так тихо, как только могла: — Мне нужно, чтобы вы прямо сейчас обыскали его кабинет и дом.
Авроры кивнули ей, она постояла немного, затем вернулась к трибуне для проведения допроса.
— Вы Корнелиус Фадж, не так ли? — спросила мадам Боунс, не уточняя адрес министра, являющийся тайной. Допускать публичное разглашение такой информации было слишком опасно. Только главы департаментов и отделов имели доступ к ней доступ. Вся частная информация о министре удалялась из открытых источников сразу после их избрания, включая даже письма о приеме в Хогвартс, где был указан адрес получателя.
— Да, — сказал Фадж, нервно облизывая пересохшие губы. Он боялся, он страшно боялся Азкабана. Он точно там сойдет с ума.
— Что вы можете сказать по поводу предъявленных вам обвинений? — спросила мадам Боунс у Фаджа, адвокат которого, мистер Брайан Санчес вел себя тихо, пытаясь слиться со своим стулом и стать незаметным для всех. Было очевидно, он не собирался ничего делать серьезного для защиты Фаджа. Мадам Боунс сделала пометку о том, что с ним стоит поговорить о профессионализме. Виновен твой подзащитный или нет, твоя обязанность защищать его интересы, чего сейчас не происходило.
— Есть смягчающие обстоятельства, который затрагивают всех нас, — заявил Фадж, — у меня не было выбора.
— Да? И какие же это обстоятельства? — сухо спросила мадам Боунс.
— Нику Поттеру требовалось обучение, — сказал тоном умудренного старца, который объясняет что-то неразумному ребенку Фадж.
— И вы решили, что именно вы знаете, как это правильно сделать? — уточнила мадам Боунс.
— Возражаю! Вы искажаете слова моего клиента! — впервые подал голос Брайан.
— Вы разрешили Долорес Амбридж использовать кровавое перо или нет? — жестко спросила мадам Боунс, кивая Брайану, прежде чем снова повернуться к Фаджу.
— Вроде бы я что-то подписывал, но что именно не помню, — нерешительно произнес Фадж, явно пытаясь выиграть время.
— Не станете же вы утверждать, что вы подписываете документы, не глядя на них? — уточнила мадам Боунс, — Передо мной документ. Приложение А, к Контракту, подписано Корнелиусом Фаджем. В приложении прямо говорится, что вы разрешаете Долорес Амбридж использовать кровавое перо.
Перси Уизли, передал пачку копию этого документа крайнему в первом ряду члену Визенгамота, и тот жестом разослал их в руки своих коллег для ознакомления.
— Подпись здесь стоит ваша. Но давайте уточним — вы читали этот документ или нет? — раздраженно спросила мадам Боунс.
— Да, произнес Фадж и откинулся на жесткую спинку стула.
— Так вы дали разрешение на кровавое перо? — спросила еще раз мадам Боунс.
— Мой клиент уже дал вам ответ, — сказал Брайан, снова вставая.
— Если мистер Поттер умрет, и вам, и Амбридж будет предъявлено обвинение в убийстве, — заявила мадам Боунс. — Теперь, когда у нас есть признание, я предлагаю закончить эту заседание.
Теперь, в течение часа, Визенгамот должен был принять решение. Если бы был использован Веритасерум, то и часа бы не потребовалось. Амелия Боунс смотрела в зал, пытаясь поймать взгляды каждого из членов Визенгамота. Подождав немного она спросила:
— Требуется ли еще время для обдумывания перед голосованием?
Просьб не последовало, поэтому она объявила:
— Все, кто поддерживает оправдание обвиняемого, поднимите палочки!
В зале не поднялось ни одной палочки и воцарилась полная напряженная тишина перед ответом на следующий вопрос. Большинство членов Визенгамота оказались между молотом и наковальней. Они знали, что дают Неназываемому потенциальную возможность возглавить министерство, принимая решение о наказании Фаджа, но было уже слишком поздно останавливаться. Но и оставить все как есть, позволить Фаджу уйти от ответственности, будет в корне неправильно.
— Сторонники осуждения обвиняемого поднимите палочки, — произнесла мадам Боунс голосом, которым всегда разговаривала с Визенгамотом, таким, что ее было слышно на самом последнем ряду.
Более половины членов Визенгамота проголосовали за виновность Фаджа. Но была часть тех, кто воздержался, так как считал, что наказание не соответствует степени вины, но это не имело значения. Результаты были очевидны: Корнелиус Фадж отправляется в Азкабан.
Сам Фадж сидел на кресле прямо, так прямо, насколько это было возможно при ограничении цепями. Его лицо выражало тревогу и покорность. В данный момент он искренне жалел, что слушал Амбридж. Теперь его жизнь закончилась, и её конец произойдет в Азкабане. Он уже некоторое время не жил дома, опасаясь того, что может произойти. Он не хотел привлекать внимание к жене и детям. Они были невиновны в его преступлениях. Как он хотел бы, чтобы последнее, что он видел перед отправкой в Азкабан, были их лица. Он будет ужасно скучать по семье. По крайней мере, они были надежно спрятаны, в безопасности от войны. Он выглядел для всех жадным и глупым, но его семья значила для него весь мир. оставалось узнать каким именно будет его приговор.
— Я удивлен, что их здесь нет, — сказал Гарри, опуская книгу, которую читал. Еще он заметил, что ни студентов, ни Северуса не опрашивали. Поход в Визенгамот оказался для них напрасной тратой времени.
— Сомневаюсь, что они выходят из больничного крыла, — равнодушным тоном заметил Северус, понимая, кого имел ввиду Гарри. Это были Лили и Джеймс, он никогда не называл их имен без острой необходимости.
Визенгамот довольно долго совещался, какого наказания достойны деяния Фаджа. Одни считали, что он заслуживает сурового наказания, так как если бы он не был наказан, люди могли бы начать протестовать, ведь пострадали дети, а Министерство всегда старалось избегать протестов. После двадцати минут размышлений маги, наконец, пришли к консенсусу.
— Принято ли решение? — спросила мадам Боунс Верховного Чародея Визенгамота.
— Консенсус был достигнут, — ответствовал Альбус. — Изначально был рекомендован срок в четырнадцать лет в тюрьме Азкабан. Но мы все знаем, кем был Корнелиус. Он должен был быть примером для подражания всем. Но вышло наоборот. Мы не потерпим измены или незаконных действий со стороны нашего министра. Потому мы пришли к выводу, что рекомендованное наказание следует увеличить вдвое. Обвиняемый приговаривается к двадцати восьми годам заключения в тюрьме Азкабан.
Фадж побледнел еще больше, хотя казалось, что дальше некуда. Он не был в силах поверить, что эти волшебники удвоили рекомендованный срок! Он даже не был тем, кто причинял своими действиями ущерб детям. Корнелиус сглотнул. Двадцать восемь лет в Азкабане он ни за что не выдержит. Он, скорее всего, умрет в Азкабане; он никогда больше не увидит свою жену и детей.
— Могу я попросить об одном? — спросил Фадж сдавленным голосом.
— О чем? — уточнила мадам Боунс, недоверчиво глядя на Фаджа.
— Могу я увидеться с женой, короткое свидание, буквально на пять минут до того, как меня отвезут в Азкабан? — спросил Фадж дрожащим голосом.
— Хорошо, отведите его в камеру, а я свяжусь с ней, — сказала мадам Боунс.
— Спасибо, — с облегчением выдохнул Фадж. Для человека, только что приговоренного к более чем четверти века в Азкабане он был удивительно спокойным. Мадам Боунс решила установить наблюдение за, теперь уже бывшим, министром. Никто не мог оставаться настолько спокойным после того, как приговаривался к двадцати восьми годам заключения в Азкабане.
Фаджа быстро увели двое невыразимцев, а Дамблдор благополучно вернул всех студентов порт-ключом в Хогвартс. Зал быстро пустел. Гарри тоже спешил покинуть это место. не мог выбраться из них достаточно быстро. Он жаждал учиться, тренироваться, делать все, что нужно для встречи с Неназываемым. Юноша никак не мог привыкнуть назвать его по другому. Но он должен был перестать даже думать, а не только говорить «Воландеморт». Ему совершенно не хотелось, чтобы Пожиратели смерти проникли в поместье Принцев. Это был его дом, то место, где он чувствовал себя в безопасности.
Альбус Дамблдор, попрощавшись с родителями студентов, сказал детям:
— Мне очень жаль, что я не видел, что происходило в школе. Еще больше мне жаль, что я подвел каждого из вас. Но еще больше мне жаль, что вы недостаточно доверяли мне, чтобы прийти и обратиться за помощью в трудный час.
Часть студентов смутились от этих слов, а часть сразу поняла, что так Дамблдор пытался переложить вину на них самих, чтобы ему не чувствовать себя плохо.
— Что касается нас, слизеринцев, господин директор. Какой смысл был нам к вам обращаться? Вы всегда поддерживаете все обвинения против нас, в любом споре принимаете сторону либо профессоров либо других учеников. Особенно гриффиндорцев. Так что эти ваши слова… умные понимают к чему вы их произнесли, — сказал Забини, который не желал, чтобы директор делал их виноватыми в том, что произошло, а не себя самого.
— Значит вас я подвел больше, чем могу понять, — угрюмо сказал Альбус, в глубине души осознавая, что Северус все время был прав. Он действительно стал старым дураком с большими предрассудками. — Идите к себе, скоро будет подан обед.
— Да, сэр, — равнодушным хором ответили студенты и покинули его кабинет.
Альбус видел, как они на него смотрели. Они действительно думали, что ему было все равно, потому, что они не были гриффиндорцами? Насколько далеко все зашло? Как он мог это исправить? Мордред, он должен был раньше понять, что это происходит. К сожалению, он слишком старался смотреть на Николаса. Пытаясь сделать успешным свой план, он потерял доверие учеников. Усталый вздох сорвался с его губ, цена войны тяжким грузом разом легла на его плечи и его совесть. Он поплелся к больничному крылу с тяжелыми мыслями.
— Сколько им дали? — спросил Джеймс Поттер, как только Альбус ступил ногой в больничное крыло и бегло осмотрелся, отмечая, что нет никаких признаков улучшения состояния Ника Поттера.
— Долорес получила четырнадцать лет, Корнелиус — двадцать восемь, — ответил Дамблдор.
— Отлично! — злобно прорычал Джеймс. Он бы убил их обоих, если бы сам не был аврором.
— Как Ник? — спросил Альбус, садясь. Лили спала на стуле, положив голову на подушку сына. Дамблдор чувствовал магию вокруг них, это было заглушающее заклинание.
— Все так же, — ответил Джеймс, сглотнув.
Альбус внимательно посмотрел на Ника, уже было хорошо то, что ему не становилось хуже. Джеймс был уже доведен до предела. Скитер каким-то образом попала в больничное крыло и требовала от него ответов. Джеймс оттолкнул ее от себя, да так сильно, что она при падении потеряла сознание. Альбус отправил ее в больницу Святого Мунго. Когда она пришла в себя, оказалось, к счастью, что она ничего не помнила о случившемся.
— Пожалуйста, сынок, — задыхался Джеймс, — пожалуйста, вернись к нам. Мне так жаль, очень жаль, ты мне нужен. Пожалуйста… пожалуйста, проснись!
У него остался один сын. Гарри не хотел иметь с ним ничего общего, и Джеймс уже не винил его. Он провел много времени, размышляя обо всем, анализируя все свои воспоминания и понял, что действительно виноват во всем, в чем его обвиняли относительно Гарри.
— Простите меня, — прошептал Альбус, выходя из больничного крыла, чтобы предоставить скорбящему отцу уединение.
Час спустя Джеймса снова прервали. Сириус и Ремус навестили Ника. Сердце Джеймса подпрыгнуло, увидев их. Он очень скучал по своим друзьям.
— Ремус, Сириус… что вы здесь делаете? — слабым голосом спросил он.
Сириус уставился на своего друга, он выглядел так, будто не спал несколько дней.
— Ты хочешь, чтобы мы ушли? — спросил Блэк. Он все еще был очень зол на Джеймса за то, что он сделал с Гарри, так же как и Ремус.
— Нет, — еле слышно ответил Джеймс и его сердце неприятно сжалось.
— Как он? — уточнил Сириус.
— Никаких улучшений, но Поппи настроена оптимистично, — с горечью в голосе сказал Джеймс.
— Почему бы тебе не поспать? Мы с Сириусом можем какое-то время присмотреть за Ником, — тихо предположил Ремус.
— Новости об Амбридж и Фадже стали всем известны, — сказал Сириус, садясь рядом с Ником.
— Я не понимаю, почему его магическое ядро раскололось? — взволнованно спросил Сириус.
Джеймс уставился в пол, прежде чем признался.
— Ник тренировался летом. А с сентября его тренировали Амбридж, потом я и Лили. Мы не заметили, что делаем с нашим сыном.
— Ты сошел с ума? Тебе никто не сказал, что может случиться от таких тренировок? — воскликнул Сириус.
— Тебя не удивляло, почему летом я не разрешал тебе тренировать его каждый день, а только два дня в неделю? — спросил Ремус, с широко раскрытыми от ужаса и изумления глазами.
— Нет, — сказал Джеймс, качая головой, — мне никто не говорил об этом. Я чуть не убил своего сына!
— Даже моя мать запрещала нам с Регулусом тренироваться летом чаще, чем два раза в день, когда мои дяди и отец пытались научить нас новым заклинаниям, — неохотно признался Сириус.
— А я читал об этом, — пожал плечами Ремус.
Все были напряжены, все надеялись и молились, чтобы Николас Поттер выжил. В народ просочились слухи о речи Амбридж на суде и волшебники снова уверовали, что Николас Поттер ответственен за все. В конце концов, если чиновник министерства верит в это настолько, что готова нарушить и сесть в Азкабан, то это должно быть правдой, не так ли?
Таково было магическое общество. Оно верило всему, что ему говорят. Оно оказалось неспособно думать самостоятельно. Вероятно, во всем был виноват Дамблдор, который полностью поддержал Министерство. Если бы на прошлом суде Министерство объявило Люциуса Малфоя невиновным, общество бы этому поверило, даже если бы маги видели его в одежде Пожирателя Смерти, держащего в каждой руке по мёртвому маглу.
На следующий день после суда газеты вышли с новой сенсацией. Корнелиус Фадж, экс-министр магии был найден мертвым в камере. Оказалось, что у него был тайник я ядом в собственном зубе. На какой точно случай он его сделал, теперь никто не узнает. Боялся ли он попасть в плен к Неназываемому или ожидал разоблачений и заключения в Азкабан — можно только гадать.
Все остальные материалы были посвящены, в основном Нику Поттеру и его состоянию здоровья. Нервы Гарри были уже на пределе и он отложил прессу в сторону.
— Гарри, как бы ты отнесся к вечеринке, милый? — спросила Эйлин.
— У меня нет столько друзей, чтобы устраивать для них вечеринку, — покачал головой Гарри, но его сердце согрелось от такого ее предложения.
Он любил Эйлин и ради нее одной рассчитывал положить конец этой войне, чтобы у нее появилась возможность пожить в свое удовольствие, чего волшебница была лишена почти всю ее жизнь.
— Это не обязательно должна быть большая вечеринка. Просто пригласим твоих самых близких и самых дорогих, — сказала Эйлин, пытаясь убедить его.
— Ну ладно, — согласился Гарри, улыбаясь ей.
— Вот и отлично! — обрадовалась Эйлин, почти пританцовывая вокруг от радости, что ей удалось убедить Гарри.
— У нас произошло что-то хорошее? — спросил, входя, Северус. — Ты хорошо справился с тестом, только одна незначительная ошибка.
— Прекрасно! — улыбнулся Гарри, все эти тесты были полезны. Они тренировали ум и память.
— Так что у нас случилось? — еще раз спросил Северус.
— Я просто предлагала Гарри устроить вечеринку на его день рождения, который быстро приближается, — сказала Эйлин, надеясь, что Северус про него не забыл.
— Я помню, — сказал Северус. Он уже некоторое время мучался с идеей подарка. Остался один месяц, и он уже сделал выбор. Теперь ему нужно было убедиться, что он не купит для Гарри то же, что и другие.
Эйлин знала всех друзей Гарри, о которых он часто с ней говорил. Северусу придется пригласить кого-то из их коллег, молодых учеников и мастеров зелий. Гарри нужно выходить из своей скорлупы и нормально общаться с волшебниками близкими ему по интересам.