Зелье романтических историй. Глава 8
Через два-три дня здоровье Гарриэт совершенно поправилось, она, было, собралась переезжать в Оакгроув к мужу, но неугомонный Сент-Джон-Люциус решительно настоял на том, что пока его сестры Мэри-Луна и Диана-Гермиона будут в Марш-Энде, то и девушка будет оставаться тут. О том, что и сам он, также, в это время будет проживать здесь, пастор Риверс в своей пылкой речи умолчал. Доктор Сомберли сразу и не нашелся, что ответить на такую наглость, поэтому вынужден был ограничиться недолгими визитами, чтобы контролировать состояние своей молодой пациентки.
Как выяснилось, в этой жизни, как и в настоящей, Мэри-Луна и Диана-Гермиона были образованнее и начитаннее Гарриэт, которая с увлечением взялась за самообразование и пожирала книги, которые они ей давали для чтения, а по вечерам обсуждали то, что девушка успевала проштудировать за день. Диана предложила учить её немецкому. Но тут своё слово сказал Сент-Джон-Люциус:
— Я хочу учить вас хинди.
Свое желание пастор Риверс объяснил тем, что уже давно изучает хинди, и продвинулся далеко вперед, однако, стал забывать основы, и ему очень помогло бы, если бы он вновь и вновь повторял начала, преподавая их кому-то: вот тогда они закрепятся у него в памяти. Так не окажет ли Джейн это одолжение? Высказав все это, Сент-Джон-Люциус уставился на девушку, практически не мигая, он был не тем человеком, которому легко отказать, да и Гарриэт сама хотела попробовать постичь этот язык, которым из англичан редко кто владел. И она согласилась. Мэри-Луна и Диана-Гермиона этому почему-то жутко обрадовались. А Сент-Джон-Люциус, которого прежде было не застать дома, так как он проводил все свое время, посещая бедных и больных прихожан, стал проводить дома часы. С утра и до обеда он занимался с Гарриэт, затем отлучался на несколько часов, а по вечерам взял привычку сидеть у окна за письменным столом, заваленным бумагами и книгами, все время что-то читая или делая записи. Потом вдруг отрывался от книги или откладывал перо, опирался подбородком на ладонь и смотрел на девушек, которые что-нибудь делали вместе, и предавался каким-то мыслям, которые придавали особый блеск его глазам.
В один день сестры повели Гарриэт в мортонскую церковь послушать проповедь брата. Он был великолепен, Гарриэт потом попробовала точно описать свое впечатление от нее и не смогла: красноречие проповедника ошеломляла ум, а страстность заставляла сердце трепетать.
Миновал месяц. Мэри-Луна и Диана-Гермиона уезжали через три дня, а завтра Гарриэт запланировала переезд в Оакгроув. Доктор Себастиан Сомберли во время своего ежедневного визита, скрепя зубами, позволил пастору Риверсу навещать дважды в неделю по вечерам свою ученицу для занятий, и отбыл побыстрее к себе, чтобы случайно кого-то не покалечить. Целый месяц разлуки с молодой супругой очень плохо сказался на его и без того вспыльчивом характере. После ухода Северуса Сент-Джон-Люциус отвел Гарриэт в пустующую гостиную и сказал:
— Когда Мэри и Диана уедут, я вернусь в свой дом при церкви в Мортоне, Ханна переберется туда, и этот старый дом будет заперт. Вы знаете — я беден. Мой отец разорился и мне в наследство достался лишь этот ветшающий дом. Я ничтожен. Риверсы — древний род, но совершенно без средств. Я решил положиться на Господа, который сказал мне: «Встань, следуй за Мной!»
Эти слова Сент-Джон-Люциус произнес спокойным и глубоким голосом, храня бледность лица и блистая взглядом. Затем он продолжил:
— Не передумали ли вы на счет места учительницы в школе? Когда вы приступите к выполнению своих обязанностей?
— Не передумала. Немного подготовлюсь и открою школу на следующей неделе, надеюсь, вы сопроводите меня туда в первый визит?
— Отлично. Пусть будет так.
Утром Доктор Сомберли прислал за Гарриэт коляску с кучером, который погрузил в нее сундук девушки. Мэри-Луна и Диана-Гермиона даже прослезились, прощаясь с нею, утверждая, что за месяц всем им, даже их ледышке брату она стала как сестра. Сент-Джон-Люциус стоял тут же, кивая головой. И тут произошло кое-что неожиданное. Диана-Гермиона самая «живая» из всех воскликнула:
— Сент-Джон! Ты назвал Джейн своей третьей сестрой, а при прощании обходишься с ней иначе, чем с нами. Тебе следует поцеловать её!
И подтолкнула Гарриэт, которая упала на пасторскую грудь, а Сент-Джон-Люциус приобняв, потерявшую равновесие девушку, быстро наклонил голову, приблизив свое прекрасное лицо к ней (её просто везло на очень высоких мужчин!) Его глаза уставились в глаза Гарриэт, и он её поцеловал.
Ни мраморных, ни льдистых поцелуев между живыми не существует, однако этот поцелуй был именно таким. Гарриэт пришло в голову, что целый месяц Сент-Джон-Люциус опутывал её холодными оковами своего внимания, а этот поцелуй наложил печать, закрепляя их. Эти мысли отрезвили её от минутного замешательства. Отпрыгнув подальше от странно ведущего себя Риверса, Гарриэт быстро забралась в коляску, помахала еще раз всем, и, наконец, отправилась в дом к своему супругу, по которому ужасно скучала. Ехать было совсем недолго. Тут и пешком через поля было идти не более двадцати минут. Оакгроув стал виден спустя десять минут пути, а через пятнадцать Гарриэт попала в объятия Северуса, который до того нервно расхаживал перед домом.
— Что так долго! — вскрикнул он, помогая Гарриэт сойти из коляски на землю.
— Прощание несколько затянулось, — сказала девушка и неожиданно покраснела.
Она не чувствовала себя виноватой за поцелуй Риверса, но он её почему-то смущал.
— Дорогая? Не хочешь мне ничего рассказать?
— Во всём виновата Диана! Она сказала, что я теперь им как сестра, поэтому Сент-Джон должен попрощаться со мной, как сестрой. И, представляешь! Она толкнула меня, и я практически упала на него.
— И как же поступил наш благородный пастор?
— Как-как… Он поцеловал меня, но так, как, наверное, Снежная королева целовала Кая. Но какова Диана! Зачем она сделала это?
— Гарриэт, святая ты простота. Это был совершенно просчитанный ход. Диана увидела, что ты чем-то привлекла её брата и решила немного форсировать события пока сама она еще не уехала. Ты же читала книгу и в курсе, что Риверс собирается стать миссионером в Индии, а в тебе сестры видят вариант спасения их брата от этой идеи.
— Но в книге он был влюблен в Розамунду Оливер, а тут о ней все просто молчат, как будто еще и нет!
— Отчего же нет, очень даже есть. В конце следующего месяца она выходит замуж за мистера Грэнби, одного из самых родовитых и достойнейших жителей С… внука и наследника сэра Фредерика Грэнби. Об этом мне вчера сказал ее отец.
— Отец? Ты познакомился с мистером Оливером?
— А ты думала, чем я тут занимался весь месяц? Создавал себе положительную репутацию. Излечил Оливера от нескольких болезней, и теперь я любимый гость в Вейл-Холле.
— А зачем ты устроил эту свадьбу Розамунды? Кого теперь будет любить пастор Риверс?
— Гарриэт, придется мне тебя везде водить за руку. Ты совершенно не видишь очевидного в поведении людей. Да он с первого взгляда втрескался в тебя. И теперь не знает, что с этим делать. Видимо мысли о маленькой и сексуальной жене миссионера в своей постели не дают ему покоя, но он считает их промыслом дьявола и всячески избегает.
— В книге так и было, только он Джейн там не любил, а просто считал её подходящей для этой роли. Здесь почему-то вышло иначе.
— Возможно стоит мне стоит ему сказать, как твоему врачу, что ты со своим здоровьем протянешь в Индии от силы пару лет. И если он хочет стать убийцей, то тогда да, пусть женится на тебе.
— Какой ты жестокий!
— Почему это? Во-первых, это правда, а во-вторых, нечего пялиться на чужую жену!
Не знаю, что уж там сказал или внушил слугам в Оакгроув, но все они считали меня миссис Сомберли и потому никаких пересудов по поводу того, что мы спим вместе, не возникало.
Утром, только мы успели позавтракать, в дверях возник пастор Риверс и сказал, что готов сопроводить меня в школу. Северус выразил горячее желание присоединиться и велел заложить коляску, чтобы нам не идти пешком. Выражение лица Сент-Джона-Люциуса совершенно не изменилось, но судя по тому, каким взглядом он ожег хозяина дома, у него на это утро были такие планы, в которых ему места не было. Но причин отказываться тоже не было, потому они отправились втроём.
Под школу был выделен отремонтированный фермерский дом на одном из холмов вересковой пустоши, чьи внутренние помещения были переделаны под большой класс, прихожую и небольшой кабинет для учительницы. Рядом с ним находилась двухкомнатная пристройка, которая стала бы домом для Джейн Эйр, не вмешайся в сюжет профессор.
— В классе есть все необходимое для начала занятий, но если потребуется что-то еще — скажите мне, — проговорил Сент-Джон-Люциус, довольный тем, что Гарриэт благосклонно приняла спартанские условия работы, не капризничала, а лишь по-деловому все осматривала и задавала вопросы. — Трижды в неделю перед обедом я буду приходить и учить девушек катехезису*, составьте, пожалуйста, расписание так, чтобы дни наших с вами занятий хинди и дни уроков катехезиса не совпадали, — сказал пастор Риверс глядя в окно, за которым Северус, видимо, проверял действие каких-то чар, которые он только что наложил на школу. Поэтому он то делал два шага вперед через калитку, то два шага назад, на нее. Выглядело это, прямо скажем, очень странно, видимо, поэтому Сент-Джон-Люциус задал именно такой следующий вопрос:
— Джейн, вы не замечали за мистером Сомберли ничего странного?
— Да вроде нет. Но он же не только лечит больных, но еще и занимается наукой, а ученые они все немного странные.
Видимо такое объяснение немного успокоило пастора, и больше вопросов о Северусе он не задавал. Через два дня Сент-Джон-Люциус прибыл на первый урок хинди в Оакгроув и принес Гарриэт букет цветов.
— Сестры оставили, велели вам передать.
«Да, конечно. И поэтому они выглядят такими свежими, — подумала Гарриэт и с грустью посмотрела на пастора, — что же мне с вами делать-то ледышка Люцик?»
Затем начались занятия в школе. Девочки-ученицы были разных возрастов и из совсем простых семей. Когда они свыклись с учебой, то оказались просто умницами. Многие были приветливыми и услужливыми, а быстрота успехов казалась поразительной. Самых младших пришлось учить чтению и письму. Те, кто постарше уже умели читать и писать. Их Гарриэт обучала грамматике, географии и истории. Родители каждой из девочек посетили школу, чтобы посмотреть, куда ходят их дочери. Девушка со всеми нашла общий язык и потихоньку становлюсь общей любимицей. Гарриэт слушала из-за открытой двери, как пастор Риверс вел урок катехизиса, когда он его закончил и заметил еще одну неучтенную слушательницу, то сначала покраснел, а потом стал бледнее своего воротничка. Надел в прихожей свое пальто и вышел на улицу. Накинув шаль, Гарриэт выбежала за ним.
— Вы здоровы? — тревожно спросила она: все-таки пастор ходил по округе пешком, а сегодня утром был дождь и ветер, его вполне могло лихорадить.
— Я совершенно здоров, — ответил Сент-Джон-Люциус. — Как вам первые дни в школе? Работа оказался труднее, чем вы ожидали?
— О нет! Напротив, у меня чудесные ученицы.
— Я знаю, что вы способны на большее, и понимаю каково это совладать с желаниями и поступать наперекор собственной натуре, — произнес Сент-Джон-Люциус своим особым спокойным, но удивительно выразительным голосом, — год назад я был глубоко несчастен: мне казалось, я ошибся, приняв духовный сан. И вот в долгом мраке тщетной борьбы воссиял свет, и пришло облегчение. Придет оно и к вам.
Он произнес это пылко глядя на Гарриэт, а потом замолчал, перевел взгляд куда-то вдаль и вроде как ждал, что и девушка ему что-то скажет. Так они оба стояли в молчании спиной к тропке, которая вела к калитке через луг.
— Мне пора, до свидания, — произнес не дождавшись от Гарриэт никакой реакции, Сент-Джон-Люциус четко, с поклоном и пошел от калитки легкой походкой, размашисто пересекая луг и твердо шагая, ни разу не оглянувшись.
— И почему ты тут стоишь раздетая? — раздался недовольный голос Северуса, который приехал забрать Гарриэт домой, потом посмотрел в сторону, куда ранее смотрела его жена, и увидел там удаляющуюся фигуру Риверса.
— Надо что-то с этим делать, ты не находишь?
— Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Он ни сказал мне ни одного слова, и не сделал ни одного действия, которые бы говорили о его симпатии ко мне. Просто такова его натура.
Северус в ответ только скептически покачал головой.
Время бежало быстро. Начался уже декабрь. Как-то после одного из уроков хинди, Сент-Джон-Люциус перекладывал на столе тетради Гарриэт с записями, меж которых случайно затесался простой лист бумаги, и что-то очень сильно в нем привлекло внимание пастора. Он резко схватил этот лист, поднеся один из его краёв прямо к глазам. Затем с неописуемо странным и совершенно непостижимым выражением посмотрел на девушку, словно анализируя каждую особенность фигуры и лица, быстрым как молния взором. Рот его приоткрылся, будто он хотел что-то сказать, но фраза замерла у него на губах непроизнесенной.
— Что случилось? — спросила Гарриэт.
— Совершенно ничего, — последовал ответ, и девушка увидела, как, водворяя лист на место, Риверс ловко оторвал от него узкую полоску, которая исчезла в его кармане, после чего он сказал только короткое «до свидания», он исчез.
Гарриэт хотела рассказать об этом Северусу, но вспомнила, что там увидел Сент-Джон-Люциус — она написала там свое настоящее имя. Это было точно по сюжету, по сюжету же начался настоящий снегопад, который продолжался весь вечер, всю ночь, и не прекратился и утром. Гарриэт понимала, что в такую погоду никто из девушек просто не доберется до школы, но сказала мужу, что на всякий случай аппарирует туда, чтобы никто не замерз поз запертыми дверями, если вдруг окажется там. В школе Гарриэт закрыла ставни, и растопила очаг, чтобы просидеть там как минимум час и убедиться, что никто не застрял в тех непроходимых сугробах, что окружали школу.
Вдруг послышался шум: в отворившейся двери из снежных вихрей появился Сент-Джон-Люциус и остановился перед девушкой. Пальто, облегавшее его высокую фигуру, было покрыто блестящей ледяной коркой. Гарриэт совсем растерялась, так мало она ожидала, что кто-то может добраться сюда через погребенную в сугробах долину.
— Вы с ума сошли? — воскликнула она. — Или что-то случилось?
— Нет. Как легко вы пугаетесь! — ответил Сент-Джон-Люциус, сняв пальто и стряхнув снег с сапог. — Я тут вам напачкаю, вы должны на этот раз извинить меня, — сказал он. — Добраться сюда было очень нелегко. Один раз я увяз в сугробе по пояс. К счастью, снег еще совсем мягкий.
— Но зачем вы пришли? — спросила Гарриэт, — меня вообще здесь могло не быть в такую-то погоду!
— Не слишком радушный вопрос, обращенный к гостю, но, раз уж вы его задали, я отвечу: я был уверен, что вы каким-нибудь способом обязательно придете проверить, не стоят ли под дверями замёрзшие ученицы. Это в вашем стиле. Представьте, что я просто захотел немножко поболтать с вами так, чтобы нас никто не слышал и не прерывал.
Гарриэт показалось, что пастор слегка навеселе. А потом она вспомнила, что по книге он пришел рассказать её правду о ней самой, и стала смотреть на него, с огорчением заметив, насколько он неважно выглядел: Риверс заметно похудел, а его лицо его осунулось. Рука, на которую он оперся головой, столь же исхудала, как и лицо. На девушку нахлынула жалость, и она сказала:
— Если бы Диана или Мэри поселились с вами! Так нехорошо, что вы совсем один, и легкомысленно пренебрегаете своим здоровьем.
— Я пренебрегаю здоровьем? — задумчиво проговорил Риверс. — Забудьте, я пришел говорить не обо мне. Я расскажу вам одну историю. Двадцать лет назад бедный священник, еще не получивший прихода — фамилия его пока не важна, — влюбился в дочь богатого человека, она влюбилась в него и вышла за него замуж вопреки возражениям всех своих близких, которые поэтому отреклись от нее сразу после свадьбы. Не прошло и двух лет, как оба опрометчивых супруга сошли в могилу и упокоились рядом под одной плитой. Они оставили дочь, которую в самую минуту ее рождения приняла в объятия милость ближних — столь же холодная, как сугробы, в которых я чуть было, не увяз нынче вечером. Милость ближних водворила беспомощную малютку в дом богатых родственников ее матери. Тетку звали (теперь я дохожу до имен) миссис Рид, и она жила в поместье Гейтсхед…
И далее он продолжил рассказывать Гарриэт её собственную историю, дойдя то дня несостоявшейся свадьбы.
— Она покинула Торнфилд-Холл ночью. Все поиски оказались тщетными. Окрестности были обысканы, но так ничего и не выяснилось. Однако найти ее нужно было весьма настоятельно: объявления поместили во все газеты. Сам я получил письмо от некоего мистера Бригса, нотариуса, с изложением подробностей, которые я только что сообщил вам. Ведь, правда, удивительная история?
— Неплохая, — ответила Гарриэт. — А почему мистер Бригс написал вам, разыскивая ту гувернантку?
Сент-Джон-Люциус неторопливо достал бумажник и извлек из него мятый клочок бумаги, на котором явно оторванный второпях на котором Гарриэт прочла написанные ею два слова «Джейн Эйр».
— Бригс написал мне о некой Джейн Эйр, — сказал он. — Объявления адресовались некой Джейн Эйр. Мне же была известна Джейн Эллиот, хотя некоторые подозрения у меня и появились. Однако лишь вчера они превратились в уверенность. Вы признаете, что это ваша настоящая фамилия, и отказываетесь от вымышленной?
— Да! А теперь скажите, зачем Бригс разыскивал меня?
— Всего лишь сообщить вам, что ваш дядя, мистер Эйр, проживавший на Мадейре, скончался, что он оставил свое имущество вам и что вы теперь богаты. Только это, и ничего более.
— Я? Богата?
— Да, вы богаты. И очень. Все свое состояние дядя вложил в английские ценные бумаги. Оно оценивается в двадцать тысяч фунтов. Завещание и все необходимые документы у Бригса.
— Допустим. Мне только непонятно, — тут Гарриэт встала и подошла к стулу, на котором сидел пастор Риверс, и нависла над сидящим высоким мужчиной своим маленьким ростом, — с чего это мистеру Бригсу писать обо мне именно вам? Отвечайте, живо!
— О, я же священник.
— Нет! Это не объяснение!
— В другой раз.
— Нет, сегодня! Сейчас же! Вы не выйдете отсюда, пока не расскажете мне все!
— Ну, хорошо. Я уступаю вашей настойчивости: так капля точит камень. Вас зовут Джейн Эйр?
— Да.
— Мое полное имя Сент-Джон Эйр Риверс. Фамилия моей матери была Эйр. У нее было два брата: священник, который женился на мисс Джейн Рид, дочери владельца Гейтсхеда, и второй, Джон Эйр, негоциант, до своей кончины проживавший в Фуншале на Мадейре. Мистер Бригс, поверенный мистера Эйра, в августе написал нам, извещая о кончине дяди и о том, что он оставил все свое состояние осиротевшей дочери своего брата, священника, не упомянув о нас из-за давней ссоры между ним и моим отцом, которого он так и не простил. Несколько недель спустя мистер Бригс написал снова, сообщая, что наследница исчезла, и, спрашивая, нет ли у нас каких-либо сведений о ней. Фамилия, машинально написанная на листе бумаги, подсказала мне ответ. Остальное вам известно.
— Ваша мать была сестрой моего отца?
— Да.
— Значит, вы мой двоюродный брат, а Диана и Мэри — мои двоюродные сестры?
— Да, вы наша кузина.
— Вот и отлично, тогда разделим состояние на четверых. Вы согласны, что разделить эти деньги будет справедливо?
— Да, я вижу, что некоторая справедливость в этом есть.
— Можете спорить и возражать хоть целый год, я не откажусь от этой идеи.
— Вы просто не представляете себе, какое положение двадцать тысяч фунтов помогут вам занять…
— Это не имеет значение. Важно только то, что теперь у меня есть семья, которой никогда не было! Вы же не против того, чтобы признать меня и принять в свой семейный круг?
— Джейн, я буду вашим братом, мои сестры будут вашими сестрами и без раздела наследства.
— Братом? Сестрами? Я — богачка, по шею в золоте, которого не заработала и не заслужила! Вы трое — без единого пенни! Великолепное равенство и родственные узы! Тесный союз! Нежная привязанность!
— А школа, мисс Эйр? Полагаю, ее придется закрыть?
— Нет, я буду исполнять свои обязанности, пока вы не подыщете мне замену. Он одобрительно улыбнулся, и приобнял девушку.
— А что здесь происходит? — раздался слишком мягкий для того, чтобы казаться спокойным голос Снейпа.
— Представляешь, Сент-Джон оказался моим братом!
— Братом? Какая приятная неожиданность! Значит, теперь с вами я буду договариваться о свадьбе?
— Какой свадьбе? — мгновенно сник только что улыбавшийся пастор Риверс.
— Обыкновенной! Я сделал предложение мисс Джейн, и она приняла его, согласившись, стать моей женой.
— Этого не может быть! — воскликнул побледневший Сент-Джон-Люциус.
— И почему же? — заинтересованно спросил Северус.
— Да потому, что я сам хочу жениться на Джейн!
— Ну, мало ли кто чего хочет, — фыркнул Снейп, — надо было не хинди девочке голову засорять, а другим заниматься.
— Джейн! Ты не можешь выйти за него замуж, ты предназначена мне! Господь привел тебя в мой дом праведною дорогою из нечестивого дома! Я не даю своего согласия на ваш брак! — выкрикнул пастор Риверс, натянул свое подсохшее пальто и выбежал на улицу, где так удачно прекратилась метель.
— Доволен? Довел человека. А если он сейчас в сугробе каком-нибудь завязнет и замерзнет там насмерть?
— Я проверю его местонахождение через пару часов. Все же он назвал меня Господом, ведь это я организовал твою доставку прямо в их дом.
Гарриэт написала письмо мистеру Бригсу, сообщив место своего проживания. Северус взялся отвести его на почту в Мортон самолично, и вернулся с каким-то странным выражением лица.
— Что-то случилось? — разволновалась Гарриэт.
— Не хотел тебе говорить, но никуда не денешься. Вот письмо от моего поверенного, прочти.
В письме говорилось о пожаре, произошедшем в Торнфилде, и о смерти миссис Рочестер.
— И что же теперь будет? — испугалась Гарриэт. — Ты должен же был быть в ту ночь там! А потом… Теперь нет никакого потом! Мы, что навсегда тут останемся?
— Тшшш, не волнуйся. Нам нужно как можно скорее пожениться. Когда я отвез тебя сюда из Торнфилда, ты теряла несколько раз сознание, я тогда подумал о возможной беременности, но это была анемия. За несколько месяцев нашей спокойной жизни в Оакгроув твой организм, наконец, пришел в норму, я сканировал тебя, когда ты спала, чтобы лишний раз не волновать. Вчера чары показали, что ты беременна.
— Я беременна? О Мерлин, я беременна!
— Потом об этом подумаешь, лучше скажи: что считается счастливым финалом романтических историй?
— Свадьба?
— Именно! Пиши своим сестрам, пусть бросают там свою работу и возвращаются, а я поговорю с Люциком.
Надо отдать должное выдержке и хладнокровию Сент-Джона-Люциуса, на урок хинди он явился, как ни в чем не бывало, но, прямо по приходу, Северус пригласил его к себе в кабинет, а Гарриэт осталась подслушивать за дверью.
— Мистер Риверс, я щадил вашу тонкую натуру пастора, не просвещая в подробности нашей с Джейн жизни. Как вы правильно заметили и часто мне об этом напоминаете, это поместье я приобрел недавно. Но вы не знаете главного — куплено оно было не Себастианом Сомберли, а Эдвардом Фэйрфаксом Рочестером. Да-да, тем самым нечестивцем из чьего дома сбежала Джейн. Не забивайте себе голову, как и почему это все случилось, знайте одно. Я получил письмо от своего поверенного о смерти супруги и ничто теперь не мешает нам с Джейн соединиться в счастливом браке.
— Получается, что у меня с самого начала не было шансов? — последовал холодный вопрос.
— Ни единого. Наши судьбы с Джейн переплетены высшими силами, тем более она уже носит мое дитя. Нам требуется срочная свадьба. Мы хотели бы просить вас, как брата невесты, соединить нас перед богом и людьми.
— Разумеется, — сказал он совершенно убитым голосом, — я пастор, я сделаю это.
— Да стой ты, Сент-Джон, смотри не меня. Забудь про миссионерство. Найди в Мортоне хорошую девушку и женись. Нарожай детей, выдай замуж сестер, живи и будь счастлив!
— Ох, что-то мне нехорошо.
— Присядьте мистер Риверс. Вот так. Скоро приедут ваши сестры, а пока позвольте нам позаботится о вас. Вы вообще едите? Смотрите, как отощали, это не дело. Гарриэт!
— Да, дорогой!
— Я уложу мистера Риверса в гостевой комнате. Он плохо себя чувствует. Скажи, пусть ему подадут чашку горячего бульона и сэндвичи.
Северус подхватил несчастного пастора на руки, как девушку, но тот был так ошарашен всем происходящим, что даже не сопротивлялся. Когда Гарриэт принесла ему поднос с едой, он сидел в подушках наряженный в ночную рубашку Северуса и грустно улыбнулся вошедшей девушке.
— Пока вы не наберете фунтов пять веса я вас, любезный мой брат, не выпущу из этой постели. Диана и Мэри испугаются, когда увидят вас таким.
— Я неудачник.
— С чего бы это? Вы, Сент-Джон, особенный человек. Умный, образованный, полный высоких идей. Нахватает самой малости — нужно влюбиться в хорошую девушку.
— Думаете?
— Уверена! Скажу Мэри и Диане, чтобы летом отвезли вас к тёплому морю, куда-нибудь в Италию или Испанию. Вам нужно растопить весь тот внутренний лед, что вы сами себе наморозили.
Через две недели приехали Мэри-Луна и Диана-Гермиона, только тогда Северус и Гарриэт отпустили Сент-Джона-Люциуса, чтобы он переехал в Марш-Энд. Гарриэт навестила сестер через пару дней и попала на серьезный разговор с Дианой-Гермионой, а Мэри-Луна тихонько присутствовала при этом.
— Джейн, когда я уезжала я видела, что мой брат строил какие-то планы, касающиеся тебя. Он отличал тебя таким вниманием и интересом, какого никогда ни к кому не проявлял. Я думала, что он полюбил тебя, Джейн. Я ошиблась?
— Я бы не назвала это чувство любовью.
— Тогда почему его глаза все время были на тебе? Почему он проводил столько времени с тобой и почти не отпускает от себя? Мы с Мэри обе решили, что он хочет жениться на тебе, и что тогда он бросит свои идеи о миссионерстве и останется в Англии.
— В целом да. У него было ко мне определенное чувство, и он хотел сделать мне предложение, но не для того, чтобы остаться тут, а с целью найти достойную супругу для общей миссионерской деятельности.
— Может быть, ты ошиблась? Или… О нет! Ты его не любишь, да Джейн?
— Не как мужа.
— Но ведь он очень красив.
— Зато я нет. Сент-Джон — хороший человек, он обязательно найдет ту, с которой будет счастлив. И мне кажется с миссионерством еще далеко не все решено.
— Хотела бы я, чтобы это было правдой!
— Так и будет! А теперь моя новость — я выхожу замуж!
— За кого???
— За доктора Сомберли, который на самом деле никакой не доктор и даже не Сомберли, но это длинная история… Хотите её услышать?
Спустя два часа и два чайника чаю, вдоволь наревевшись и наобнимавшись сестры решили, что против судьбы не пойдешь, а брат еще найдет свое счастье с другой.
Через две недели состоялась свадьба. Сент-Джон-Люциус вел её с удивительно благостным и просветленным лицом. Гарриэт надела кольцо на палец Северуса, волнуясь и дрожа, а он свое — уверенно. После чего поцеловал жену и в этот момент они оба снова куда-то провалились.
Когда темнота перед глазами прошла, Гарриэт обнаружила себя стоящей в объятиях профессора в своей зельеварне рядом с котелком того самого Зелья романтических историй, которое еще не успело толком остыть.
Первым заклинанием, которое произвел профессор, полностью придя в себя, был темпус, указавший, что сейчас действительно все тот же день и час, когда Гарриэт приняла то зелье. Вторым заклинанием были медицинские диагностические чары, показавшие нормально развивающуюся беременность у Гарриэт. После чего Северус вздохнул, и крепко прижал свою маленькую жену к себе.
— Кому первому расскажем? — спросила Гарриэт.
— Только не Люциусу, он мне так надоел там, что, боюсь, я не скоро захочу его увидеть тут.
— Может, тогда куда-нибудь уедем? На теплое море?
— Неплохая идея, только пообещай больше никогда не пить зелий, эффекта которых ты не знаешь.
— Скажи, что еще тебе не понравилось?
— Не скажу, но кто знает, что ты сваришь в следующий раз?
Примечания:
Англиканский Катехизис — одна из символических книг англиканской церкви, появился в 1549 году при Эдуарде VI-м. Разделяется на 4 части: в первой излагается учение о вере, во второй о заповедях Божиих, в третьей о молитве и в четвертой о таинствах.