Зелье романтических историй. Глава 3
Гарриэт, которая совершенно никогда не думала о профессоре в романтическом ракурсе, раскритиковала себя за неожиданные душевные порывы.
«Ты, — сказала она себе, — с чего вдруг решила, что можешь быть интересна Снейпу? Сидишь тут переживаешь, на что-то надеешься? Мы случайно сюда попали вдвоем. В нашем мире вокруг него полно гораздо более привлекательных волшебниц: красивых, воспитанных, опытных. Надо взять себя в руки и не позволить себе совершенно лишние мысли и чувства. Как, по-твоему, ты будешь общаться с профессором, когда этот романтический бред закончится? А кому нужно повышать уровень в зельеварении? Уж точно не ему! Всё, с завтрашнего дня — полное равнодушие и игнор! Доигрываем книгу без вовлеченности в романтику, и всё вернется на свои места. Это — правильно, и я это сделаю!» — решила Гарриэт, и, успокоившись, заснула.
Прошла неделя, а от профессора не было никаких вестей. Не приехал он и через десять дней. Миссис Фэйрфакс сказала, что не удивится, если хозяин из Лиса отправится прямо в Лондон, а оттуда на континент и снова побывает в Торнфилде не раньше, чем через год. Услышав это, Гарриэт почувствовала, что сердце у нее сжимается и холодеет. Мог ли Снейп так поступить с ней? Да нет, конечно! Он не меньше её мечтает вернуться. А если уже не очень мечтает? Завидная роль в обществе, большое состояние, красивые женщины, никаких темных и светлых магов — ты вообще один здесь волшебник. Может ли кого-то прельстить такая жизнь? Да запросто! А что будет с ней, Гарриэт? Она так и будет кочевать из семьи в семью, работая гувернанткой, пока не состарится настолько, что поселится в какой-нибудь глуши с кошками, да там и умрет никому не нужная и всеми забытая? Паника подступила очень-очень близко!
«Так недалеко и до магического выброса дойти», — сказала себе девушка, стараясь выровнять дыхание, и не думать о плохом. «Не мог Снейп так со мной поступить. Он, конечно, еще тот фрукт, но со своими принципами. Что же он меня всю жизнь спасал, чтобы оставить незнамо, где совсем одну? Хотя… по его логике это может быть полностью безопасным местом, где со мной точно никогда ничего не случится. Стоп! Всё!! Хватит!!! По книге он должен примерно через неделю вернуться. Вот если не вернется — тогда и буду паниковать!»
Профессор отсутствовал почти полмесяца, когда с утренней почтой миссис Фэйрфакс пришло письмо.
— От хозяина, — сказала она, едва взглянув на адрес. — Сейчас узнаем, ждать его возвращения или нет.
Пока она взламывала печать и читала, Гарриэт судорожно вцепилась в чашку, из которой пила кофе и напряженно ждала информацию.
— Ох-ох. Нас всех ждут большие хлопоты. Хозяин приедет через три дня и не один. Пишет, чтобы приготовили все гостевые спальни.
Наверное, привезет знатных гостей из Лиса. Дамы приедут со своими камеристками, джентльмены с камердинерами, так что в доме яблоку будет негде упасть. Миссис Фэйрфакс торопливо доела завтрак и отправилась отдавать распоряжения. Все дни перед приездом профессора с гостями прошли в суете, и вот, наконец, наступил день, когда ожидалось их прибытие. Все приготовления завершились накануне: ковры разложены, пологи на кроватях повешены, белоснежные покрывала расстелены, туалетные столики снабжены всем необходимым, мебель натерта воском, цветы поставлены в вазы. И парадные комнаты, и спальни выглядели безупречными и сверкающими.
Миссис Фэйрфакс облачилась в свое лучшее платье из черного атласа, надела перчатки и золотые часики — ведь ей предстояло встретить гостей, проводить дам в их комнаты и прочее. Адель тоже пожелала надеть свой лучший наряд, хотя Гарриет была уверена, что в первый день она вряд ли будет представлена обществу. Сама девушка не собиралась покидать классную комнату и свою спальню, потому выглядела также как и в любой другой день: бедненько, но опрятно.
Все (конечно, кроме Гарриэт) ждали приезда хозяина с гостями. Наконец послышался стук колес, по подъездной аллее пронеслись галопом четыре всадника, за которыми следовали два открытых экипажа — в них колыхались перья и вуали, которыми играл ветер. Два всадника оказались молодыми джентльменами, явно щеголявшими своей лихостью, третьим был профессор Снейп на своем вороном коне, а рядом скакала всадница, вместе с ним возглавляя кавалькаду.
— Мисс Ингрэм! — воскликнула миссис Фэйрфакс и поспешила на свой пост у входной двери.
Из прихожей доносился веселый шум, низкие голоса джентльменов и серебристые — дам, а также красивый баритон профессора. Затем вверх по лестнице прозвучали легкие шаги; скрипнули, отворяясь и затворяясь, двери. На время воцарилась тишина. Снаружи сгущались сумерки.
Гарриэт совершенно не интересовалась гостями Снейпа, просто дверь в классную комнату, которая выходила на туже галерею, что и гостевые спальни оказалась случайно (именно случайно!) приоткрытой. И когда хлопнула дверь одной из спален, а потом и других, она совершенно ненамеренно увидела, как в галерее одна за другой появились прекрасные дамы — грациозные, веселые; их платья сверкали и переливались. На мгновение они собрались в дальнем конце галереи, с живостью переговариваясь, а затем бесшумно спустились по лестнице, как легкое радужное облако. Когда они ушли, Гарриэт обнаружила Адель-Лаванду, которая подглядывала, чуть-чуть приоткрыв дверь из своей комнаты.
— Какие красивые дамы! — воскликнула она.
— Как мне хочется пойти к ним! Мистер Рочестер пришлет за нами после обеда, как вы думаете?
— Я уверена, что нет. Но, возможно, ты увидишь своих красивых дам завтра. А теперь ужин и сон.
На следующий день погода была такой же прекрасной, как и накануне, и все общество отправилось на прогулку по окрестностям: кто-то верхом, кто-то в экипажах. Профессор снова скакал рядом с мисс Ингрэм. Гарриэт, которая наблюдала это из окна, прекрасно осознавала, что все идет так, как и было в книге. Но отчего-то ей было неприятно смотреть на эту пару.
— Мисс Ингрэм, несомненно, восхищает хозяина, — сказала тихо подошедшая миссис Фэйрфакс.
— А он — ее, — добавила Гарриэт. — Посмотрите, как она наклонила к нему голову, точно они секретничают. Жаль, что я так и не видела ее лица.
— Вечером увидите, — ответила миссис Фэйрфакс.
— Я упомянула мистеру Рочестеру, как Адели хочется познакомиться с дамами, и он сказал: «Так пусть она после обеда придет в гостиную: попросите мисс Эйр привести ее туда».
— Нет, я не пойду. Он сказал это только из вежливости. Адель прекрасно справится сама.
— Я тоже подумала, что вам не захочется идти, и позволила себе указать хозяину, что вы не привыкли бывать в обществе и навряд ли вам захочется спуститься в гостиную, где вам никто не знаком, а он ответил в своей обычной манере: «Вздор! Если она начнет возражать, скажите, что таково мое желание, а если она заупрямится, я сам схожу и приведу ее».
— Вот как? Но нет, я избавлю его от таких сложностей, — ответила Гарриэт.
— Дам вам совет: самое неприятное входить в гостиную, когда там все уже будут в сборе. Спуститесь вниз пораньше, выберите укромный уголок и сядьте там. Сначала придут дамы, а когда джентльмены присоединятся к ним, вы можете уйти, как только мистер Рочестер увидит вас там.
— А гости тут еще долго пробудут, вы не знаете?
— Недели две-три, не больше. После пасхальных каникул сэру Джорджу Линну надо быть в столице к началу заседаний парламента — его ведь как раз выбрали туда от Милкота. А мистер Рочестер, думаю, поедет с ним. Я и так удивляюсь, что он столько задержался в Торнфилде.
И вот настал вечер. Адель была причесана и наряжена. Гарриэт надела её лучшее серебристо-серое платье, причесалась и приколола свое единственное украшение — жемчужную брошку. Затем они спустились в гостиную, где еще никого не было. В мраморном камине пылал огонь, восковые свечи ярко горели среди чудесных букетов, украшавших столы. Малиновая портьера закрывала арку, ведущую в столовую, откуда доносился невнятный ропот. И вот она была отдернута: под аркой появились дамы.
Было их всего восемь, но почему-то их тесная группа под аркой выглядела куда многочисленнее. Гарриэт встала и сделала реверанс. Две дамы ответили легким наклоном головы, остальные просто смерили девушку взглядом. Они рассеялись по гостиной: некоторые откинулись на диванах и оттоманках, другие наклонялись над столиками, рассматривая цветы и книги, остальные собрались в кружок перед камином. Кем же были гостьи?
Во-первых, миссис Эштон и две ее дочери, которых мое воображение представило в виде мадам Малкин, а также её дочери Эми, крайне похожая на Ханну Эббот и Луиза, в образе Сьюзен Боунс. Леди Линн, была копией Августы Лонгботтом. Дама держалась необыкновенно прямо, была облачена в пышное атласное платье, а её темные волосы оттеняло лазоревое перо, склоняясь над диадемой из драгоценных камней. Миссис Дент, жена полковника, выглядела как мадам Малкин. Ее черное атласное платье, шарф из тонких заграничных кружев и жемчужный убор понравились Гарриэт куда больше многоцветной радуги, украшавшей титулованную даму.
При виде троих оставшихся все внутри Гарриэт дрогнуло. Вдовствующая леди Ингрэм и ее дочери, Бланш и Мэри представляли покойная Вальбурга Блэк в молодости, а также изрядно помолодевшие (и живые!) Беллатрикс Лестрейндж и Нарцисса Малфой. Всех троих отличала величавость осанки. Вальбургу можно было бы назвать зрелой красавицей, да она, несомненно, и была такой, если говорить лишь о внешности, но в ее лице и манере держаться сквозило нестерпимое высокомерие. Малиновое бархатное платье и тюрбан из затканной золотом индийской материи придавали ей (как она, вероятно, считала) величие императрицы. Бланш-Беллатрикс и Мэри-Нарцисса были настоящими красавицами, чьих лиц еще не коснулись тяготы войны, как в случае в леди Малфой, или безумие, как у Беллы. Как же выглядела мисс Ингрэм — Беллатрикс? Греческий бюст и покатые плечи, лебединая шея, темные глаза, черные локоны. Римские черты, которые делали его безупречным, но в нем читалась та же гордыня, что и у матери, которая делала обычное выражение изогнутых губ надменным. Еще мисс Ингрэм была очень самоуверенной, если не сказать наглой. Она заговорила о ботанике с кроткой миссис Дент. Оказалось, что миссис Дент не владела её тонкостями, а просто очень любила цветы, «особенно полевые». А вот мисс Ингрэм ботанику явно изучала и теперь с величайшим апломбом пустила в ход разные научные термины и латинские названия растений. Гарриэт вскоре поняла, что она, как это теперь называют, троллит миссис Дент, притом троллит зло. Затем Бланш села за рояль, блестяще сто-то сыграла, спела и заговорила на безупречном французском со своей маменькой. Лицо Мэри-Нарциссы казалось более добрым и более открытым, черты его были мягче. Однако девушка выглядела безжизненной, а ее глазам явно не хватало блеска.
Едва дамы вошли, как Адель встала, направилась им навстречу, сделала безупречный реверанс и произнесла торжественно:
— Bon jour, mesdames!
Мисс Ингрэм-Беллатрикс смерила ее насмешливым взглядом и воскликнула:
— Что за говорящая куколка!
Леди Линн-Августа заметила:
— Я полагаю, это воспитанница мистера Рочестера, та французская девочка, о которой он говорил.
Миссис Дент-Малкин ласково пожала ей руку и поцеловала ее. Эми и Луиза Эштон вскричали хором:
— Какое прелестное дитя!
И тут же позвали ее на диван, где она теперь сидит между ними, щебеча то по-французски, то на ломаном английском и купается в так необходимом ей внимании.
Наконец подали кофе и вошли джентльмены. Все они одеты в черное, почти все — высокого роста. Некоторые молоды. Генри и Фредерик Линны, похожие на Теодора Нотта и Блеза Забини, бесспорно, выглядят истинным воплощением светских повес, а полковник Дент, почему-то похожий на стоматолога Грейнджера — бравым солдатом. Мистер Эштон, мировой судья округа, очень благообразен: волосы у него совсем седые, но брови и бакенбарды все еще темные, и это придает ему сходство с театральным «благородным отцом», а в случае с Гарриэт, с помолодевшим Дамблдором. Лорд Ингрэм очень высок, как и его сестры, — как и они, он красив, похож на Захарию Смита, подобно Мэри-Нарциссе, выглядит апатичным и вялым. Сэр Джордж: очень дородный и очень румяный деревенский помещик сильно смахивающий на Фаджа. А где же профессор?
Наконец он вошел, и даже не взглянув на Гарриэт, он сел в другом конце гостиной и начал беседовать с дамами. Девушка стала разглаживаться его украдкой. Бледное лицо, черные брови, глубокие тёмные глаза, резкие черты, иронично изогнутые губы, — нет, его никак нельзя было счесть красивыми согласно канонам! Но разве могли светская лощеность Линнов, томное изящество лорда Ингрэма и даже бравость полковника Дента сравниться с воплощением сильного характера и воли? Гарриэт не находила ничего притягательного во внешности других джентльменов, хотя без труда могла себе представить, что очень и очень многие сочли бы их красивыми, импозантными, а профессора, — нет. И тут Снейп неожиданно улыбнулся сестрам Эштон — его черты его лица смягчились, глаза засияли и подобрели. Таким он выглядел еще красивее.
Слуги разнесли кофе Дамы стали вовлекать джентльменов в живые, остроумные беседы. Полковник Дент-Грейнджер и мистер Эштон-Дамблдор заспорили о политике, их жены слушают. Две гордые вдовицы, леди Линн-Августа и леди Ингрэм-Вальбурга, что-то обсуждают. Сэр Джордж-Фадж стоит перед их диваном с кофейной чашечкой в руке и порой вставляет словечко-другое. Мистер Фредерик Линн-Забини подсел к Мэри Ингрэм-Нарциссе и показывает ей гравюры, листая великолепный альбом. Высокий флегматичный лорд Ингрэм-Смит облокотился скрещенными руками на спинку кресла миниатюрной задорной Эми Эштон-Эббот. Она глядит на него снизу вверх и щебечет как малиновка: он ей нравится больше, чем мистер Рочестер. Генри Линн-Нотт завладел пуфиком у ног Сьюзен Боунс-Луизы. Адель разделяет с ним пуфик, и он пытается говорить с ней по-французски, а девушка смеется его промахам. Кто составит пару Бланш-Беллатрисе? Она в одиночестве стоит у столика, грациозно нагибаясь над альбомом. И, кажется, ждет, что кто-то пожелает разделить ее общество. Но долго ждать она не намерена и сама выберет себе кавалера.
Профессор отошел от Эштонов и встал у камина в одиночестве. Бланш-Беллатрикс направилась к нему и встала по другую сторону камина.
— Мистер Рочестер, мне казалось, что вы не питаете любви к детям! Отчего не отправили эту куколку в пансион?
— Пансионы так дороги!
— Но ведь, кажется, вы взяли для нее гувернантку? Я только что видела с ней какую-то эммм особу… она ушла? Ах, нет! Вон она сидит за оконной занавеской. Разумеется, вы платите ей жалованье, и, значит, тратите столько же, сколько платили бы за пансион. Хотя нет — больше, так как вам ведь приходится кормить их обеих.
— Право, я никогда об этом не задумывался, — ответил профессор совершенно равнодушно.
— Ну, разумеется! Вы, мужчины, никогда не думаете о разумной экономии. Вам бы послушать маменьку на тему о гувернантках! У нас с Мэри, я думаю, перебывало их не меньше десятка, и половина никуда не годилась, а остальные были смешны, и все — глупы, не правда ли, маменька?
— Радость моя, не упоминай гувернанток! Это слово может вызвать у меня нервный припадок. Своей глупостью и капризами они меня замучили. Благодарю Небо, что это время прошло!
Миссис Дент-Малкин наклонилась к уху благочестивой дамы и что-то ей шепнула. Судя по ответу, она ей напомнила, что одна из этих ужасных особ присутствует в гостиной.
— Надеюсь, это пойдет ей на пользу, то, что она слышит, — сказала леди Ингрэм-Вальбурга. — Я видела ее, и читаю на ее лице признаки всех недостатков, присущих ей подобным.
— А каковы они, сударыня? — громко осведомился профессор.
— Спросите Бланш, она ближе к вам, чем я.
— Ах, не отсылайте его ко мне, маменька. Обо всем этом племени я могу сказать лишь одно слово. Они несносны, а мы, чтобы отомстить — травили их. Интересней всего было над мадам Жубер. Как сейчас вижу, в какое неистовое бешенство она впадала, когда мы расплескивали чай, крошили хлеб с маслом, подкидывали учебники к потолку или устраивали концерт, колотя линейкой по столу, а каминными щипцами по каминной решетке! Теодор, ты помнишь эти веселые деньки?
— О, несомненно, — протянул лорд Ингрэм-Смит. — А эта дура кричала: «Ах вы, нехорошие дети!» И мы тогда растолковывали ей, какая дерзость с ее стороны, пытаться обучать таких светочей ума, как мы, когда она сама полная тупица.
— Верно! Еще у нее и у учителя Теодора, худосочного мистера Вининга, случился роман! Они посмели влюбиться друг в друга. Мы не замедлили сделать наше открытие достоянием гласности, использовали его как рычаг, чтобы вышвырнуть их обоих вон. Едва новость дошла до слуха моей милой маменьки, как она усмотрела в их поведении вопиющую безнравственность.
Тут Эми Эштон-Эббот, сказала:
— Мы с Луизой тоже иногда дразнили нашу гувернантку, но она была такая добрая душа! Все терпела, и ничто не могло вывести ее из себя. Она никогда на нас не сердилась, правда, Луиза?
— Да, никогда. Мы могли делать все, что нам вздумается. А она была такая покладистая и дарила нам все, чего бы мы ни попросили.
— Полагаю, — перебила мисс Ингрэм-Беллатрикс, насмешливо изогнув губы, — переменить тему. Мистер Рочестер, вы поддерживаете мое предложение?
— Сударыня, я поддерживаю вас и сейчас, и всегда.
— Вы сегодня в голосе?
— Если прикажете, то буду.
— В таком случае, примите мое королевское повеление привести в порядок ваши легкие и прочие голосовые органы, ибо они потребуются для служения моему величеству.
Мисс Ингрэм-Беллатрикс с гордым изяществом села за рояль и блестяще заиграла вступление какого-то произведения, продолжая говорить. Весь ее вид предназначался, казалось, для того, чтобы вызвать у слушателей восхищение.
— Ах, как мне надоели нынешние молодые люди! — вскричала она, бегая пальцами по клавишам. — Слабодушные, слабосильные сморчки, которые не смеют шагу ступить за ворота родительского мэнора, да до ворот могут дойти лишь с разрешения маменьки и под ее опекой. Они только и знают, что ухаживать за собственными смазливыми физиономиями, холить свои белые руки! Как будто красота и прелесть это не особая привилегия женщины! Я считаю, что уродливая женщина — это пятно на светлом лике творения, но что касается мужчин — их достоинства это сила и доблесть. Мистер Рочестер, теперь пойте, а я буду вам аккомпанировать.
— Я весь покорность, — последовал ответ.
— Вот тогда, песня корсара! Пойте хорошо! Если вы сфальшивите, я придумаю наказание. Пойте же! — сказала она, вновь опустив руки на клавиши, заиграла аккомпанемент с большим воодушевлением.
«Вот подходящая минута, чтобы ускользнуть», — подумала Гарриэт, но её остановили мощные звуки, огласившие комнату. Миссис Фэйрфакс сказала, что у мистера Рочестера прекрасный голос, и она не преувеличила: этот голос проникал в самое сердце и будил там странное волнение. Гарриэт прослушала произведение до конца, пока не стихла последняя нота и не возобновились прерванные на время разговоры, а тогда тихо покинула свой укромный уголок и вышла через боковую дверь, которая, к счастью, была в двух шагах от её убежища.
Узкий коридор вел в прихожую, но там Гарриэт заметила, что бант её туфли развязался, и, чтобы завязать его, опустилась на колено на ковре перед нижней ступенькой лестницы. Она услышала, что дверь столовой открылась, раздались шаги. Поспешно поднявшись, Гарриэт оказалась лицом к лицу с мистером профессором Снейпом.
— Как вы, Гарриэт? — спросил он.
— Спасибо, все хорошо, сэр.
— Что-то вы очень бледная. Я это заметил еще в гостиной. В чем причина?
— Ни в чем, сэр.
— Вы не простудились в ту ночь, когда чуть меня не утопили?
— Вовсе нет.
— Это хорошо. Но мы так давно не виделись, а вы уже уходите! Возвращайтесь!
— Нет, сэр.
В ответ на возражение Снейп некоторое время молча сверлил Гарриэт взглядом.
— Поттер, что с вами? Вы не только бледная, но и печальная, — сказал он затем. — Из-за чего? Скажите мне.
— Вам показалось, сэр. У меня все в порядке.
— А я утверждаю обратное. Я вас прекрасно изучил за годы общения. Ничего с вами не в порядке! Я даже вижу, как блестят в уголках глаз непролитые слезы. Если бы у меня было время, и я не ждал бы каждую минуту, что мимо пройдет чья-нибудь болтливая камеристка, что скомпрометирует вас потом своими разговорами, я выяснил бы, в чем причина такого вашего состояния. Придется на этот вечер вас извинить, но прошу, покуда мои гости будут здесь, ежевечерне появляться в гостиной! Таково мое желание, не пренебрегите им! А сейчас идите и отдохните, моя… — И тут он умолк и ушел, не оглянувшись.
Эти дни в Торнфилд-Холле были полны жизни, суеты и хлопот. Даже когда погода переменилась, и зарядил дождь, все развлечения местной аристократии просто сместились внутрь дома. В один из вечеров кто-то предложил играть в шарады. Профессор естественно был в одной команде с Бланш-Беллатрикс. Они увлеченно изображали части загаданного слова, а Гарриэт наблюдала за ними и думала: «Я, конечно, знаю, что по книге Рочестер интересовался Ингрэм специально, чтобы Джейн его ревновала. Любому мало-мальски наблюдательному человеку видно, что проф не нравится этой хищнице по-настоящему. Она так явно чеканит улыбки и блистает взорами, столь тщательно принимает завлекательные позы, что это даже смешно. Скорее бы это уже закончилось!»
На следующий день профессору потребовалось уехать по делам в Милкот, откуда он должен был вернуться довольно поздно. К вечеру приехал какой-то джентльмен в дорожном костюме, звали его Мистер Мейсен.
«Точно! Пора появляться брату жены!» — вспомнила Гарриэт.
— Кажется, я приехал в неудачное время, сударыня, — сказал неожиданный гость, похожий на Маклаггена, — и не застал моего друга, мистера Рочестера, дома. Но я проделал очень длинный путь, и, мне кажется, на правах старой дружбы я могу подождать здесь его возвращения.
Чуть позже лакей, принесший уголь, сообщил, что в дом пришла цыганка, желающая погадать господам, и клянется, что её привело сюда повеление высших сил, и она никуда не уйдет, пока не сделает это. Все решили, что гадание — это тоже развлечение, особенно в дурную погоду.
Цыганка погадала всем, но не хотела уходить, утверждая, что осталась еще одна барышня. Гарриэт вспомнила, что теперь её черед.
— Я пойду! — сказала она и выскользнула из гостиной, тихонько притворив за собой дверь.
«Цыганка» гадала в библиотеке, сидя в уютном кресле у камина. На ней был красный плащ и черная широкополая шляпа, завязанная под подбородком пестрой тесьмой. На столике стояла погашенная свеча. Гарриэт встала на коврике и протянула руки к огню — они озябли, потому что она долгое время провела в гостиной вдалеке от камина.
— Ну, так ты хочешь узнать свою судьбу? — спросила цыганка грубым голосом.
— Не напрягайтесь, профессор. Я же знаю сюжет, и в курсе, что цыганка — это вы.
— Какая жалость! А я вам такое отличное предсказание подготовил! — голос старухи изменился, шляпа и плащ были сброшены.
— Посидим еще немного, и вам нужно будет идти.
— Что-то случилось?
— Да, приехал мистер Мейсен из Вест-Индии.
— Мейсен из Вест-Индии? Кто это?
— Брат вашей безумной супруги, — ответила Гарриэт.
— Принесла же нелегкая. Что-нибудь случится?
— Она его покусает.
— Покусает — это фигура речи?
— Нет, в прямом смысле, если он не будет осторожен при визите к ней, то поранится.
Профессор сел на диван и заставил Гарриэт сесть рядом. Он сжал её руку в обеих своих, растирал ее, глядя на девушку мрачным взглядом.
— Что то время приближается? — спросил он.
— Какое, сэр?
— Когда вы отправитесь бродить голодная по стране.
— Еще нет. Пока рано расстраиваться.
— А пока, Гарриэт, вернитесь к гостям, осторожно подойдите к этому Мейсену и шепните ему, что мистер Рочестер вернулся и хочет его видеть. Проводите его сюда, а потом оставьте нас.
— Хорошо, сэр.
Гарриэт выполнила его просьбу и поднялась к себе.
Поздно ночью, когда Гарриэт уже легла, она услышала, как гости расходились по спальням, и различила голос профессора — он говорил:
— Сюда, Мейсен, вот твоя комната.
В эту ночь Гарриэт забыла задернуть полог и опустить штору. Когда же полная луна, светившая очень ярко, оказалась напротив окна, её свет разбудил девушку. Гарриэт приподнялась и протянула руку, чтобы задернуть полог. И в этот момент тишину в доме прорезал какой-то дикий страшный вопль! Раздался он на третьем этаже в комнате прямо над спальней Гарриэт, и теперь её были слышны звуки борьбы, а придушенный голос быстро трижды выкрикнул: «На помощь!»
Сердце Гарриэт забилось. Это в книге пострадал именно Мейсен, но она предупредила об этом профессора, и сейчас могло произойти все, что угодно! Распахнулась дверь чьей-то спальни, кто-то побежал, а вернее, помчался по галерее. Вверху раздались еще шаги, что-то упало, и водворилась тишина.
Вся дрожа от ужаса, Гарриэт накинула платье и вышла в галерею. Все спящие проснулись. Джентльмены и дамы — все покинули свои постели, галерея заполнялась, гости спрашивали друг у друга: «Что это было?» «Кто-то ранен?» «Куда бежать?» Они метались по галерее, кто-то заплакал. Суматоха была неописуемая.
— Успокойтесь, успокойтесь все! Я сейчас приду, — раздался с лестницы голос профессора.
Дверь в конце галереи распахнулась, из нее вышел Снейп со свечой. К нему бросилась мисс Ингрэм-Беллатриса и схватила его за руку.
— Что случилось? — воскликнула она. — Говорите же!
— Только, пожалуйста, не повалите меня на пол, — взмолился Снейп.— Довольно! Довольно! Это репетиция шекспировского «Много шума из ничего»! — Горничной приснился кошмар, только и всего. Внушила себе, будто ей явился призрак, и не во сне, а наяву, и с ней приключился истерический припадок. А теперь, прошу вас, вернитесь к себе в спальни. Господа, сделайте одолжение — покажите дамам благой пример.
Гости неохотно, но все же разошлись обратно по спальням. Гарриэт же вернулась в свою, но не для того, чтобы лечь в постель. Наоборот: она поторопилась одеться получше. Вероятно, Гарриэт одна слышала шум, раздавшийся после вопля, и была уверена, что профессор вскоре придет за ней. И она не ошиблась. Через некоторое время кто-то тихо и осторожно постучал в мою дверь.
— Вы не спите? — спросил голос профессора.
— Не сплю, сэр.
— И одеты?
— Да.
— Тогда выйдите, но только очень тихо.
Гарриэт послушалась. В галерее стоял Снейп со свечой.
— Вы мне нужны, — сказал он. — Ничего не удалось предотвратить. Эта мегера разорвала плечо своему придурку-брату. Вы как себя чувствуете? Слабости нет? Голова не кружится?
— С чего бы?
— Дайте-ка мне вашу руку. Лучше не рисковать обмороком, — продолжал настаивать профессор.
Гарриэт вложила пальцы в его руку.
— Теплые и не дрожат, — с удовлетворением ответил он и только тогда повернул ключ в замке двери, перед которой они стояли.
В кресле сидел Мейсен с бледным, словно безжизненным лицом. Одна сторона его рубашки и рукав намокли от крови.
— Подержите свечу! — распорядился Снейп, и Гарриэт взяла подсвечник, а он взял с умывальника тазик намочил губку и обтер бледное, как у мертвеца, лицо.
Затем поднес флакончик, видимо с нюхательной солью, к ноздрям мистера Мейсена. Тот открыл глаза и застонал. Профессор расстегнул рубашку раненого. Стало видно, что его плечо и рука до локтя забинтованы. Снейп быстро вытер губкой просачивающиеся капли крови.
— Рана очень опасная? — прошептал мистер Мейсен.
— Ерунда. Сейчас я съезжу за лекарем, и утром, надеюсь, ты уже сможешь отправиться в дорогу. Джейн! — сказал он затем.
Гарриэт не сразу поняла, что он обращается к ней, но потом, сообразив, ответила:
— Да, сэр?
— Мне придется оставить вас здесь с этим джентльменом на час-два. Чуть кровь начнет снова просачиваться, вытирайте ее губкой, как делал я. Если ему станет дурно, пусть выпьет воды вон из того стакана и понюхает ваши соли. Ни в коем случае не разговаривайте с ним… и… ты Ричард тоже молчи. Заговоришь — подвергнешь опасности свою жизнь!
Бедняга застонал. Казалось, он боится даже сделать движение: ужас перед смертью или перед чем-то еще парализовал его. Профессор из комнаты и ключ скрипнул в замке. Время ползло медленно. Гарриэт вытирала кровь и давала раненому пить, а тот стонал, слабел, почти терял сознание. Но ни рассвета, ни помощи все не было. Свеча совсем истаяла и погасла, но по краям занавешенных окон стал пробивается серый свет. Занималась заря. Вскоре снизу донесся лай Пилота и через пять минут скрипнул ключ, щелкнул замок. Вошел профессор, а за ним врач, которого он привез.
— Как ты, Мейсон? — спросил Снейп.
— Боюсь, она меня прикончила, — ответил тот еле слышно.
— Чепуха! Картер, убедите его, что он вне опасности.
— Это я могу сказать с чистой совестью, — заметил Картер, уже снявший повязку с раны. — Конечно, было бы лучше, если бы я приехал пораньше, но как так вышло, что рана рваная? Тут даже следы зубов!
— Она меня укусила, сосала кровь… говорила, что высосет мое сердце, — прошептал Мейсон. — Это было ужасно! Я никак не ожидал. Она выглядела такой спокойной!
— Я ведь предупреждал тебя, — возразил его друг. — Не ходи к ней один, тем более ночью. Картер, поторопитесь! Скоро взойдет солнце, а его обязательно надо увезти еще до этого.
— Сейчас, сэр. Все забинтовано.
— Ну вот! Картер привел тебя в порядок. Мы тебя увезем незаметно. Так будет лучше для всех. Джейн, сбегайте в комнату мистера Мейсена, она рядом с моей, и принесите плащ.
Гарриэт побежала и вернулась с большим плащом, подбитым мехом и с меховой опушкой. Профессор и врач надели плащ на Мейсена, подняли его и повели под руки.
— А теперь, Джейн, спорхните вниз по черной лестнице раньше нас, откройте боковую дверь и скажите кучеру коляски, которую увидите во дворе, что мы уже спускаемся. И, Джейн, если увидите кого-нибудь, вернитесь к лестнице и кашляйте погромче.
Гарриэт отодвинула засовы. Двор был пуст, но за открытыми воротами виднелась запряженная коляска. Кучер сидел на козлах, девушка подошла к нему и сказала, что джентльмены сейчас придут. Он кивнул. Из двери вышел Мейсон, поддерживаемый Снейпом и врачом. Они помогли ему сесть в коляску. Картер сел рядом с ним.
— Позаботьтесь о нем, — сказал мистер профессор врачу. — Пусть он поживет у вас, пока совсем не выздоровеет.
Коляска уехала, а Снейп закрыл тяжелые створки ворот, потом в задумчивости медленно направился к калитке в стене сада. Гарриэт повернулась, чтобы вернуться в дом, но тут он окликнул её: «Поттер!», открыл калитку и остановился в ожидании.
— Идемте, посидим немного на воле, — сказал он и пошел по дорожке, обсаженной лавровыми кустами, где с одной стороны колыхались ветви яблонь, груш и вишневых деревьев, с другой — тянулся цветник.
— Гарриэт, можно подарить вам цветок?
Он отломил ветку розового куста с полураспустившимся бутоном, пока единственным.
— Благодарю вас, сэр.
— И вы так бледны! Переволновались? Вы же знали, что с вами ничего не произойдет.
— Знала, но всегда возможны неожиданности.
Они зашли в беседку, представляющую собой увитую плющом нишу в стене с простой скамьей внутри. Профессор опустился на нее, оставив место и для Гарриэт, но она осталась стоять перед ним.
— Садитесь же, — сказал он. — Скамья достаточно длинна для двоих. Или вы настолько прониклись здешними правилами, что усматриваете в этом что-то дурное?
Вместо ответа Гарриэт села, чувствуя, что отказаться было бы неразумно.
— А теперь посмотрите на меня и скажите, что чувствуете себя сейчас спокойно.
— У меня спокойно на душе, сэр.
Профессор взял Гарриэт за руку, и стал поглаживать её пальцы, о чем-то раздумывая. Птицы продолжали щебетать, чуть шелестели листья. Гарриэт смотрела на мыски своих туфель, которые выглядывали из-под длинной юбки, и ждала, когда Снейп прервет молчание. Ждать пришлось немало минут — так долго оно длилось. Наконец девушка подняла глаза на мужчину, который, как оказалось, пристально всматривался в неё.
— Гарриэт, — сказал он, — вы совсем побелели и у вас такие холодные пальцы! Ночью, когда я прикоснулся к ним у двери, они были теплее. О нет! Дент и Линн направляются к конюшне! Расходимся! Вы идите к дому между лаврами, вон в ту калитку.
Гарриэт быстро пошла в указанную сторону, а профессор поспешил в другую, и девушка услышала, как выйдя во двор, он сказал весело:
— Мейсон вас всех опередил! Уехал еще до зари. Я встал в четыре, чтобы проводить его.