Сириус больше не просил прощения, но так и оставался у ног своего крестника и оттуда смотрел на Корвуса. Гарри продолжал перебирать его волосы, и это было Сириусу очень приятно ощущать. Так много времени прошло с тех пор, как кто-то к нему прикасался. Да, во время медицинских манипуляций его трогали целители и медиведьмы в больнице Святого Мунго, а еще тюремные надзиратели в Азкабане. Блэка ошеломило осознание того, что Гарри был первым человеком, который прикоснулся к нему за долгие годы. Однако это не мешало ему стремиться прояснить ситуацию.
— Вы уверены, что не хотите продолжать жить в отрицании очевидного, мистер Блэк? — спросил Корвус. Он обращался к Сириусу официально, так как он не давал разрешения использовать свое имя. Хотя он мог бы сослаться на то, что был хорошим другом Блэков и был даже на его крестинах, и тогда Орион и Вальбурга формально разрешили использовать в разговоре имя их первенца, так как именовать грудного младенца среди близких «мистером Блэком» было уж слишком претенциозно.
Сириус нахмурился, отвернулся от Лестрейнджа и посмотрел на Гарри. В этих словах больше подразумевалось, чем было сказано. Сириус понял, что именно сейчас рискует навсегда потерять Гарри. Гарри, который был его крестником, единственный, кто у него остался. Джеймс и Лили погибли, Петтигрю — предатель, а Ремус предал его и Гарри своим бездействием, а значит, и Лили с Джеймсом тоже. Блэк облизнул губы, пересохшие и находившиеся до сих пор в ужасном состоянии после тюрьмы, в этом была виновата соленая вода.
— Мне нужно знать, как вы оказались вместе, — проговорил Сириус, мрачно глядя на Корвуса. Он должен был выяснить, как его крестник связался с Корвусом Лестрейнджем, почему разрешил собой манипулировать.
— Хорошо, раз вы этого желаете, то мы вам расскажем, — согласился Корвус и добавил особым тоном завуалированное предупреждение для Сириуса: — Предлагаю вам вернуться на ваше место, чтобы мы могли продолжить наш дружеский разговор.
Гарри сразу все понял и едва ухмылку, хитрый маленький засранец, так его позабавили скрытые угрозы Корвуса. Он встал, чтобы помочь Сириусу подняться, но волшебник ухватился за край кресла и с помощью него оказался на ногах. Уже зная, насколько хрупким был его крестник, он не хотел причинить ему боль даже случайно.
Как только Сириус устроился на своем месте, он взял свой кофе. Его тепло было прекрасным, и он пил его, согреться изнутри. Он ни разу не пил кофе или чай до Азкабана. А теперь наслаждался ими.
— Итак, когда именно вы познакомились?
Корвус почувствовал, как лёгкая улыбка появилась на его губах при взгляде на Гарри. Именно его действия свели их вместе. По правде говоря, он уже стал забывать о Контракте, как причине их знакомства. Лестрейндж выгнул бровь в молчаливом вопросе к своему подопечному: хочет ли Гарри начать рассказ или это должен сделать он? В конце концов, он был здесь по желанию Гарри, чтобы помочь ему, когда он этого захочет, подставить плечо, когда он в этом будет нуждаться.
— Я получил письмо о зачислении в Хогвартс, но не сразу. Несколько дней дядя Вернон делал все, чтобы оно не попало мне в руки. Он пытался разрывать все, что приходили, но это не помогало, затем он стал их поджигать. Но новые письма продолжали приходить. В конце концов, он решил уехать из дома. В отеле, где мы остановились на ночь, утром для меня был целый мешок писем. Тогда Вернон Дурсль, решил, что я буду недоступен для волшебной почты в лачугу посреди океана. Это были забавные несколько дней, несмотря на постоянные жалобы Дадли, — закончил Гарри задумчиво.
Корвус слушал так же внимательно, как и Сириус, не менее удивленный услышанным. Гарри ему этого не рассказывал. Что это была за ненормальная история с письмами? Стоило расследовать, как это могло произойти.
— И что? В лачугу снова совы приносили письма? — задал вопрос Сириус, тот же, что и хотел озвучить сам Корвус.
— Нет, покачал головой Гарри. — Туда прибыл кое-кто другой, чтобы передать мне письмо из рук в руки. Это был Рубеус Хагрид, тогдашний хранитель ключей Хогвартса.
— Подожди, они прислали Хагрида? — уточнил Сириус, совершенно сбитый с толку мыслью, что кому-то пришло в голову отправлять к Гарри полувеликана. — Хагрида?
— Да, я впервые узнал о том, что существует волшебный мир от Хагрида, любимца Дамблдора и его верного сторонника и защитника. — Но он был ко мне добр, — сказал Гарри, — даже испек мне праздничный пирог, первый в моей жизни. Затем мы отправились в Лондон, где попали в Гринготтс. И всю дорогу Хагрид рассказывал мне, какой хороший и замечательный волшебник Альбус Дамблдор. Но я совсем недоверчив, чтобы верить всему, что мне рассказывают, — признался Гарри.
— После того, через что ты прошел, это нормально, — твердо заявил Корвус. — На то, чтобы научиться доверять другим, могут уйти годы. Но у тебя уже есть значительный прогресс в этом отношении.
Сириус онемел от удивления. Он собирался возразить, что нельзя жить, не доверяя никому, как сказал ему целитель. Но теперь он собирался просто молча радоваться, что входит в круг доверия Гарри.
— Я знаю, — сказал Гарри, мягко и нежно улыбнувшись Корвусу.
Сириус уставился на них, переводя взгляды с одного на другого. Их чувства, определенно, выглядели подлинными. Но было ли это искреннее со стороны Корвуса, или тот искусно притворялся, ради продуманной им игры в будущем? То, что он узнал о Дамблдоре. Правда, о предательстве Ремуса. Все это повлияло на Сириуса. Мерлин, его мать была права, если кто-то что-то дает, то всегда захочет что-то для себя. Ничего, абсолютно ничего в жизни не было бесплатно.
— Мне стало интересно, почему Хагрид все время говорил и говорил мне о человеке, с которым я не был знаком. «Дамблдор — великий человек!» постоянно повторял он мне, — продолжил Гарри.
— Хагрид такой: рассеянный, неспособный хранить секреты и верный до мозга костей Дамблдору. Он бы сделал все, о чем его попросил Альбус, — сказал Сириус. — Интересно, где он сейчас?
— Он купил мне мой первый подарок в сознательной жизни, я никогда этого не забуду, — сказал Гарри с искренней улыбкой. — Это Хедвиг, моя сова.
— Полярная сова, — уточнил Корвус, так как это была довольно дорогая и редкая птица. Каким бы ни был Хагрид, но он не поскупился, делая мальчику подарок.
— Она мой друг и мой фамильяр, — заявил Гарри. Он разговаривал с ней почти каждый день в обязательном порядке. Дома это было легче, так как у нее был свой насест в комнате мальчика.
Жалость сдавила горло Сириуса, драклова сова была первым «другом» его крестника, яйца Мерлина, через что ему пришлось пройти, если у него не было ни одного друга до одиннадцатилетия? Блэк закрыл глаза и резко вдохнул, начиная осознавать, насколько одиноким был Гарри. У него самого были друзья и до Хогвартса, и в школе.
Губы Корвуса дернулись, наблюдая, как Гарри играет на чувствах Сириуса Блэка, как на скрипке. Каждое слово было сказано тогда и так, как было лучше всего. Рассказ вызывал у Сириуса жалость, гнев и ярость, приближал его к мысли, что нужно согласиться со всем, чтобы быть с ним вместе. Гарри не любил рассказывать о себе, тем более не делал этого, чтобы заставлять кого-то жалеть. Сейчас он действовал на благо Блэка.
— После того, как я взял деньги в хранилище, мы вернулись наверх и управляющий делами Поттеров хотел поговорить со мной, но Хагрид был не согласен с этим и настаивал, что нам нужно уйти из банка для покупки школьных принадлежностей.
Сириус напрягся, его серые глаза вспыхнули: никто не имел права вмешиваться в управление собственностью Гарри. Внимательно наблюдая за крестником, Блэк пытался понять, насколько ребенок изменился при таком детстве, где ему приходилось делать всякое, чтобы обезопасить себя, да чтобы просто выжить. То, что Гарри делал сейчас, это тоже было ради него самого? Для выгоды Гарри? В конце концов, Сириус раньше был наследником рода Блэк. Он мог быть каким угодно, но не тупым!
— Я настоял на своем, пошел с гоблинами и узнал о своем наследстве. Я также узнал, что Дамблдор был моим магическим опекуном. Вот тогда я действительно начал задаваться вопросом, что, дракл побери, происходит? Я поинтересовался, могу ли получить эмансипацию, но гоблины сказали мне, что Дамблдор имеет большое влияние в Министерстве, и я не смогу не получить и избавиться от жизни у Дурслей, так как этого желает Дамблдор.
Губы Сириуса скривились, глаза вспыхнули яростью, он мысленно проклял Дамблдора и отправил его в ад. Как он смел так играть с жизнью его крестника? Лили и Джеймс давно переворачивались в гробах! Последнее, чего бы они хотели: вот такой жизни для их сына.
— Я умолял гоблинов о помощи, и они пообещали сделать все возможное, чтобы придумать, как помочь мне, — сказал Гарри. — Попросили подождать несколько дней и пообещали связаться со мной и рассказать смогли они что-то сделать или нет. Через два дня у них был ответ для меня.
— Ученичество? — спросил Сириус, наклонившись вперед. Он перебирал в уме возможные варианты.
— Это было невозможно, мистер Блэк. Для получения ученичества в несовершеннолетнем возрасте нужна подпись родителей или опекунов, — ответил Корвус. — Магловские опекуны, возможно, добровольно подписали бы такой документ, но, Дамблдор точно нет. Вот почему гоблины не пошли по этому пути. Они хотели найти надежный способ, гарантирующий, что Гарри навсегда выйдет из-под контроля Дамблдора.
Сириус кивнул, да, он смутно помнил, что сам собирался пойти в ученики, просто чтобы выбраться из особняка Блэков. Не то чтобы его родители не хотели одобрять его ученичество, но ему было трудно с ними. Он был подростком, раздвигавшим принятые границы, и ни один из его родителей не мог с этим смириться. Их жизнь была наполнена гневом с обеих сторон, с вещами, за которые ни одна из сторон не хотела извиняться.
В конце концов, Блэки были упрямы до мозга костей.
— Да, я помню, — пробормотал он, резко вдыхая, напрягаясь от мысли, понравится ли ему то, что он услышит дальше. — Итак, что нашли гоблины?
Сириус сам не смог придумать ничего другого, что могло бы вывести Гарри из-под контроля Дамблдора. Его руки сжались в кулаки при одной мысли о Дамблдоре. Он хотел обрушить град ударов на лицо старого ублюдка. Он бы бил его до тех пор, пока от него не осталось бы ничего, кроме запекшейся крови и сломанных костей. Такие желания Сириус обычно держал под замком. Он знал, что это неправильно, что люди осудят его за такие его мысли. По крайней мере, так он всегда предполагал.
— Они нашли контракт, — тихо пробормотал Гарри, потирая голову. Почему-то он впал почти в такое же состояние, как тогда, когда получил удар голове сковородкой Петуньи. Было больно, и он чувствовал себя странно в течение нескольких дней, как будто тонул и пытался выкарабкаться на поверхность.
Глаза Корвуса холодно вспыхнули, когда он заметил соответствующее выражение лица у его подопечного. Было очевидно, что Гарри даже не осознавал, что он сейчас делает. Сириус сосредоточился, его губы сжались в твердую линию, а серые глаза яростно заблестели.
— Что за контракт? — спросил Блэк, не понимая, почему его крестник напряженный и настороженный. Что за контракт он подписал, который помог ему вырвался из-под контроля Дамблдора? С контрактами нельзя шутить! Почему Гарри боялся сказать ему о контракте?
— Это был помолвочный Контракт, — сообщил Корвус, и его глаза сияли от гордости.
— Джеймс или Лили не могли заключить помолвочный контракт! — Сириус задохнулся от возмущения. Этого просто не могло быть, он их знал. Джеймс не одобрял это дерьмо, его родители не сделали такого для него! Джеймс не поступил бы так со своим сыном, да и Лили не позволила бы ему.
— К счастью твоего крестника, это сделала Дорея, — сообщил Корвус.
Блэк был слишком озлоблен прошлым, осуждая людей по нему, и при этом сам он не хотел, чтобы другие осуждали его за сделанное им. Лицемерие во всей красе.
— Ни за что! Она же не поступила так с Джеймсом, — Сириус был сбит с толку. — Или она это сделала?
— Контракт не был написан специально для конкретного Поттера. Дорея и я подписали его вскоре после того, как стали возглавили свои рода. Дорея вышла замуж за Карлуса и стала леди Поттер, в то время как я стал лордом после безвременной кончины своего отца. Мы были молоды, оба с оптимизмом смотрели в будущее.
Дыхание Сириуса сбилось, как он и подозревал, контракт касался только Поттера и Лестрейнджа.
— Пожалуйста, скажите мне, что вы не обручены с моим двенадцатилетним крестником, — жалобно произнес Сириус, чью спину пронзила дрожь. Он почти не мог дышать. Это не было противозаконно, но было отвратительно. Корвусу Лестрейнджу было… сколько? Лет семьдесят?
— Это было бы возможно, будь я лет на сорок моложе, и не повстречай свою прекрасную супругу, — усмехнулся Корвус, удивленный выражением явного отвращения на лице Блэка. — Гарри когда-нибудь станет для кого-то замечательным мужем.
Услышав это, Сириус было успокоился, но затем пришло осознание, и он проговорил с отвращением: — Рабастан. Возможен только один другой Лестрейндж.
— Осторожнее, мистер Блэк! Я не потерплю, чтобы о моих сыновьях говорили с таким лицом, — прошипел Корвус, источая ярость, но при этом оставаясь неподвижным, как скала.
Сириус напрягся от явной угрозы, и заметил, что и Гарри на него злится тоже.
— Ты хоть сказал тогда моему крестнику, с кем он собирался обручиться? Ты предупредил его, как эта связь он будет воспринята в волшебном мире?
— Треркс и Грипхук все рассказали мне, — твердо заявил Гарри. — Они оповестили меня, за что Рабастан и Родольфус оказались в Азкабане. О том, какое мнение будет у общественности, если наша тайна станет известна. Что еще более важно, сам Корвус еще раз рассказал все это мне, и спросил, понимаю ли я на что иду. Принимаю ли правильное решение. Ты предпочел бы, чтобы я оставался каждое лето у Дурслей, Сириус? Мне оставался бы всего один год жизни, если, конечно, Дурсли не прикончили бы меня раньше. Я жив потому, что Корвус заставил меня лечиться у целителя, сам бы я никогда не пошел к нему.
Глаза Корвуса закрылись. Это было правдой, ему пришлось ужасно постараться, чтобы заставить Гарри согласиться увидеться с Миллисент. С тех пор он каждый день благодарил Мерлина за то, что был полон решимости довести дело до конца. Отчет Миллисент и ее прогноз были очень отрезвляющими, и это было еще до того, как он успел так сильно привязался к Гарри.
— Ты… ты действительно доволен этой жизнью, которую ты выбрал? — спросил Сириус, оценивая реакцию крестника, используя уроки, которые давал ему отец, когда готовил из него будущего лорда Блэка. У него было столько сказать о Лестрейнджах, но Гарри, похоже, не даст произнести ни слова о них.
— Да, — без колебаний ответил Гарри, глядя прямо на Сириуса. Он был в ужасе от мысли, что его может больше не быть в жизни Лестрейнджей. Гарри не знал, каково это любить отца, но он мог уже представить это по очень большой любви, которую он испытывал к Корвусу. Тому, кто баловал его, заботился о нем, воспитывал его, защищал его. Корвус научил его всему, что ему нужно было знать, для того, чтобы вписаться в волшебное общество. Это то, что должен был сделал родитель, Корвус заставлял его чувствовать себя нужным, счастливым, писал ему каждый вечер и виделся с ним каждую субботу.
Что касается чувств, которые он испытывал к Родольфусу, то он полюбил и его, сварливого, резковатого старшего брата.
Что касается Рабастана… Чувства Гарри к своему жениху были другими. Он не мог понять, что именно отличало их. Ему хотелось защитить его от всего мира, от опасностей, от бед. Завернуть его в теплый уютный плед и кормить.
Хотя братья выглядели очень похожими по внешности, они были разными по натуре. Родольфус был силой и мощью, заявляя всем своим видом: «Я убью тебя, если ты меня разозлишь» и, давая понять, что не будет терпеть чье-либо дерьмо. Рабастан был другим: более мягким, менее раздражительным. Возможно, это было связано с тем, что у него не было такой супруги как Беллатрикс.
По сравнению с тем, что Гарри чувствовал к Лестрейнджам, его чувства к Сириусу были незначительными. Он предпочел бы их Сириусу в любой момент своей жизни. Это не значит, что он не заботится о Сириусе. Заботится, но по-своему, не так сильно. Теперь, когда правда известна и тот факт, что Сириус не может попытаться потребовать опеку над ним, может быть, он будет относиться к нему еще лучше.
Это произойдет только в том случае, если признает наличие в жизни Гарри Корвуса, Рудольфа и Рабастана.
— Он мой ровесник, — сказал Сириус.
— Вы оба потеряли по десять лет своей жизни в Азкабане, — мягко ответил ему Гарри, наклоняясь вперед. — Тебе был всего двадцать один год. Ни у кого из вас не было шанса пожить нормальной жизнью. Была война, а некоторые вещи они не такие, какими кажутся. Взять тебя. Ты же не был виновен в том, за что попал в Азкабан…
— Ты не серьезно, не так ли? Ты думаешь, что они невиновны?! — Сириус громко расхохотался. — Это то, что они тебе сказали? Вот почему ты так защищаешь их?
Гарри встал, сердито сверкнув зелеными глазами.
— Я думаю, мне пора идти. Независимо от того, что вы о них думаете, я люблю их! Я не собираюсь выслушивать ни одного слова из того, что вы собираетесь сказать. Не думаю, что тогда, когда сражались, вы никого не убили. В моих глазах и в глазах общества вы ничем не лучше. Если вы не можете принять мое отношение к Лестрейнджам, то прошу вас более ко мне не обращаться. Я не хочу слышать ничего из этого! — Гарри боролся с собой, чтобы не расплакаться.
— Гарри, я… — Сириус в ужасе уставился на своего крестника, недоумевая, что, Морриган, происходит.
— Достаточно, мистер Блэк, — тут же возразил Корвус.
Он был зол. В ушах все еще звенело от яростной речи Гарри. Им нужно будет разобраться с этой маленькой вспышкой. Встав, Лестрейндж прижал руку к плечу Гарри, который стоял, делая небольшие вдохи, пытаясь справиться со своим разочарованием.
— Я думаю, вам, мистер Блэк, стоит сейчас промолчать, и подумать о том, чего вы хотите в жизни. Важнее ли ваше жалкое детское предубеждение твоего присутствия в жизни крестника.
— Гарри, я не всерьез! Я просто, я завидую, и действительно предубежден, но я исправлюсь! Обещаю! — запаниковал Сириус, в отчаянии от мысли, что может потерять своего крестника. Гарри был всем, что у него осталось. Он уже потерял друзей и десять лет своей жизни, он не мог потерять больше. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал, пожалуйста?
— Сириус, ты не можешь жить, стремясь постоянно радовать других, — жестко сказал Гарри, все еще злясь на Блэка и чувствуя себя опустошенным. — В первую очередь тебе нужно думать о себе. Делай, что ты хочешь, думай, что ты хочешь. Будь тем, кем ты хочешь быть. Ты не можешь стать тем, кем, по твоему мнению, должен быть в моей жизни.
— То же самое можно сказать и о тебе, Гарри? Получается, что вы разыграли здесь для меня спектакль? — спросил Сириус с проступающим пониманием на все еще красном, покрытом слезами, лице.
— Ни на секунду не думай, что это было так. Да, я использовал рассказ о насилии, которым было полно мое детство, и его безрадостности, чтобы ты понял, насколько мне хорошо там, где я живу сейчас. Что бы ты не пытался убеждать меня в том, насколько плохи и жестоки люди, с которыми я общаюсь. Со мной они не такие! Это все, что имеет значение! — вот почему, о Мерлин, его должны были заботить какие-то Лонгботтомы, которых он даже не знал! Вот Корвуса, Воландеморта, Рудольфа и Рабастана он знал. — Ты не можешь выбирать за меня, на какой стороне мне нравится быть. Сириус, ты просто должен принять меня всего таким, какой я есть.
Сириус сглотнул, но прежде чем он успел что-то сказать, Гарри посмотрел вверх, прямо на Корвуса, и произнес торжественно и серьезно: — Теперь я готов.
Корвус тотчас воспользовался порт-ключом. Были выходные, и Гарри не нужно было ходить на занятия. Главное было попасть в башню Рейвенкло до комендантского часа.